Публикации с тегом фрустрация (10)

Гуманистический подход к психотерапии К. Роджерса сформировался на базе критики поведенческого подхода, который казался Роджерсу слишком формальным, директивным и объективирующим клиента. Вместо того, чтобы рассматривать человека как разумное животное, которое вынуждено обуздывать свои инстинкты, чтобы не причинять вред другим людям, К. Роджерс предложил такой подход, который позволил бы вернуть глубинную веру в позитивную и созидательную природу человека. Для него человек - не набор инстинктов, стимулов и реакций, а творческое существо, которое нуждается в любви и принятии для исцеления и здоровой социализации.

Работая с людьми с нарушениями поведения и адаптации, он отмечал, что только принимающий подход позволяет им вернуть доверие к себе и способность действовать, исходя из конструктивных мотиваций. Так, например, за агрессией он обнаруживал глубоко скрытую за ней боль. За антисоциальным поведением - нехватку любви и принятия.

В своём подходе К. Роджерс исходил из того, что клиент является лучшим экспертом в области собственной жизни, а задача терапевта - слушать и внимать, сохраняя контакт со своими чувствами и возвращая этот контакт клиенту. В этом подходе именно уникальный терапевтический контакт между психологом и клиентом является исцеляющим, поскольку в нём клиент получает тот опыт здоровых, открытых и зрелых отношений, который недополучил в жизни. Чтобы создать возможность для переживания такого опыта, терапевту нужно быть конгруэнтным, т.е. целостным. Свободно и искренне вносить свои чувства в терапевтическое пространство. Не обманывать клиента. Не закрываться от подлинного контакта интерпретациями или конструктом "переноса", а быть непосредственно и быть настоящим.

Такая терапевтическая роль предполагает высокую степень ответственности и зрелости самого терапевта, ведь, чтобы создать здоровые и зрелые терапевтические отношения, психолог должен быть в достаточной мере устойчивым и внимательным как к самому себе, так и к другому.

Избавление от интерпретаций в гуманистическом подходе позволяет психологу не быть директивным. Исходить из реальности, слушать клиента, не навязывать свою позицию, не давить, не принуждать и не уходить от контакта. Избавление от понятия переноса помогает не патологизировать клиента и не превращать терапевтические отношения в искусственные. Оба приёма позволяют достичь большей близости, естественности и спонтанности в терапевтическом пространстве.

Сложность применения такого подхода состоит в том, что открытое пространство неизбежно должно быть чем-то заполнено. И, если нет техник, готовых интерпретаций и работы с переносом, в терапевтическом контакте открывается широкое поле для свободы и творчества. Без готовой структуры терапевтический процесс каждый раз становится иным, ведь любовь и принятие, несмотря на универсальность этих чувств, в каждом индивидуальном случае будут выражаться по-разному. А, значит, успех такой терапии во многом будет зависеть от опыта и интуиции терапевта, от умения установить уникальный контакт, в котором клиент почувствует, что его любят и принимают таким, какой он есть, вне зависимости от чувств, которые он сейчас выражает.

Предельная безоценочность Роджерса выглядит как терапевтический идеал, доступный далеко не каждому специалисту. Ведь быть по-настоящему безоценочным и подавлять в себе автоматически и по привычке возникающие оценки - это разные вещи. А, чтобы прийти к подлинной безоценочности, терапевту необходимо быть очень проработанной личностью, из чего следуют закономерные ограничения в применимости этого подхода. Далеко не все начинающие терапевты могут за короткие сроки вырасти до уровня такого принятия.

Несмотря на практические трудности применения этого подхода, связанные с отсутствием конкретных техник, методов принятия и демонстрации этого принятия клиенту, гуманистический подход задаёт ценностную планку, к которой, на мой взгляд, стоит стремиться каждому практикующему психологу. Этот идеал состоит в том, чтобы быть любящим и принимающим, целостным и конструктивно действующим в согласии с собой, эмоционально отзывчивым, эмпатичным и чувствительным.

Но всё же без конкретных техник и методов трудно найти форму выражения такого принятия. А, значит, в большинстве случаев одного гуманистического подхода недостаточно - необходимо ещё что-то, что позволило бы структурировать терапевтическое пространство и опыт клиента. Например, гипотетические, но не универсальные для всех концепты, терапевтические вопросы, упражнения и гибкие техники, направляющие процесс самопознания, но не ограничивающие его слишком жёсткими рамками.

