Последние новости пользователя Елена Михайловна Леонтьева

Проблема 1: Непонимание друг друга

 

Если бы мы задумались, как неточно — а зачастую полностью неверно — мы друг друга понимаем, то были бы глубоко потрясены! А потом еще более обескуражены тем, как много надо приложить усилий, чтобы это исправить. Хорошие отношения — отдельный вид искусства, в котором почти все хотели бы преуспеть.

 

Мы верно понимаем в лучшем случае 20% чужих слов, а если 50% — это уже, считайте, неземное блаженство и родство душ. Проведите простейший домашний эксперимент: расскажите своему партнеру что-нибудь про себя и свои с ним отношения, про свои чувства, а потом спросите его, как он вас понял. Сверьте со своей реальностью.

 

Люди, как правило, могут более-менее точно понять друг друга, если говорят очень короткими фразами (два-три, а лучше одно предложение). У большинства внимание отключается уже после первого предложения. Все потому, что мы общаемся друг с другом каждый из своего мира — и на познание отличий мира другого человека от своего у нас недостаточно сил.

 

Меня как психолога всегда поражал этот факт: неужели нам совсем не нужно понимать друг друга верно? И мы вполне можем обойтись без этого? А когда влюбленные общаются «без слов» — это просто психологическая иллюзия, заботливо предусмотренная остатками нашей психобиологии с целью спариться и размножиться?

 

Думаю, что любая пара постоянно накапливает определенное количество коммуникативных ошибок (неправильного понимания и неэффективной коммуникации). В ходе этого накопления вызревают обиды и недоверие, а потом люди перестают нормально разговаривать: либо ругаются, либо молчат. Так это обычно описывают клиенты семейного психолога: «мы перестали понимать друг друга», «мы перестали разговаривать», «нам нужен переводчик».

 

Но не родился еще тот Коперник от психологии, который убедит людей в том, что плохо понимать друг друга — это нормально. Мы пока верим в то, что Земля покоится на черепахе, слоне и ките, а любящие люди способны с легкостью читать мысли и чувства друг друга — сколько бы свидетельств обратного мы не получали.

 

В этом смысле пары, которые с самого начала отношений берутся их прояснять, имеют шанс понимать друг друга лучше, хотя и не имеют опыта первичной идеализации, на которую удобно опираться в трудные времена («а помнишь, как здорово было в самом начале — вдруг опять получится»).

 

 

 

Но плохое понимание, недоверие и обиды разрушают уверенность партнеров в надежности их позиций. Преодолеть неуверенность в отношениях можно, контролируя их. Однако чрезмерный контроль приводит к борьбе за власть и независимость.

 

Оба человека, составляющих пару, склонны бороться за свое понимание вещей как за единственную реальность: «Нет, когда ты хочешь идти пить пиво с друзьями — это не потому что тебе нужны друзья, а потому что ты меня не любишь и тебе со мной скучно»; «Нет, если ты тратишь много денег, это не потому что тратить деньги — твой способ бороться с детским страхом бедности и утешаться, а потому что ты меня не уважаешь и тебе нужны только мои деньги»; «Нет, когда ты отказываешь мне в сексе — это не потому что ты устала и хочешь спать, а потому что наказываешь меня и манипулируешь». Таких примеров можно привести множество, все они довольно типичны.

 

Кроме этого, борьба за власть ведется на ценностном или культурном уровне. Мужчина «должен», женщина «должна», «в хорошей семье делают так» — все эти культурно-социальные клише сильно давят на пару на разных этапах ее жизни, постоянно подпитывая нужду в изобретении своей уникальной формы семьи.

 

Стандартная семейная терапия посвящена именно этому: лучшему пониманию друг друга и умению доносить свои мысли и чувства, а также осознанию тщетности усилий в борьбе за изменение реальности другого человека.

Проблема 3: Эмоциональная зависимость

 

Мы живем в эпоху расцвета особого психологического феномена — эмоциональной зависимости.

 

Экономическая основа семейного партнерства уходит в прошлое по мере того, как женщины ощущают все более сильное желание профессиональной реализации. На смену экономическим скрепам приходят эмоциональные, которые в ХХ веке назывались страстной любовью, а теперь все чаще обозначаются как эмоциональная зависимость.

 

Эмоциональная зависимость характеризуется автоматической защитно-наступательной реакцией в ответ на эмоции и поведение партнера, а также невозможностью опираться на себя и свои ценности в регулировании поведения. Мы становимся чересчур реактивными и «возвращаем» партнеру все его поступки, причиняющие нам боль.

 

Вроде все знают, что надо поступать в отношениях так, как бы вы хотели, чтобы поступали в отношении вас. Но при эмоциональной зависимости мы начинаем «зеркалить» партнера, чтобы он понял, как же некоторые его действия нам неприятны. Око за око, зуб за зуб — незыблемая аксиома семейной жизни для многих.

 

Именно поэтому находящиеся в эмоциональной зависимости склонны падать на самое дно человеческого поведения. При этом, как правило, такие пары имеют и обратный опыт — отзеркаливания хороших поступков. Делая друг другу больно, каждый надеется на партнера: что второй прервет этот порочный круг и окажется «лучше».

 

Вся эта игра очень увлекательна и может быть весьма стабильной жизненной стратегией, если у вас крепкие нервы. Эмоциональная зависимость цементирует отношения лучше ипотеки. Почему?

Кроме эмоций, опыт эмоциональной зависимости дает человеку о себе много такой информации, которой он нигде больше получить не может. Так что я думаю, что, как ни странно, эмоционально-зависимые отношения позволяют людям познавать себя — и это познание дарит им живые эмоции, зачастую весьма сильные. Вот почему такие отношения считаются участниками весьма ценными и желанными, даже если приносят много страданий.

 

Выход из эмоциональной зависимости возможен, но это требует много времени и усилий. А мы обычно хотим быстро — поэтому предпочитаем развод.

 

 

 

Как и раньше, желание рожать детей мотивирует людей создавать и воспроизводить семейные модели. При этом отношение к родительству изменилось: оно стало более поздним и часто вполне сознательным выбором. Сознательный выбор неизбежно подразумевает определенные жертвы: из-за детей многие готовы поступиться свободой и личными целями.

 

Так что главный стресс для пары — это по-прежнему дети и связанные с ними проблемы: психофизическая нагрузка, изменение жизненных практик, сексуальная разбалансировка, гендерное разделение и т.д. А обсуждение модели семейной жизни после деторождения — это то, обо что ломаются копья.

Многие партнеры чувствуют себя пойманными в семейную ловушку, не доверяют друг другу и не обсуждают свои индивидуальные цели и потребности в этом процессе.

 

Появление детей — период, когда пара вынуждена определять тип своего социального устройства. Все ценности предыдущего периода подвергаются угрозе переоценки. Прежде всего потому, что женщины и мужчины часто плохо представляют себе родительство.

 

На входе они получают множество невротических установок и социальных требований: идея всестороннего развития детей, система школьного образования, построенная на конкуренции, страх причинить ребенку психологическую травму и не справиться, желание исправить ошибки своих родителей и выиграть воображаемый конкурс на самую лучшую и прокаченную мать.

 

 

Несовместимость невротических родительских установок и культа индивидуализма — корень огромного психологического напряжения в современной российской семье. И прежде всего это касается матерей (в этом месте гендерная судьба проявляет себя во всей красе).

 

 

В чем главная проблема современных женщин? Они не могут сложить социальный и семейный паззл. Чтобы сделать ребенка счастливым, женщине надо все время быть с ним и сформировать надежную привязанность — но как же быть с эмансипацией, карьерой и личными целями, с комфортом и свободой передвижения?

 

Три года декрета неизбежно выдергивают из профессии, шесть лет — отправляют обратно в первый класс. При этом работающую мать общество часто осуждает: бросила ребенка ради карьеры. Неработающую, впрочем, тоже осуждают: сидит на шее у мужа. Но главный конфликт происходит, прежде всего, в душе самой матери, которая должна сделать трудный выбор. Мало кому хочется повторить все эти истории из детства: «Я рос с бабушкой, родители работали, мы мало общались».

 

Курьез в том, что на Западе господство теории привязанности сочетается с намного более коротким, чем в России, отпуском по уходу за ребенком (три года декрета — наследство позднего социализма, когда проблема демографии тоже была актуальна и ее пытались решить таким образом).

