Акулы, почуяв запах крови, начинают рвать на части.
То же случается и с некоторыми людьми. Почуяв слабину другого,
они уже не могут остановиться уничтожать.
При этом сочувственно улыбаются. Люди-акулы рвут, но вербально
при этом успокаивают: "Все ок, уже скоро закончу, потерпи
чуть-чуть".
Все маньяки при знакомстве милейший люди. В произведении
"Коллекционер" Фаулз описывает, как один единственный выбор,
который сделал главный герой, повернул человеческую личность на 180
градусов. И превратил человека, жаждущего любви, в безжалостного
мучителя. То же когда-то случилось с людьми-акулами.
Я признаю, что мой мир - это моя проекция.
Это значит, что я привлекаю в свою жизнь нечто, чего страшусь
и жажду одновременно.
Боюсь потому, что это опасное мероприятие, от которого я уже,
очевидно, пострадала раньше, но могу не помнить. А жажду, потому
что реально больше всего на свете, пусть неосознанно, но хочу выйти
из него победителем. То есть, “закрыть гештальт”.
Я будто хочу рвать зубами на части нечто, но “по привычке” отдаю на
растерзание себя. Я неосознанно провоцирую ситуацию, но когда она
приходит, мои тело и психика реагируют привычным с детства
способом.
Когда в детстве отец ругал меня, мне было себя очень жаль. Я
горько и беззвучно рыдала - плакать со звуком было запрещено. При
этом в глубине души соглашалась с отцом и терпела. Потому что
знала, что недостаточно хороша, чтобы ко мне относились иначе. Я
сама была “виновата”. Всегда и во всем.
Быть жертвой и жалкой мне казалось единственным выходом - ведь
таких жалеют. Так я жалела свою собаку, которую могла треснуть за
то что она шкодила. И сразу же бегом бежала ее утешать и жалеть,
увидев ее грустные глаза.
Отец поступал со мной наоборот. Когда я и так обрыдалась от
страха и безысходности, он еще больше меня бил, например, за то,
что я не сделала хорошо уроки. Очевидно, что именно такое мое
уязвимое состояние порождало у папы жажду “крови”.
Где-то тогда я начала понимать, что, если я буду уязвимой,
никто не придет и не спасет меня.
Что стать на сторону уязвимого может человек. А акула не
может.
Так я в детстве становилась на сторону собаки. А мой папа
стать на мою сторону не мог.
Но даже когда человека совсем проглотили - у него есть два
выхода. Если он позволит себя переварить, то выйдет через задницу.
То есть, станет такой же акулой. Если будет сопротивляться и станет
достаточно неудобен, чтобы его проглотить, то выйдет через рот -
куда и входил. Он станет раненым, но более сильным. И главное -
человеком.
Людям-акулам надо кое-что покрепче. Жалостью их не
пронять.
Моя знакомая решила поехать на год работать за границу и
оставить ребёнка отцу, с которым она была в разводе. Они сохраняли
хорошие отношения - как папа он всех устраивал.
Он категорически отказывался оставаться с ребёнком. У нее же уже
был подписан контракт и куплены билеты. Она считала, что все годы,
пока дочь жила с ней, дают ей право взять себе год на свою жизнь. К
тому же ребенок соглашался пожить с папой.
Но когда они встретились для последних переговоров, он сказал
ей что-то обидное, и она - вместо того, чтобы привычно терпеть и
упрашивать - со всей злостью, которая у нее скопилась за все это
время, вылила на него кофе, что был у нее в руках. Ушла и
заблокировала его всюду, где только можно. Через сутки он, обзвонив
все на свете, пришёл к ней домой, извинился и сказал, что да,
конечно, у нее есть этот право. Так она счастливо съездила, куда
планировала, и недавно - перед карантином - вернулась и рассказала
мне, как ей это удалось.
Людей-акул можно остановить только так. Если вместо сочного
мяса им подсунут кусок железной трубы. А потом, ещё ею ударят.
Часто, если проявить свою реальную злость, вместо ожидаемых
покорности и смирения, акулу отрезвляет и исцеляет больную ситуацию
в самой, казалось бы, невозможной точке.
Ситуация с моей знакомой помогла мне понять этот механизм. И я
вспомнила, как на меня нападал отец.
А потом вспомнила, как мой бывший муж часто кричал на меня, а
я молчала. Мне казалось, что он ругается сам с собой - я боялась
вступать в конфликт. Пока мы не развелись. После того, как мы
разъехались, мне уже было все равно, и я уже не молчала. А он ещё
год бегал за мной, чтобы я вернулась. Оказывается, когда я стала
орать на него трехэтажным матом и перестала скрывать свою злость,
он начал затыкаться, и я начала ему очень нравиться.
Я словно шрамом на коже запомнила, что выныривать из уязвимого
состояния нужно любой ценой. Теперь осознаю, что склонна
влетать туда с разбегу всякий раз, как жизнь представляется мне
несправедливой. Но я также усвоила, что сначала надо выйти из
“состояния беспомощной бедняжки” хотя бы мыслью, а потом
ручки-ножки заработают в нужном направлении.
А еще я знаю: даже если я в противостоянии с акулой потерплю
неудачу, для меня главное при этом - самой не превратиться в того,
кому все равно, что жрать и сколько.