В этом смысле, гуманистический подход вряд ли сильно противоречит поведенческому, ведь в некоторых случаях у клиента может быть запрос на анализ деструктивных убеждений, изменение привычек или формирование новых навыков. Но суть гуманистического подхода не в том, чтобы не откликаться на такие запросы, а в том особом отношении, которое в идеале должно пронизывать весь терапевтический процесс, чтобы он был эффективным. Ведь трудно по-настоящему помочь чужому и безразличному человеку, который воспринимается психологом лишь в качестве объекта. Чтобы исцеление могло свершиться, необходим контакт и обмен, а, значит, из этого процесса невозможно изъять глубинную личностную вовлечённость психолога, которая по умолчанию подразумевает доверие клиенту, уважение к его "нет", готовность быть рядом и оказывать поддержку на пути самопознания.

И тогда любому психологу, в любом подходе иногда полезно обратиться к трудам Роджерса и задать себе проверочные вопросы: "Насколько сейчас я слышу и готов слышать своего клиента? Не слишком ли я настойчив в интерпретациях? Не пытаюсь ли я заполнить ими нехватку контакта? Насколько моя интерпретация сейчас вдохновляет клиента к самопознанию? Не заслоняет ли она его от меня и от него самого?". Согласно логике Роджерса, интерпретации могут быть опасны тем, что они ограничивают свободу как терапевта, так и клиента. Обретаемый с их помощью терапевтический эффект носит временный характер, когда их автором не является сам клиент. Поэтому для долгосрочного эффекта было бы полезнее принять неопределённость и научиться быть в ней до тех пор, пока клиент самостоятельно не созреет для большего самораскрытия и не породит лучшее для себя решение из глубин самого себя.

В настоящее время активно развиваются разные клиентские сообщества, в которых клиенты психологов обмениваются обратной связью о них, предостерегают других людей от специалистов, нарушающих профессиональную этику, обсуждают стратегии воздействия на психологов, травмирующих клиентов и причиняющих вред (обращение в профессиональные ассоциации, в которых состоит психолог, предание прецедентов гласности и т.д.). Такой социальный процесс указывает на серьёзную профессиональную проблему.

С одной стороны, работа психолога в России в малой степени регламентируется законодательством, отслеживание соблюдения профессиональной этики и стандартов терапии берут на себя лишь отдельные сообщества, как правило, в отношении международно признанных членов. Такая ситуация делает клиента предельно уязвимым. И, если клиент подозревает, что психолог использует его или делает в работе что-то не так, ему некуда обратиться, негде получить помощь, некуда отнести обратную связь. Отзывы на странице могут быть легко удалены психологом, сообщества вполне могут посмотреть на нарушение сквозь пальцы и не зафиксировать его, не применить соответствующие санкции. В итоге клиенты начинают спонтанно объединяться, чтобы обмениваться опытом с целью обезопасить себя и окружающих.

Но есть и вторая сторона процесса, а именно - сторона психологов. Во-первых, сторонний человек, который читает определённый отзыв о специалисте, без доказательств не может быть уверен, что отзыв правдив. Отзыв может быть составлен бывшими "друзьями" психолога, коллегами из центра, с которым он не вполне экологично попрощался, иными недоброжелателями и конкурентами. Во-вторых, трудность заключается в том, что отзыв, как правило, вырван из контекста, из-за чего некое высказывание или действие может показаться читателю "адским", но, если копнуть глубже, может оказаться, что терапевт применил приём самораскрытия или провокативной терапии, с терапевтической целью внёс свои чувства в процесс, чтобы отразить клиента, или сделал нечто, чему можно найти рациональное объяснение, только если быть в курсе динамики всего процесса. В-третьих, порой оценивающие психологов клиенты в малой степени разбираются в базовых психотерапевтических понятиях - прерывание контакта, сопротивление, сеттинг. На обсуждение они несут свои чувства, которые могут оказаться частью переноса, вынесенного за пределы процесса.

По-видимому, в основе этого социального процесса появления и развития клиентских объединений против плохих психологов лежит проблема дисбаланса власти. И, с точки зрения клиента, он является более уязвимой стороной процесса, ведь он обладает меньшими знаниями и навыками в психологии, а, значит, в слабой степени контролирует процесс и может не понимать, что происходит или даже "что психолог делает с ним сейчас". Клиент обращается в психологу в состоянии стресса, кризиса, травмы и надеется получить помощь, а в случае фрустрации этой потребности, излишней длительности процесса, личностного или профессионального несовпадения переполняется яростью, ведь он заплатил психологу немалые деньги - за отсутствие помощи или ещё большую травматизацию? И, читая подобные отзывы, мы никогда не узнаем, что же произошло в том кабинете на самом деле. Может быть, психолог, действительно, нарушил этический кодекс. Или, может быть, клиент не смог удержаться в процессе, который теперь стремится отреагировать и завершить.