 

В России отпуск по уходу за ребенком с сохранением рабочего места возможен до достижения ребенком трех лет (165 недель), в Украине — 166 недель, в Литве — 106, в Эстонии — 82, в Западной Европе — от 6 до 12 месяцев, в США — до 12 недель (и работодатель не обязан его оплачивать). При этом почти во всех европейских странах существует «штраф за материнство» — понижение заработной платы после выхода из декрета. Подразумевается, что за время ухода за ребенком человек подрастерял рабочие навыки и теперь его труд стоит дешевле. Поэтому дети в этих странах гораздо раньше идут в ясли и детский сад, а матери — на работу. Но в подсознании наших женщин и мужчин прочно засела информация про три года отпуска: раз в законе так написано, значит — только так и правильно.

Крайне важно, что через полтора года заканчиваются выплаты матери с прежней работы, а зарплата мужа от этого никак не зависит. Ребенок же к этому времени требует не меньше внимания, а больше! Садик двухлетние дети могут посещать лишь на три часа в день, а ходить на полный день — только с трех лет. Прибавьте к этим обстоятельствам советы психологов не отдавать ребенка в сад раньше четырех лет, моду на длительное грудное вскармливание — и вместо рабочих перспектив и самостоятельных заработков женщина оказывается в тупике. Она обращается к мужу — а он тоже в затруднении: он целый день работает за двоих, потом домой приходит уставший, а там жена просит о помощи. Такая семейная система не выдерживает нагрузки.

 

Последствия длительных декретов для семьи в целом и для женщины в частности очень неоднозначны: вышедшие в декрет женщины теряют профессиональные навыки и социальные компетенции, а отцы несут двойную материальную нагрузку и переживают разобщение социальных целей с партнером.

В Европе сейчас активно идет пропаганда подключения отцов к родительскому процессу, да и у нас тоже — но полного успеха в этом направлении пока никто не достиг. Отцы в России редко берут декретный отпуск (2%), в том числе и потому, что им выгоднее работать: зарплата мужчины в среднем на 20% выше зарплаты женщины. Так что никакого гендерного равенства у нас нет и в помине. А вместе с его отсутствием — нет и рождаемости, вот парадокс! Пока женщинам невыгодно рожать — они и не будут.

 

 

 

Система «я воспитываю, ты зарабатываешь» работает — но в только в патриархальном укладе с высоким доходом мужчин. Но, разумеется, в такой системе вовлеченное отцовство почти невозможно из-за «разделения труда».

 

Получается парадокс, знакомый многим консультирующим психологам: в России устройство семей с высоким доходом (позволяющим женщинам не работать) аналогично устройству семей в бедных странах с низким уровнем дохода и отсутствием профессиональных возможностей для женщин!

 

В таком типе семей у женщин формируется материальная зависимость, потому что у них нет уверенности, что они могут себя обеспечить. А у мужчин создается ощущение, что семье они нужны, только чтобы зарабатывать, и что если уж они зарабатывают, то могут позволить себе «злоупотребление властью». По этой же причине отцы иногда «тормозят» с детьми, потому что для них каждый новый ребенок — это необходимость больше работать.

 

Конечно, есть множество женщин, которые полностью реализуют себя в материнстве — и это прекрасно. Однако с экономической точки зрения именно они менее всего защищены при разводах.

Ситуация с алиментами в нашей стране — позорная. Государство научилось хорошо собирать налоги, но почему-то не может заставить граждан платить алименты своим детям. Область алиментных обязательств между разведенными супругами остается договорной, и это создает массу проблем. До сих пор в нашей стране подать на алименты — значит воткнуть нож в спину. Отношения сразу переходят на новый уровень ненависти.

 

Но ведь это дикость! Если бы в этой области был порядок, всем жилось бы намного проще. Более того, я думаю, что в чьих-то чиновничьих головах есть ложная идея, что неурегулирование алиментов удерживает граждан от разводов и поэтому надо оставлять эту область непрозрачной.

 

Но факт остается фактом: брак теперь — не незыблемая крепость, а разводы — обыденность. В том числе и поздние. А к 40–50 годам, когда дети более-менее вырастают, уже сложно поверить в себя как в профессионала, с нуля добиваться того, чего твои сверстники уже давно достигли. К этому возрасту многие женщины находятся в сильном кризисе, потому что не получают не только социального признания, но и благодарности за свой «материнский подвиг». Спасибо, если они при этом не получают осуждения от отцов («Тебе было удобно, а я все это время зарабатывал и был в жутком стрессе») и от детей («А кто тебя просил?»). Хорошо, если к этому моменту у женщины, реализовавшейся в роли матери, есть материальные возможности для красивого потребления, благотворительности или путешествий с подружками. А если нет?

 

У молодых отцов есть свои психологические причины не настаивать на материальном вкладе женщины в семью, например, детский опыт работающей матери, которой не хватало, или матери-домохозяйки, которую они, наоборот, идеализируют. Для своих детей они хотят лучшего и потому поддерживают решение женщины уйти в длительный декрет или вообще больше не работать. Им кажется, что они со всем справятся сами.

 

Но потом мужчины жалуются, что потребности семьи велики, все время растут и их все труднее удовлетворить. Второй и третий ребенок рассматриваются как увеличение уровня стресса и ответственности. В профессии такие отцы семейства часто начинают выбирать деньги, а не свое развитие, а значит, становятся несчастны. Каждый второй жалуется на редкий секс с женой, ведь в супружеской постели спит ребенок, а женщина выматывается от домашней работы.

Да и в целом близость в паре может испаряться: слишком редко проводят время вместе, слишком мало становится общих дел и целей вне родительства.

 

За свои жертвы и заработок мужчины не получают удовлетворительной благодарности от семьи, а женщины — не получают признания за свой материнский и домашний труд. И это происходит даже в хороших отношениях, где семья — главная ценность! В такой ситуации нарастает разобщение и взаимное недовольство, но часто оно внятно выражается только на семейной терапии, когда пара приходит в отчаянии, разочаровавшись в семейной жизни и думая, что развод — единственное спасение и последняя возможность восстановить личные границы.

 

Молодые люди в современной России переживают глубокий личностный конфликт между любовью к детям и реализацией личных целей. Они хотят сломать негативные родительские сценарии или воспроизвести позитивные — но это происходит в невозможных условиях.

 

Поэтому все чаще молодежь вместо семьи выбирает одиночество, серийную моногамию или откладывает родительство, как слишком сложную задачу, на неопределенный срок.

 

 

 

 

Парная терапия входит в жизнь горожан стремительно, что обусловлено огромной потребностью семьи в поддержке. Ведь семью очень мало кто поддерживает и системно, и концептуально — так, чтобы это было убедительно. Зато отлично продается психологический фастфуд про «лечение эмоциональной зависимости» и неизбежность расставания. Поэтому мы постоянно бьём новые рекорды по разводам.

Но люди умнеют и понимают, что семья — настолько сложный и затратный проект, что стоит приложить усилия для ее сохранения. Или хотя бы для «экологичного» развода: все больше людей стремятся сохранить нормальные отношения после расставания и уберечь от страданий своих детей. И это очень достойная мотивация.

 

 

Конечно, иногда люди не совсем верно понимают парную терапию, надеясь, что терапевт поработает судьей на воображаемом судебном процессе и наконец рассудит, кто прав, а кто виноват, плохому вынесет приговор и назначит исправление, а хорошего поощрит.

Расходящаяся пара склонна впадать в состояние войны: он плохой, она хорошая — однако при минимально развитом психологическом навыке каждый быстро понимает, что к чему. Отрадно, что психологическая грамотность людей растет год от года и пары используют терапию, чтобы пережить кризисы и периоды недопонимания.

 

 

Трудности в семье не случайны: они обязательны и неизбежны. Но зачастую из трех участников терапии только психолог готов поддержать целостность семьи.

 

Дело в том, что в психологической науке прочно закреплено представление о семье как о «малом социуме», который функционирует по законам системы. В системном мышлении нет простого разделения на добро и зло: если система функционирует так, а не иначе, значит, ей это нужно для существования и только так она и может существовать.

 

Терапевты предлагают членам семьи именно такой взгляд на свои отношения: осознавать свои психологические механизмы как слаженные системные процессы. Системный подход отчасти снижает груз вины за неблагополучие, лежащий на членах семьи, и предлагает вместо вынесения суждений — наблюдение и изучение процессов отношений.

 

Кризисы — это ступени развития как человека, так и отношений. Поэтому стремиться преодолеть кризис и трансформировать отношения — это нормально. Когда пара приходит к новому консенсусу и преодолевает кризис, ее ждет еще один долгий период совместной счастливой жизни. До следующего кризиса, конечно.

 

 

Решение демографической проблемы заключается в том, чтобы стимулировать желание женщин рожать детей. Но необходимость выбирать между карьерой и материнством ставит женщин в неудобное положение. Поэтому они делают свой выбор весьма однозначно: рождаемость падает и падает. Поддержка семьи так незначительна, несмотря на лицемерную риторику, а гендерное неравенство так очевидно, что, скорее всего, мы просто тихо вымрем и империя больше не получит новых солдат — а на наше место придут более живучие и адаптивные системы.

 

Конечно, общество динамично развивается, и я уверена, что рано или поздно найдутся умные люди, которые поймут, что ключ к решению демографической проблемы — это одновременно поддержка профессиональных возможностей матерей и компенсация рисков домохозяек.

 

Что надо поддерживать профессиональные компетенции женщин, которые имеют или хотят иметь детей и которые хотят вернуться на работу. Для этого существует масса возможностей: через стимулирование работодателя давать женщинам и мужчинам возможность работать неполную рабочую неделю, через оплату нянь и пособий для бабушек, которые хотят помогать с внуками. Ясли должны стать новым этапом приложения усилий государства после садиков, школа — это вообще отдельный разговор, потому что она теперь тоже никак не помогает родителям. Естественный цикл «первый пошел в школу — второй родился» больше не работает, потому что школа не облегчает, а усложняет жизнь матерей.

 

Надо признать, что выращивать детей и быть домохозяйкой — весьма рискованная работа. Риск в том, что в случае развода женщина остается ни с чем, если дети выросли, и с проблемами, если они еще маленькие. Даже пенсии она не накопила. И кому это надо?

 

Во множестве стран продуманы способы компенсации риска для супруга, который растит детей. Законодательство в этой области весьма развито и формализовано. Не надо требовать от людей способности договориться самостоятельно там, где это невозможно: при разводе люди плохо договариваются, им надо помогать. Государственный контроль за заключением алиментного договора и обязательность алиментных платежей — такое же цивилизованное решение, как сбор налогов и штрафов.

 

Только создание поддерживающей социальной среды и внятного работающего закона будет способствовать желанию иметь первого, второго и третьего ребенка. А все остальное — профанация и даже вредительство.

 

статья написана автором для проекта "Нож" https://knife.media/club/troubled-families/

___________________________

Авторский курс Елены Леонтьевой "Психологическая реабилитация в психиатрии" https://elenaleontieva.gurucan.com/

Еще полтора года назад казалось, что вирус наполовину психический, но сейчас мне эта гипотеза нравится еще больше. Почему до сих пор не выявлены явные переменные в рисках этой болезни?  Кто умрет, а кто нет – лотерея. И сколько здоровых спортивных умерло, а больных и старых - выжило.  Значит, есть в этой болезни нечто неуловимое и антистатистическое. Назовем его "индивидуальное" – переменная, которая хуже всего поддается анализу. Мы не можем учесть фактор личности по той причине, что до сих пор думаем о своем теле и психике расщеплённо, отделяя  их друг от друга. 

Иммунитет - уже более сложное понятие, и, как мы поняли в последнее время, тоже довольно загадочное. Но фактора личности в нем тоже нет.

 

Однако мне, как психологу, очевидно, что отношение человека к болезни, те стратегии, которыми  он пользуется во время болезни, его эмоции и реакции  - очень индивидуальны и личностно окрашены. И я думаю, что они очень важны, возможно, более важны, чем нам кажется сейчас. 

Основная поражающая психику мощь этого вируса – внушение организму смертельной угрозы. Паническая атака в глобальном масштабе. Страх – оружие почище ядерного. "Умер от страха" – сегодня это уже не только фигура речи.  Многие болеют смертельной болезнью или ждут, умрут они или нет.  По сути, это заболевание легко может стать травмирующим психику событием.

 

Лично я сделала одну ошибку: я таки сдала анализ на антитела через три месяца после прививки. Эти три месяца я чувствовала себя вполне защищенной, и много раз встречалась с вирусом. Многие мои  знакомые и клиенты болели,  я чувствовала себя прекрасно.  

Сдаю на антитела – ноль. Конечно, я очень расстроилась, особенно после того, как интернет=медицина  рассказала мне, что обычно так бывает у людей с плохим-преплохим иммунитетом. Я расстроилась и испугалась, хотела еще чем-нибудь уколоться. Но не успела. Мою

психологическую защиту атаковал страх, и через месяц я заболела. Те, у кого антитела есть – точно чувствуют себя лучше, их психическая защищенность выше, я бы даже сказала, что люди гордятся своим уровнем антител. И это хорошо.

 

 

Вообще, если смотреть на развитие человека сквозь лупу психологии, то становится очевидно, что его развитие состоит из попеременного преодоления разнообразных страхов. Так мы  вначале преодолеваем младенческий ужас (мы рождаемся совершенно беспомощными перед  всесильным  миром),  потом испытываем страх темноты, где скрыты всякие потусторонние чудовища.

Мы преодолеваем страх и быть личностью, иметь своя «Я», социальные страхи ( "осудят" /"отвергнут" / "разлюбят", а потом и "замочат"), страх конкуренции и самопредъявления, нарциссический страх не быть значимым. 

 

Мы преодолеваем страх любви (потери себя и другого) – во многом, самый трудный для преодоления. Ведь любовь заставляет отказываться от предыдущего опыта  и способов справляться со страхами, которые нажил до нее. Объект любви всегда чрезвычайно опасен. А мы этого не любим, поэтому с любовью много сложностей - перед ней очень много страха надо преодолеть.

 

Страх смерти – король и интеграция всех предыдущих, ибо со смертью заканчивается история и ничего уже не поправить, плюс это биологический инстинкт всего живого, нам вроде все еще свойственный. 

Ну кто как мог, так и научился: какие-то страхи преодолел, какие-то - нет.  Кто по психологам ходил – тот молодец, и хотя бы знает свои страхи в лицо. Кто не ходил – тот так же их в лицо узнал, просто без подготовки.

 

Важно разводить информационное воздействие вируса (страх) и непосредственно его воздействие на человека. Именно информационное воздействие атакует паникой миллионы людей, просто валит их с ног, запирает дома, заставляет бояться друг друга, ослабляет их защиту. От избыточного страха люди становятся неадекватны. Вирус разделяет и властвует, одним словом. Вирус страха, где все вокруг опасны, а главная опасность – ты сам для себя. Поразительно, да?  Твой иммунитет может взбеситься и замочить себя с перепугу. Вирус  страха и самоуничтожения.

 

Думаю, что сейчас мы все проживаем период преодоления страха, такой у нас этап развития или взросления. После тяжелой болезни дети обычно резко взрослеют. Или, наоборот, регрессируют. Надеюсь, и мы повзрослеем, а не наоборот.

 

Конечно, мы его переживем. Мы даже ядерной войны перестали бояться, а она точно страшнее коронавируса. Нет, ну правда, почему теперь никто не боится ядерной войны? Я в детстве очень боялась, помню. А потом как-то это чувство рассосалось.

 

Страх – это чувство, эмоция,  психофизиологическое явление. Он нам необходим, чтобы выжить, избежать опасностей.  Но мы не можем слишком долго бояться – это очень ослабляет организм и готовит его к поражению. 

 

 

И делаем это довольно умело. Люди невообразимо бесстрашны по сравнению с животными. Вспомните, как вы справлялись и сейчас справляетесь со страхом темноты – эти способы работают всю жизнь.

Про отрицание  в качестве психологической защиты все уже хорошо поняли.  Если честно, я так завидую тем, кто умеет отрицать очевидное. Мне всегда  это было плохо доступно. "Нет коронавируса - ни у меня, ни у тебя, да вообще нет. Все это - заговор рептилоидов и ротшильдов"- ну красота же! 

 

Год назад эта защита доминировала, сейчас на массовом уровне она уже не работает, а на индивидуальном работает прекрасно – очень многие отрицают, что они болеют  (ну хотя бы несколько дней, пока ПЦР не сдадут).  Больше боятся государства и соц мониторинга, чем самого вируса. Меня очень удивило, что когда я отменяла приемы и встречи, то писала, что на карантине, и никто почти и не понял, что я болею. Карантин - еще не повод для болезни :)

 

Сейчас  мы включили другую защиту  – смещение страха заболеть на страх привиться от болезни. Действительно, это очень хорошая защита. Она лишает вирус страха огромной части боевой мощи! Ведь если прививки могут быть так же опасны, значит, не такой уж он и ужасный, а то все прививались бы как миленькие. Извините, опасностей много -  вставайте в очередь! Сначала люди преодолевают страх делать прививку. Прививка - во многом ритуальное действие, а ритуалы мы любим, и они помогают. Надо сделать прививку и обязательно всем рассказать, какой ритуал без хорошего рассказа? В идеале надо еще и почувствовать «воздействие», так чтобы уж наверняка сработало.