И в модели дисбаланса власти, действительно, есть здравое зерно, ведь в терапии работает перенос, иногда у клиента актуализируется детское "я", и он становится более открытым, податливым для внушений, незащищённым перед тем, в чём не хотел бы соглашаться с терапевтом из другой позиции. Психолог, действительно, обладает большими знаниями и навыками, а наличие нарушающих кодекс специалистов - печальная реальность, которую глупо было бы отрицать.

Но всё же, чтобы избежать одностороннего рассмотрения этой проблемы, важно держать в фокусе не только фигуру клиента, но и фигуру психолога. Ведь это человек, который аналогично может быть уязвим в терапии. Например, иногда психолог чувствует, как его затягивает контрперенос, либо он переживает в процессе вытесненные клиентом реакции, которые не сразу способен отличить от своих. Или, по мере развития процесса, понимает, что ошибался в гипотезах. В психотерапевтических историях также известны случаи, когда клиенты обманывали своих психологов, проходя терапию в долг и впоследствии не покрывая его, либо преследовали бывших психотерапевтов, распространяя о них клевету. Кроме того, важно помнить и о том, что психолог - живой человек, а готовой модели терапии, где была бы прописана каждая правильная фраза, у него нет. Поэтому в своей работе он выдвигает гипотезы, экспериментирует, иногда пробует быть более спонтанным, иногда может быть более настойчивым, когда идёт работа с деструктивным паттерном. Бывает, что психолог отреагировал на некий импульс или процесс, и лишь затем понял, что допустил ошибку. Ведь психолог не идеален и не может быть идеальным, он - такой же человек, как и клиент, и он не только сухо выполняет роль, но и активно, вовлечённо участвует в процессе, в некотором смысле, работая самим собой, как инструментом.

Таким образом, возможность конструктивного решения проблемы борьбы между клиентами и психологами видится мне в том, чтобы признать и удержать во внимании обе стороны процесса, с пониманием силы и слабости каждой из них. А это означает не только внесение в поле вытесненной фигуры уязвимого психолога, но и осознание того, что клиент также располагает широким арсеналом способов эмоционального и поведенческого воздействия на психолога для обратной связи и даже контроля процесса. И, в конечном итоге, ответственность за процесс не может быть делегирована лишь одной из сторон, ведь в нём одновременно, сознательно и добровольно участвуют обе.

Сопротивление - естественная часть терапии, через которую в анализе проходят все, но, исходя из разных личностных особенностей, все реагируют на эту часть работы по-разному. И, к сожалению, наиболее распространено негативное отношение к сопротивлению - оно кажется клиентам чем-то плохим, чего не должно быть. У этого феномена негативного восприятия сопротивления могут быть как личностные, так и культурные причины.

В качестве примера культурной причины можно привести западноевропейскую установку на крайний рационализм сознания, что исключает всё мистическое, иррациональное и связанное со сферой человеческих чувств. Сопротивление же является, прежде всего, иррациональным процессом, поскольку оно исходит из чувств - это могут быть негативные чувства к аналитику (злость, обида), переживание скуки и бесполезности процесса. И на рациональном уровне человеку кажется, что глупо платить за анализ и не стремиться при этом к каким-то изменениям. Гораздо проще объяснить опоздания и пропуски внешними факторами, которые не зависят от воли клиента. К тому же, сопротивление представляет собой процесс бессознательный, и его цель в том, что психика защищается от проработки болезненного материала. Поэтому сопротивление не переживается непосредственно, а, отрицая сопротивление, человек создаёт двойную защиту.

Личностные причины сопротивления иногда являются продолжением культурных (например, исходя из описанной выше ситуации, признать сопротивление означает признать себя слабым, глупым и не контролирующим ситуацию, чего, конечно же, редко кому захочется), а иногда являются частью деструктивных паттернов и комплексов. К примеру, если клиенту комфортно ощущать себя всемогущим, сопротивление не вписывается в его картину мира и, даже несмотря на осуществляемое в анализе психологическое просвещение, просто отбрасывается, как что-то чуждое и противоречащее базовым установкам сознания.