Сейчас еще происходит стадия торга  – если прививки не защищают на 100 процентов, зачем тогда их делать? Люди хотят стопроцентных гарантий, торгуются со страхом. Да, на рынке не очень страшно, согласна. Почему-то при этом люди забывают, что почти все детские прививки не гарантируют стопроцентной защиты от болезни. 

 

Так  что я не вижу особой проблемы в том, что люди, как обычно, делятся на два лагеря, и в дискуссии сливают аффект. 

 

Километры лент Фейсбука посвящены спорам о прививках, и это хорошо. Разделяй опасность на фрагменты и бойся меньше – это работает.  Недавно имела светскую беседу на пляже с дамами почтенного возраста на тему, что страшнее: рак или вирус. Некоторые дамы были в теме и однозначно постановили, что рак страшнее.  

 

Больше всего почтенные дамы-избиратели сетовали на то, что государство не смогло их  убедить в том, что надо делать прививки.

 

Люди хотели бы в лице государства добрую маму, когда болеют, но получают в духе времени тревожную, непоследовательную и гиперконтролирующую мать.  У нас надо признать, не все так плохо – на дом лекарства приносят, зачастую довольно дорогие и на КТ возят. И медики уже второй год на войне живут. Если бы еще не так пугали, вообще было бы без претензий. 

 

Россияне, конечно, в массе показали себя самураями: полное презрение к смерти. Мы даже не понимаем, насколько мы в этом крутые.  Многие скажут – что же это за жизнь, которую потерять не страшно? 

Любую жизнь потерять страшно, но жизнь на паузу не поставишь и в панике не окуклишься на годы. Постановка жизни на паузу - это и есть смерть.  

 

Как-то нам удалось тревогу и ограничительное поведение  принять в качестве доминирующего образца поведения, но в экстремальных ситуациях проявляется коренное, народное, паттерны да скрепы – запугать нас надолго и всерьез сложно. На длительной дистанции (а эта ситуация не закончится завтра) – уверена, наша стратегия (болеть, но не запираться) правильная. Мы просто научимся с этим жить, и все.

 

 

Я, если честно, вообще не боюсь прививок. Я делала прививки и пострашнее, и меня никто не спрашивал. Например, от оспы. Очень рекомендую погуглить  картинки детей привитых и непривитых от оспы.  

 

То есть, непривитый мальчик - это лютый peacedos, а у привитого видно, что оспа есть, но peacedos не лютый. Короче, укололась бы и не раз, чтобы не болеть тяжело. Прививка у меня была, антител не было, переболела я довольно легко, считаю. Хотя испытала длительный и сильный болевой синдром: две недели мигреней при непомогающих обезболивающих - так себе радость.  И как будто все радикулиты и боли  в спине, когда-то у меня бывшие, заболели разом. Не похоже это на грипп. Так, чтобы реально не понимать: это тело от вируса ломит или реально спина сломалась? – не испытывала такого раньше. 

 

Но то, что у меня была прививка, успокаивало и давало надежду (да и врачи подтверждали, что с прививками легче болеют). Ну и работа с аутоагрессией, естественно. Забавно, что накануне на Алтае мне приснился психоделический сон, в котором показывалось почему люди умирают. Они умирали, когда прекращали меняться и развиваться. Потом просто улетали куда-то. Так что, развивайся или умри, как говорится. Намек бессознательного был принят и пришлось решить парочку зависших экзистенциальных  вопросов.

 

Температура у меня была всего три дня и я решила, что буду потихоньку работать. Терапевтировать со смертного одра получается виртуозно! Не делаешь лишних движений, а это всегда работает на клиента. Работа и природа – лучшее мое лекарство. 

 

А теперь про индивидуальный опыт переживания болезни. Конечно, это очень экзистенциальная история.  Мне тоже пришлось преодолевать страх. Опыт в  быстром темпе – это не про долгую борьбу с болезнью,  все решается за пару недель-месяц.  Это быстро, и на долгое невротизирование просто нет времени.  Из-за скорости экзистенция загустевает до простого расклада: ты можешь умереть, если твой организм суицидально настроен и ты разбалансирован.

 

Под суицидальным настроем я подразумеваю все возможные личные причины умереть или сильно страдать (тяжело болеть).

 

Наше тело и психика едины,  иммунитет – понятие, отражающее во-многом согласие тела с самим собой и с окружающим миром. Страх – ведущий регулятор этого процесса. 

 

Нас мучает совесть, ошибки прошлого, вина, обиды, несбыточные надежды, многолетнее застревание в жизненных тупиках, несовершенство и неудачи, недостаток любви,  неоправданные ожидания от себя и других, бессмысленность и разочарованность в собственной жизни. И если обмануть других легко, спрятавшись за разнообразными образами и социальными масками, то себя и тело обмануть невозможно. Виновен – плати! В тебе нет смысла и любви? Умри!  

 

 

Влечение к смерти - не выдумка фрейдистов,  и мы все рано или поздно умрем. И у  нас всегда есть причины себя убить или желать себе страданий. Уж психологи много про это могут рассказать. Они, собственно, трудятся над тем, чтобы люди к себе относились милосерднее.  Повторюсь, у нас есть множество причин для аутоагрессии, поэтому, зачастую, люди даже не знают, как подступиться к тому, чтобы полюбить себя. 

 

Так что я бы рекомендовала решать свои личные задачи, не затягивая, не дожидаясь наступления экстремальных обстоятельств и сбитого с толку иммунитета.

 

Коллективной аутоагрессии тоже достаточно: целый год я развлекалась вопросами к разным людям – заслужило ли человечество такие испытания? И (внимание!) все говорили – да, конечно!  Убедительно, по-прокурорски, вещали про загрязнение окружающей среды, пластик в океане и то, что человечество – раковая опухоль на теле Земли. Коллективного милосердия обнаружилось так себе, на копеечку. Заставляет беспокоиться такой настрой, если честно. Хорош уже желать нам всем гибели, товарищи!

В качестве совладания со страхом так же необходим четкий план действий (когда и какие анализы сдать, куда, если что, госпитализироваться, где взять деньги и лекарства). Поддержка друзей и близких (кто, если что, заберет детей и кота), медицинская помощь (на данный момент ее возможности очень многообразны: от бесплатной государственной медицины до платной любой, главное, не бояться ее получить). 

 

Страх должен направить внимание на конструктивное лечение. Делать это надо быстро, в первые три дня болезни. Нужен план. Все протоколы есть уже в интернете, на самом деле уже многое понятно и известно. Чтобы конструктивно болеть, надо успокоиться и убрать общение с истериками. Успокаиваться надо так как мы обычно это делаем. Алкоголь не в счет (хотя кому-то возможно и в счет), но не единым алкоголем живы.  Два стаканчика пломбира в вафельных стаканчиках  в день - не хуже! Когда еще себе такое позволишь!

 

Я воздержалась от официальной болезни, потому что довольно быстро взяла ситуацию под контроль. Но если это  не удается, то обращение к государственной медицине успокаивает и это правильный вариант. 

Не стоит опасаться социального мониторинга, от него можно отказаться, а медицинскую помощь при этом получать. Надо не бояться отказываться от контроля государства. Оно делает свою работу, но не обязательно в этом участвовать.

 

Звонки с требованием делать селфи по пять раз на дню бесят, а не успокаивают. И только питают страх. Очень надеюсь, что рано или поздно вредность этих действий будет осознана вместе с пониманием того, что надо избегать контактов в активной фазе болезни. Среди последствий болезни – очень часто присутствуют симптомы тревожного расстройства.  Думаю, они являются частью пережитой психической травмы и нуждаются во внимании.

 

Лично для меня главным лечебным фактором стали прогулки в лесу  наедине с собой – движение помогает пережить вирус легче. Разгоняют напряжение. Думаю, движение вообще очень важно – надо эвакуировать эту избыточную тревогу, которая может перерасти в панику.  И кровь не загустеет. А контакт с природой помогает психологически сбалансироваться, успокоиться. Так что мои главные лекарства от страха – лес, деревья, речка, голубое небо над головой и честный разговор с собой.

 

 Впервые статья опубликована автором на портале https://snob.ru/profile/31455/blog/400115

Запись эфира "Теория привязанности и личные границы" - беседуют семейные психологи Елена Леонтьева (Elena M. Leontieva)  и Ольга Головина ( https://www.facebook.com/profile.php?id=100030840301038&ref=content_filter). Это первый эфир в цикле эфиров о теории привязанности, следующий эфир будет в среду, 28.04.21 в 19:00 в инстаграме https://www.instagram.com/leontieva.elena.m/

 

Статья Елены Леонтьевой на портале "Нож" "Рождение ребенка или личные границы? Почему мы не хотим рожать детей и как невротизирует родителей психология" https://knife.media/children-destroy-...​

 

Будем благодарны за обратную связь! Напишите нам, как Вы понимаете для себя теорию привязанности?

 

Откликается ли Вам повышенный интерес в современном обществе к этой теории в родительстве и партнерстве?

 

 

Социальное обнажение становится новой нормой, а понятие частной жизни - диковинкой и архаическим образом жизни. Пока не все готовы на сетевой стриптиз, но тренд и скорость его движения очевидны – никаких тайн скоро не останется и мы сами все про себя расскажем. Потребность делиться стремительно взлетела на верхушку пирамиды потребностей.

 

Интернет и соцсети кардинально меняют практики самопрезентации и психологию самовосприятия, вовлекая в себя все больше людей. Аудитория Фейсбука  в 2020 достигла 2,6 миллиарда пользователей. 500 млн человек каждый день выкладывают свои фотографии в сторис  Инстаграмма, женщины и мужчины примерно поровну. Цифры красноречивы – соцсети создают невиданные доселе массовые объединения людей. Мы обмениваемся информацией, создаем ее и пытаемся осознать себя индивидуально и коллективно как партия Интернета.

 

Мы пробуем новый способ обращения с любой информацией – мы ей увлеченно делимсяи потребляем, потребляем, не отвлекаясь от гаджетов по несколько часов в день. Увеличение количества подписчиков - то, что люди просят у Деда Мороза и ставят в личные цели. Дети бредят ю-тубом, снимают видео и мечтают зарабатывать миллионы на рекламе, рассказывая о видеоиграх и кулинарных экспериментах. Сетевые нигилисты, конечно, тоже есть, но их все меньше, меньше и меньше. Существуют ли они вообще в современной версии реальности – вот в чем вопрос.

В мире, в котором население растет настолько стремительно (нас 7,8 млрд на 2020 год), вопрос своего места в социуме стоит очень остро. В таком огромном количестве людей легко потеряться.  У нас у всех есть потребность быть замеченным, прокричать в толпе «Я здесь и я особенный!» и получить на себя отклик - мы социальные существа. Потребность быть увиденным и замеченным,рассказать свои истории особенно обострилась во время карантина, взорвав сети разными творческим проектами. Увеличение количества знакомых/друзей и принадлежностей к разным сетевым группам становится мерилом успешности, уверенности в себе и своеобразной психологической защитой. Действительно, количество подписчиков и друзей увеличивает количество полезных связей и скорость получения необходимой информации. 

 

Однако, соцсети меняют нашу психологию, ставя ряд проблем, часть из которых уже решены, а часть которых пока нами осмысляются. Рассмотрим сегодня некоторые из них.  

  Источник иллюстрации: https://instagram.com/explore/tags/giuliajrosa/

Есть расхожее выражение: «не запостил в сети - будто и не было». То есть, если другие люди не видели фотографии и отчет о событии, в его достоверности возникают сомнения. Событие, не показанное другим людям, непостижимым образом становится неполноценным. Странно, не правда ли? Есть и другая позиция, более древняя, отраженная в мудростях-установках: «счастье любит тишину», «хочешь быть счастливым - никому не рассказывай про свое счастье». Анализ нашего поведения в соцсетях показывает, что коренным изменением нашей психологии стало отношение к чувству зависти и необходимости защищаться от зависти других людей. (https://psychoanalysis.by/2019/04/01/статья-мелани-кляйн-подход-к-тревоге/) 

 

Защита от зависти веками заботила людей самых разных культур. Тайна личной жизни, детей, благосостояния, важных сделок, здоровья - все эти важные вещи люди охраняли от сглаза друг друга, считая, что зависть и особенно черная зависть (желание отобрать или разрушить) – мощное и страшное психологическое оружие, от которого надо хорошо защищаться. А что же 21 век и сетевая жизнь напоказ? Мы больше не боимся зависти?

 

Зависти мы боимся по-прежнему, но есть дела поважнее. Возможности социальных сетей и расширение социального поля заставляют эволюционировать древние психологические защиты, предлагая демонстративное поведение и самораскрытие как более адаптивное и приводящее к успеху.  

Есть и новаторские сетевые изобретения, как защититься от дурного глаза – например налепить на лица детей зверюшек. Это наверняка сработает! 

 

Потребность участвовать в демонстративной конкуренции (показывать, что я хороший/лучший и у меня есть хорошие вещи/дела/события) стала гораздо сильнее потребности защищаться от зависти. Опасность исходит не от того, что люди тебе позавидуют. Гораздо страшнее, что они тебя вообще не заметят и не узнают, что у тебя есть хорошего. Таким образом, можно сказать, что соцсети - это мир победившей белой зависти, где все завидуют друг другу, и это нас стимулирует на достижения, а не побуждает отобрать и поделить нажитое непосильным трудом. Дезактивация древней защиты от зависти отлично продается, от этого страха приятно избавиться. Отказ защищаться от зависти связывается с самореализацией, полным раскрытием своей личности и в целом психологическим апгрейдом.

 

 

 

Тысячи курсов и блогеров учат людей рассказывать о себе в соцсетях, продвигать личный бренд и вести блоги. Мы привыкаем относиться к себе как к товарам на полке гигантского социального супермаркета, но в реальности мы ощущаем себя товаром только в определенных случаях (на собеседованиях, например), да и то далеко не всем такое мироощущение близко. Как только по отношению к себе прозвучало словосочетание «личный бренд» - начался увлекательный психологический процесс, который можно назвать расщеплением во имя социальной победы. Проблема этого процесса в том, что мы становимся заложниками маркетинговой стратегии  Себя/Персоны, что неизбежно ведет к некоторой утрате спонтанности и цензуре определенных сторон личности и жизненных событий (https://ru.wikipedia.org/wiki/Персона_(архетип) ).

 

 

 

Некоторые выкладывают посты только о достижениях, или только красивые фоточки с профессиональных фотосессий, где люди не похожи на самих себя.  Другие позиционируют себя как супермам, профессионалов, шутников, экспертов, борцов за права животных и людей и т.д. Люди много времени тратят, чтобы решить, что выкладывать, а что нет. В итоге для многих жизнь в социальных сетях и реальная жизнь мало похожи друг на друга, человек может сильно страдать - и в этот же момент выкладывать жизнеутверждающие посты или фотографии из путешествий, где ему было не очень хорошо.  Очень часто мужья с женами не дружат на фейсбуке, а дети закрывают страницы от родителей. Также не очень понятно, как количество друзей и подписчиков связано со связями, которые мы поддерживаем в офф-лайне. У меня тысяча друзей, про  которых я знаю, куда они поехали в отпуск, с кем обедали в ресторане и какие дипломы и награды недавно получили. Но сколько из этих людей когда-нибудь бывали у меня дома или знают про мои проблемы? Ведь близкие отношения мы можем устанавливать с весьма ограниченным кругом людей, даже если мы очень социальны и при знакомстве первым делом отправляем запрос на дружбу в Фейсбук. Так сколько же у меня настоящих друзей, которые вспомнят про мое существование, если меня заблокируют в соцсетях и поддержат в трудные времена? Кстати, недавно я отчасти получила ответ на этот вопрос, когда проклятые у&бки взломали мою страницу в инсте – многие поверили, что с моей мамой случилась беда и перечислили деньги мошенниками. В том числе и мои клиенты! Было и стыдно и приятно одновременно. Вот знаю теперь, что клиенты в беде не бросят – добрые люди. А иногда люди пытаются понять реальность  и постят письмо счастья от ФБ, под которым истинные друзья должны расписаться в своем присутствии, вспомнив совместное событие.

Самого по себе знания (информирования) о жизни друг друга становится достаточно, чтобы считать друг друга друзьями. Это иллюзия дружбы? Или не иллюзия? Я знаю о твоей жизни, ты знаешь о моей — значит, мы близки? 

 

Есть несколько решений проблемы реальности в соцсетях. От выбора зависит стратегия поведения:

 

 

Они спокойно существуют параллельно. Правда не очень важна, важна иллюзия. Мы можем существовать в разных реальностях, и это здорово! В соцсетях я могу быть роковой красоткой, в жизни - скучным офисным рабом, ну и какому какое дело? Инстаграм доводит этот подход до совершенства. У меня в инсте красные волосы, которых в реальности у меня даже в подростковом возрасте не было, ну и что? Такое решение проблемы позволяет отлично компенсироваться и развлекаться, но ведет к появлению большого количества фейков (например, фейковых врачей, психологов, юристов и т.д.).

 

 

 

Здесь все просто и честно. Частная жизнь сокрыта от большого социума, зато профессиональная площадка очень важна для продвижения и механизмов социального контроля (обратная связь от клиентов, профессиональные связи, наказание «плохих» профессионалов, обсуждение этических, теоретических и прикладных проблем).

             

 

Люди, которым такой подход ближе, много жалуются психотерапевтам на то, как у других все хорошо в соцсетях, они не допускают зазора в реальностях, верят тому, что показывают другие. Нарциссические и истерические черты отлично эволюционируют в мире соцсетей. Нарциссический характер с точки зрения доминирующей когнитивной схемы (мышления) — это человек сравнивающий. Он все время сравнивает: кто лучше, а кто хуже, что лучше, а что хуже.При такой стратегии в Сеть выкладываются в основном посты, повышающие социальный рейтинг или максимально типичные для референтной группы.

 

 

Попытка объединения реальности соцсетей и обычной жизни была поддержана психологической культурой, исповедующей самораскрытие, движением новой искренности (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F_%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C ) , неугасающим интересом к жизни знаменитостей, популярностью сторис. Для людей, которым близок этот подход, соцсети - основная площадка для контакта с большим миром, своеобразное  зеркало, в которое  они смотрятся каждый день. На других посмотреть и себя показать.

Учитывая наконец-то услышанный массами античный призыв «познай самого себя», многие из нас используют Сети как возможность психологического развития. В частности, инструмент Селфи в широком смысле отсылает нас к стадии зеркала по раннему Лакану  (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D1%8F_%D0%B7%D0%B5%D1%80%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D0%B0), в которой ребенок  6-18 месяцев очень интересуется своим отражением  в зеркале и узнает себя в мире с помощью зеркала (в отличие от шимпанзе, которое быстро теряет  к нему интерес).  Особенности человеческой психики и устройства мозга во-многом построены на отражательной или отзеркаливающей природе психики, и, видимо, нам есть еще куда развиваться, учитывая миллиарды коллекций cелфи.

 

«Гляжусь в себя как в зеркало до головокружения» - что-то такое очень хочется в себе разглядеть, поэтому не имеет значения, что селфи почти одинаковые, нам все равно интересно их делать, выискивать удачные и постить те, где мы себе нравимся. И совпадаем с собой Воображаемым (Прекрасным, Успешным, Веселым, Уверенным, Загадочным и т.д.) 

 

 

 Страницы в сетях становятся документом о жизни человека, его житием в картинках и текстах. 

Скорее всего, страничка с Сетях останется после смерти (так и не решен пока вопрос, что делать с сетевыми мертвецами). Возможно, в любовно возделываемых страничках есть наша надежда на память и сетевое бессмертие. Тут мы сами все контролируем, не надеясь на память потомков.

Самое интересное изменение, конечно, происходит в культуре стыда , которая веками регулировала человеческое поведение в социуме. «Что люди подумают?» меняется на «Пусть люди обо мне подумают, я хочу им о себе рассказать». С точки зрения психологии, внимание человека фокусируется на внешнем образе, на впечатлении, которое он создает в социальных сетях. На том месседже, миссии и послании миру, которое он хочет донести до максимального количества людей. Такая необходимость стимулирует углубление самопознания - надо как-то эту миссию понять и послание сформулировать.  .

 

Собственное поведение в соцсетях становится отдельной строкой самопознания и психологической практикой.  Самораскрытие — это не просто, но поскольку наше научение во-многом основано на подражании и повторении (опять же, зависть помогает ориентироваться: завидую — значит мне это нравится), то всегда можно посмотреть, как это делают другие, и сделать также.

Поэтому масса страниц в инсте очень похожи между собой. Одинаковые позы, одинаковая одежда, похожие тексты, одни и те же студии для фотосессии в интерьерах, в которых авторы аккаунтов никогда не жили. Или жили и живут. То есть, это даже не попытка выразить свою индивидуальность и создать свой дневничок. Это попытка подогнать свою индивидуальность под эталоны, у которых много подписчиков.

 

 

Люди - существа любопытные и нуждающиеся в принадлежности к определенным социальным группам, к узнаванию своих и чужих.  С этой потребностью связан во многом интерес к частной жизни - кто что ест, где отдыхает, с кем дружит, что носит и чувствует. Множество однотипной информации позволяет лучше ориентироваться. Одинаковость — это мерило принадлежности к группе, к определенной норме и демонстрация культурного кода. Вот в этом месте мы по-прежнему пользуемся весьма древними механизмами.  Инстаграм становится идеальным местом реализации иерархического инстинкта, активной демонстрации доступа к престижному потреблению (или потреблению, считающемуся престижным в референтной группе). Зачастую, чем скромнее и проще человек был в прошлом - тем тяжелее его инстаграмный люкс и ярче его павлиньи перья. Плюс чистая и невинная конкуренция без защиты от зависти.

 

 

Сообщение о своих эмоциях/чувствах/состояниях в сетях – терапевтическое действие. Публичное выражение возмущения, радости, злости, обиды, любовь, желание и т.д. помогает обрести эмоциональный баланс и получить поддержку. А поддержка в нашем мире – социальное золото. 

Новая искренность приводит к определенным эмоциональным изменениям: помимо исчезновения защиты от зависти трансформируются страх, стыд, стеснение; закрытость как качество внутреннего мира потихоньку исчезает.  Люди делятся своими проблемами, широким спектром эмоций, показывая себя с разных сторон - не только с парадного фасада. Вместе с этим открывается легкий доступ к ресурсам поддержки  - можно пожаловаться на свои злоключения в соцсетях - и тебя точно пожалеют, выразят злость на обидчиков и посоветуют что-то полезное. В реальной жизни на то же самое действие уйдет неделя, а в соцсетях весь процесс может занять несколько часов. Политические и социальные процессы также живут своей жизнью в соцсетях и формируют коллективное отношение к происходящему или поддерживают поляризацию. Очень важно, что Сети позволяют многим людям эвакуировать свою агрессию, свойственную им в силу природы. Так называемые тролли, получающие удовольствие от сетевого срача – эволюционное достижение. Возможно, в жизни они пушистые зайки, потому что надрались вдоволь в соцсетях.

 

Эмоции в сетях самые настоящие , для нашего мозга разницы нет – сидите вы в телефоне или разговариваете вживую. Поэтому в моменты коллективного напряжения или каких-то важных событий они поднимаются до высоких температур. Паника, возмущение, травля – все это влияет на нас на природном, биологическом уровне. Иногда в сетях видно, что просится в поле коллективная радость жизни и все начинают постить лето, море, цветочки и предметы искусства. Все эти эмоциональные волны, конечно, зависят от вашего социального поля и сетевой реальности ваших друзей. По большому счету, это тот же телевизор, но чуть иначе устроенный и по степени воздействия такой же серьезный, как у пенсионеров, у которых целыми днями не выключается телевизор. Так что тут без иллюзий. Поэтому сетевой детокс и френдоцид – одно из главных средств стабилизации своего эмоционального состояния, если слияние с сетевыми эмоциями уже вредно для организма. Очень рекомендую блок на 30 дней – потому что есть люди, которых вы не можете выносить часто, а вот раз в 30 дней - в самый раз. Если бы настройки в офф-лайне были бы такими же простыми!

 

В заключении расскажу, какие у психологов  и у меня лично проблемы в Сетях.

Поскольку по общей традиции психологи не дружат со своими клиентами и избегают общения вне терапии (чтобы легче было соблюдать правило конфиденциальности), дружить с клиентами на Фейсбуке тоже не очень-то удобно. Плюс есть психоаналитическая традиция, в которой терапевт — это экран для проекций клиента, значит, желательно, чтобы клиент мало знал о жизни терапевта. Но психологи тоже люди и хотят всего того же, что и все остальные, а также нуждаются в рекламе, что побуждает, наоборот, демонстрировать свою жизнь и идеи своим клиентам. Клиенты тоже хотят изучить терапевта, прежде чем доверять ему свои тайны. И хотя до сих пор есть сообщества, где существует рекомендация не заводить соцсети или ограничивать в них активность, все эти ограничения будут очень скоро сметены общим процессом.

 

Однако, лично для меня есть разница между частной жизнью и сетевой. Когда мне очень хорошо и я полностью в моменте, мне не хочется достать телефон и все зафоткать, я немного тот индеец, у которого фотографии крадут душу))). К тому же я выросла в семье демонстративных родителей, поэтому приходится всю жизнь работать с отвращением к такому типу поведения в себе. Но я стараюсь! И часто делаю сторис в отпуске, чем очень горжусь)). Хотя, если честно, в Сети предпочитаю общаться тематическими текстами: у меня есть профессиональная страничка, где, как мне кажется, есть вся инфа, которая обо мне нужна, кроме того, что я ем, где гуляю и с кем дружу: https://www.facebook.com/leontieva.elena.m/

Новый рассказ Елены Леонтьевой "КОНСУЛЬТАЦИЯ МЕРТВЕЦА"




Или он псих, или психологи преувеличивают свое понимание человеческой психики. Процентов двадцать понимают, а остальное... Потемки и психоаналитическая яма. Гаденькая неопределенность, как сейчас модно. Может то, что с ним случилось в последние месяцы - последствия Вируса? Вирусу не жалко, он готов стать причинностью любых загадочных явлений.

Однако, после карантина привычная жизнь свое отвоевала и психолог вернулся в любимый офис на Смоленке, чему был очень рад. Трехмерные клиенты, с руками и ногами радовали до слез. Он смертельно устал от он-лайна. Коллеги два месяца ожесточенно спорили в сетях о терапии в он-лайне. Профанация или творческая адаптация? Есть контакт – нет контакта? Что делать с телом и как работать с травмой? Спор об истине вышел жаркий, фейсбук пучило от злости и полярностей. Работы тем временем только прибавилось. В психоаналитической яме оказалась большая часть населения, которому наплевать на споры психотерапевтов. Многие решили немедленно развестись, некоторые боялись умереть, большинство вынуждены были остановиться и посмотреть на себя пристально, без спасительной суеты. От себя стало не отвертеться.

Саша Косулин энергично крутит руль, ища парковку. Около офиса есть несколько бесплатных мест, но их не поймать. После трех накрученных кругов он паркуется за шлагбаумом типографии. Охранники типографии вышли на новый уровень сервисной коррупции и деньги за нелегальную парковку получают переводом на карту, а также присылают по вотс апу поздравления на 23 февраля и Рождество. Москва двадцатых – королева сервиса. Он поднимается по лестнице, задерживается взглядом на соседнем офисе, в котором пожилой рокер дает уроки игры на гитаре. Дверь открыта и он видит перебирающих струны учителя и его ученицу – лохматого подростка невнятного пола, фанатеющего от рок-кумиров родителей. Психолог улыбается и заходит в офис.

Понедельник – приемный день. Семь рабочих часов. В начале новый клиент Тимофей Михайлов от Гали Донецкой. Запись сделана еще три недели назад по смс. Смутно знакомое имя и аватарка, может он уже когда-то приходил? Клиенты, которые заходят на разок, запоминаются редко, зато при следующем посещении сразу вспоминаются, неважно, сколько лет прошло. Память у психолога прекрасная.

Любимая работа ждет, и вот уже новый клиент спрашивает код домофона. Косулин пишет номер, хотя уже отправлял его в стандартной установочной смс-ке. Есть такие растерянные люди, которые легко путаются в трех дверях. Психолог идет навстречу и, открыв дверь, сталкивается с клиентом нос к носу.

- Однако, вы быстрый! – удивился психолог. Он только-только отправил код домофона, а Тимофей уже стоит перед его кабинетом на четвертом этаже.

- Да, могу, когда захочу, - соглашается высокий темноволосый мужчина средних лет. Его изящное лицо с тонко прорисованными чертами на фоне черной дубленки кажется бледным и безжизненным.



- Косулин приглашает его в кабинет. Тимофей быстро устраивается на диване, не снимая дубленку.

- Вам холодно? – удивляется Косулин. В кабинете очевидно тепло.

- Да, прохладно. Тимофей поеживается и остается в одежде.

- Вы от Галины Донецкой, верно? Косулин предпочитал клиентов по рекомендации.

- Да, верно. Меня зовут Тимофей, когда-то я был с Галей близко знаком, и она порекомендовала вас как отличного специалиста по сложным и... эмм... необычным ситуациям.

- Вы как раз в такой? – подбодрил Косулин. Под необычными ситуациями его клиенты обычно подразумевали то, что они сходят или уже сошли с ума.

- Да, я в очень необычной ситуации и беспокоюсь, что Вы мне не поверите. Больно уж странно то, что я собираюсь рассказать.

В Косулине зашевелилось профессиональное любопытство – клиент предварил свою историю многообещающим анонсом. И нет, он никогда не видел Тимофея раньше.

- Видите ли, я - мертв, – сказал Тимофей, аккуратно заглядывая Косулину в глаза, явно опасаясь его реакции.

 

- В каком смысле "мертвы"? – не менее осторожно поинтересовался психолог.

⠀

- Я умер, уже довольно давно. Точно не могу сказать, когда. Сейчас время для меня – очень сложная категория. Чтобы понять, во сколько у нас сегодня встреча, мне пришлось несколько раз спросить у прохожих. По часам и телефону я не ориентируюсь. Один доктор объяснил мне, что у меня специфический вид агнозии, которую невозможно вылечить, - Тимофей замолчал, явно расстроенный воспоминанием о встрече с доктором.

- Значит, если я скажу, что у нас есть один час, Вам это ни о чем не скажет?

Тимофей пожал плечами.

– Скорее всего нет, поэтому Вы сами скажите, когда время закончится.

Косулин поник и откинулся на кресле. Внутри медленно растекалась пустота. Он представил себя мертвым человеком, забывшим ход времени. И неожиданно для себя сказал:

- Видимо, Вам очень грустно быть мертвым.

- Да, быть мертвым – грустно. Вы правильно заметили, – Тимофей посмотрел на Косулина с благодарностью. А еще – утомительно...

- Ни за что бы не подумал, – удивился Косулин. – Утомительно?

⠀- Да, – подтвердил Тимофей. – Я очень устал, устал думать о своей прошедшей жизни. Очень неудачной жизни. Обыкновенной, суетной, банальной и не имеющей никакой ценности. Так себе жизнь, одним словом, - на троечку, – Тимофей встал с кожаного дивана и начал глазами искать стаканчик для воды.

Косулин вскочил и подал стаканчик. Его опять распирало от любопытства. Еще ни один клиент в его практике не утверждал так убедительно, что он мертв. Как странно. Что это, если не бред? Опухоль? Отравление? Наркотики? Депрессия с дереализацией?

Тимофей вернулся к дивану, привычным движением скинул туфли и прилег, заложив руки за голову. Бровь Косулина медленно поползла вверх: поведение клиента явно намекало на частые сеансы у психоаналитика, укладывающего пациента на кушетку.

- Вы раньше проходили психоаналитическую терапию? – поинтересовался Косулин. Его пациенты редко ложились на диван, а зря: лежа проще говорить "из души", как будто становишься маленьким и немного больным. А кто-то сидит рядом и слушает про все твои невзгоды. Защиты слабеют и удается отвлечься от роли взрослого человека. Здорово отдыхаешь.

⠀- Проходил. Около года. Но потом внезапно умер, и не закончил.

⠀- Я понял. Что же Вы хотите от меня? Вы могли бы вернуться к своему старому терапевту.

Так уж заведено у психологов – не радоваться тому, что к тебе пришел чужой клиент, а предположить, что отношения не закончены, а терапия прервана. Иногда следует помочь вернуться и продолжить терапию вместо того, чтобы начинать заново.

- Нет, к старому я не могу. Она знает, что я умер. Что я хочу от Вас? Это очень хороший вопрос. Я думал, Вы сразу направите меня к психиатру, подумаете, что я сумасшедший. Но я никогда не был сумасшедшим. Я просто умер и не могу успокоиться. Ну, вы наверное слышали... мертвые хотят покоя, а у меня сплошное беспокойство. Меня это пугает! Понимаете? – Тимофей привстал на локтях. Показалось, что легкий румянец заиграл на его лице. Но то была всего лишь тень от занавески.

- Да. Я могу это понять. В жизни ведь то же самое - иногда хочется просто покоя! И определенности. Особенно определенности. – Косулин запнулся. Он удивился созвучию со своими тревожными мыслями, так и не додуманными с утра. Помолчав немного, продолжил:

⠀- Полный покой - это смерть, в жизни покоя не видать, так хоть после смерти. Как награда! Нирвана, отключка, черное ничего, прелести Вальхаллы, одесную Отца - все они обещают что-то и покой в придачу! А если покоя нет - на вашем месте, я был бы страшно возмущен и разочарован, даже обижен! Мало того, что вы умерли внезапно, прервали терапию… - тут Косулин позволил себе усмехнуться. - Все же незаконченная терапия в масштабах целой жизни не кажется мне таким уж страшным событием, хотя..

⠀Тимофей был первым клиентом-мертвецом в его практике, но Косулин прекрасно понимал его состояние. Дальше - больше: мало ему неожиданных "скачков" в своих клиентов, этих психических завихрений, о которых не писали ни в одном учебнике, а теперь еще и мертвецы. Зато какая клиентская база!

Тимофей слушал Косулина и благодарно кивал. На его белом худом лице, сменяя друг друга, появлялись то возмущение, то обида и разочарование.

- Наверное, Вы уже многое перепробовали, раз умерли давно? Когда, кстати, и от чего?

Тимофей развел руками и пожал плечами: с ощущением времени после смерти стало хуже некуда.

- А, ну да, простите. Эта наша привязанность к датам, к биографии... Ну так, чисто для понимания: до или после Вируса? Может, во время? – психолог спросил и перестал дышать. Вирус узурпировал все страшное в смерти, украл все кошмары и ужасы, установил монополию на всей планете, оставив всем иным причинам смерти скромное и скучное место. Даже говорить с человеком, которого убил Вирус, казалось рискованным.

Тимофей задумчиво поднял брови и непонимающе взглянул на психолога.

- От Вируса? Вряд ли. В этом было бы хоть что-то необычное. Нет, я умер в обычной аварии, нелепо и случайно. Раз-два и на том свете, без всякой подготовки! Прямо скажем, я до сих пор в шоке. Надеялся жить долго, спортом занимался и питался правильно. Уж лучше Вирус.

Теперь Косулин задумчиво слушал Тимофея. Конечно, на вкус и цвет товарищей нет, как говорится, но предпочтение смерти от Вируса не казалось ему убедительным. Он точно не хотел бы такого конца, более того не видел в нем ничего героического, о чем и решил сообщить клиенту. Они даже поспорили немного, какая из преждевременных смертей была бы более стыдная. Пришли к выводу, что для мужчины - любая, если только не на священной войне. Потом решили, что дело вообще не в смерти, а в том, что нет покоя. Тимофей продолжал рассказывать:

- Я испробовал многое. При жизни я был человеком действия. Навестил свою могилу. И, знаете, мне это вообще нисколечко не помогло! Ну вот ни капельки! И кладбище дурацкое, и могила… Не уютная. Посадил бархотки, лучше не стало. Я не хотел, чтобы меня закапывали в землю. Всю жизнь этого боялся, но никому не говорил. Меня бы устроила кремация и чтобы прах развеяли, так, знаете ли, экологично и для моей никчемной жизни более подходяще. Никаких следов. А так осталась никчемная могила..

Косулин соглашался, новые московские кладбища вызывали отвращение, видимо, их тоже надо долго обживать. Заинтересовался, почему бархотки? Выяснилось, что их продавали перед кладбищем, да и нравились они Тимофею, он любил оранжевое.

⠀
- Тимофей, Вы с кем-нибудь общались из близких? С вашей семьей, с теми, кого Вы любили?

- Нет, конечно...

Он сел на диване и отвернулся от Косулина.

- Но почему?! – Косулину казалось самым логичным пообщаться со своими близкими, с теми, кого ты любил. Примерил на себя ситуацию и подумал, что поступил бы именно так. «Ага, поперся бы к Лиде? – тут же срезонировал Внутренний критик. – Ли-и-ида! Я так любил тебя! Простиии! И костюм привидения для пущей убедительности».

Идея совершенно дурацкая. А что же делать? - подумал он и растерянно взглянул на Тимофея.

- Ну вот, Вы и поняли. Делать нечего. Не хочу их пугать, чтобы они видели меня в таком виде. Живое должно быть отделено от мертвого. Это закон.

⠀- И все-таки Вы здесь, - подытожил Косулин. – Кстати, прошло тридцать минут.

Тимофей кивнул, инстинктивно взглянул на часы, сдвинул брови и решил спросить по-деловому:

Да, я здесь. Вы - психолог, специалист по необычным ситуациям. Ваша консультация стоит немало. Как мне обрести покой? Что на эту тему думает наука?

- Наука на вашу тему, боюсь, не думает… Никакой терапии умерших не существует. Вот если бы Вы были живы.. С точки зрения гештальт-терапии, у вас типичная незавершенная ситуация. Шоковая травма. Вы умерли внезапно, не завершив дела и важные отношения. Надо придумать, как это сделать. Вы со всеми попрощаетесь, скажете, что у Вас там на душе, за душой и так далее. Честно, раз уж вы все равно умерли, какая теперь разница? Можно ничего не стесняться. Косулин помолчал немного и продолжил:

- С точки зрения некоторых психоаналитических теорий, в вас явно избыток Танатоса, Вы уже и мертвый, и на кладбище были и могила банальная вам не понравилась. А где Эрос? Где любовь? Надо уравновесить Танатос Эросом, думаю, в ваших обстоятельствах этого будет достаточно... Было же в вашей жизни что-то хорошее: любовь, удачи?

Тимофей внимательно слушал, кивал и просил психолога продолжать. Психолог все больше воодушевлялся. Задачка оказалась творческой. Он почесал бороду и продолжил:

- Что еще думает наука? Когнитивная терапия может помочь, но позже. Можно записывать ваши мысли о ничтожности прожитой жизни, отслеживать, в какой момент они появляются, нарушают покой. Также перспективна работа с частями вашей личности - наверняка какая-то ваша часть прожитой жизнью вполне довольна и гордится ей, можно собрать внутренний Совет Директоров или Милосердный Суд и решить на нем, заслужили Вы покой или нет.

У Косулина разыгралась фантазия, он хотел еще рассказать про психодраматические техники и экзистенциальный анализ. У Тимофея слегка закружилась голова от многообразия вариантов и вдруг он понял, что времени осталось мало. Стало теплее, он снял дубленку и нагнулся всем телом к Косулину.

- Так, я понял. Мне понравилось про Совет Директоров и Милосердный Суд, а также про завершение отношений, я ведь даже завещание не оставил. Про любовь тоже.. Я готов! Как это сделать? У нас осталось меньше тридцати минут, - в голосе появилась прижизненная его деловитость и стремительность. Сразу видно: человек действия.



⠀

И тут Косулина озарило! Старые-добрые терапевтические письма. Помогают в самых безнадежных ситуациях. Когда адресат их никогда не прочтет.

- Слушайте, есть способ: напишите всем, кому важно, письма, терапевтические письма. Выскажите все, что не успели. Признайтесь в том, что не дает покоя. Выразите чувства, наконец. Это должно помочь. Теоретически Вы даже можете их отправить, хотя обычно так не делают. Но написать Вы можете их прямо сейчас! Согласны?
Тимофей кивнул – писать письма - самое простое из всего, предложенного наукой.

Косулин пододвинул к Тимофею столик и дал бумагу с ручкой. К удивлению психолога, Тимофей не раздумывая, сразу начал писать.

Косулину захотелось выйти из кабинета и он не стал задерживаться.

Вышел в коридор, попил воды и вдруг подумал, что так и не поставил клиенту диагноз, что надо бы дать ему контакты психиатра и найти грамотного невролога, а это всегда проблематично. Потом представил, что он войдет в кабинет, а Тимофея там нет. И тогда уже психиатр понадобится самому Косулину. Он быстро отмел эту мысль, поскольку вряд ли сможет рассказать кому-то из коллег, что к нему приходил за консультацией мертвый клиент. Ну, разве что книжку напишет на пенсии.

Спустя двадцать минут Косулин вернулся в кабинет. Тимофей написал четыре коротких письма: брату, бывшей жене, сыну и любимой женщине.

- Вот, готово. Я уложился в ваше время. Он перебирал письма в руках, вглядывался в них, улыбался. – Мне понравилось писать и стало легче.

Он встал, за окном почти стемнело, тени от занавески стали глубже и лицо его не казалось уже таким мертвенным, скорее благородным и чуть несовременным. Письма аккуратно сложил и положил в карман.

- Спасибо большое. А на карту перечислить деньги за консультацию можно? По номеру телефона? – Тимофей открыл в телефоне мобильный банк.

- Я рад, что Вам удалось написать письма. И не одно! Придете еще раз – можем с ними поработать. У науки есть для Вас варианты. Насчет денег - да, пожалуйста, можно на карту, я плачу с них налоги. А разве у Вас остался мобильный банк? После смерти можно как-то оставить деньги в мобильном банке? - Косулин был поражен.

- Да, – хитро улыбнулся Тимофей. – Есть у меня спрятанные счета, которые еще не скоро найдут. Хоть к чему-то успел подготовиться, – он коротко усмехнулся, а глаза стали хитрыми и очень живыми.

- Спасибо Вам большое. Я, может быть, приду еще, если получится.

- Да, пожалуйста, запись за две недели. О времени я Вам напомню, не проблема.

Тимофей застегнул черную дубленку, поднял воротник, пожал психологу руку и вышел из кабинета.

За дверью ждала своего приема яркая девушка в короткой юбке. Она встала и улыбнулась Тимофею. Он тоже улыбнулся, рассматривая ее ноги. Во все бедро красовалась впечатляющая татуировка женского лица. Это было лицо ее матери.