И, действительно, в сопротивлении много негативных аспектов, поскольку в этом состоянии человек переживает дискомфорт или даже боль. Неприятно платить за пропущенные сеансы, обидно прийти на последние 5 минут, жаль, что аналитик не продлил время, печально, что аналитик не слышит и не понимает, ужасно, что он такой злой, бессердечный и жестокий, больно, что в анализе переживается такая невыносимая фрустрация. Но все эти негативные аспекты преимущественно касаются именно сферы чувств. Если же взглянуть на сопротивление более объёмно и целостно, оно, напротив, окажется очень позитивным процессом, которому можно только порадоваться. Почему так?

Во-первых, сопротивление указывает на динамику процесса, а её наличие - уже большой успех, сигнал того, что терапия движется, а бессознательное реагирует. Как бы ни чувствовал себя человек в процессе сопротивления, важен сам факт, что сейчас он чувствует, переживает, аналитический процесс не оставляет его равнодушным, а, значит, он вовлечён, идёт активная внутренняя работа.

Во-вторых, сопротивление подразумевает внутреннюю борьбу, которая даёт необходимую для развития и изменений энергию. В анализе клиент может злиться на самого себя, чувствовать себя виноватым, упрекать себя за проявления сопротивления, и в этот момент борются две стороны его "я", одна нападает на другую, и вторая, в свою очередь, держит в ответ. Или, напротив, внутренний конфликт может быть спроецирован на аналитика, с которым хочется спорить, противостоять ему, доказывать свою правоту, отстаивать себя. В данном случае также речь идёт о внутреннем конфликте, но вынесенном вовне, и можно обратить внимание на то, какая часть клиента сейчас находит отражение в аналитике, в каких ситуациях он бывает таким, каким кажется ему аналитик. Не является ли фигура аналитика его внутренним голосом? Не напоминает ли она кого-то из родителей?

В-третьих, работа с сопротивлением затрагивает важную для любого анализа тему границ, а потому открывает клиенту возможность осознать особенности и пределы своих границ - где заканчивается он и начинается другой человек, в какие моменты он готов признать наличие у него проекции и когда проекции кажутся ему абсолютной реальностью, в которой никак нельзя усомниться. В результате этой работы клиент укрепляет свои границы и становится менее чувствительным к попыткам их нарушения. Используя "я"-высказывания, он одновременно учится и верить своим чувствам, и брать за них ответственность, не перекладывая её на других людей.

В четвёртых, разбор сопротивления даёт возможность лучше понять причины переживаемого клиентом в разных ситуациях дискомфорта, его степень и уровень переносимости. В какие-то моменты в анализе может быть очень тяжело, но, выбирая оставаться и продолжать процесс, клиент учится совладать с этим дискомфортом, а не отреагировать его. В итоге он понимает, что вырос над прежним собой и может выдержать гораздо больше, чем думал раньше. Далее этот эффект распространится и на другие отношения клиента - если он способен выдержать дискомфорт в анализе и остаться в нём в поисках конструктивного решения противоречий, точно так же он может выдержать сложные отношения с начальником и, вместо того, чтобы в очередной раз резко уволиться с работы, попробовать поискать компромиссное, менее разрушительное для себя решение. Или вместо того, чтобы расстаться с партнёром, он может признать наличие дискомфорта и решиться на открытое обсуждение проблемы.

Конечно, в процессе сопротивления иногда могут происходить и печальные события - некоторые клиенты могут не выдержать его и прервать анализ с чувствами обиды и злости. В таком случае аналитик даёт клиенту понять, что открыт дальнейшему контакту и продолжению работы, когда клиент почувствует, что готов. По уровню негативных переживаний и потенциально возможному полезному эффекту сопротивление можно сравнить с юнгианским понятием "золота Тени". С одной стороны, Тень ужасает, и хочется отвратить от неё свой взор. С другой стороны, если пристально всмотреться в эту тьму, на её дне находятся сокровища и ресурсы - награда для того, кто проявил мужество и стойкость в самопознании, не испугавшись тёмных глубин самого себя.

Деньги являются неотъемлемой частью нашей жизни, поэтому в терапии, так или иначе, периодически или постоянно возникает эта тема в разных контекстах - в запросах на проработку темы денег, связанных с деньгами травм и проблем (например, потери денег, вечного их отсутствия, нехватки навыков самоконтроля, негативных установок и убеждений, связанных с деньгами и т.д.), а также косвенным образом - через упоминание темы денег в связи с темами работы, карьеры, семьи, личной жизни, здоровья, анализа и т.д. Важной особенностью юнгианского подхода является символическое рассмотрение любого выносимого клиентом на анализ материала, поэтому и тема денег в юнгианском анализе, прежде всего, обсуждается в метафорах, образах и символах.

Для успешной проработки темы денег, в первую очередь, важно понять, символом чего являются для клиента деньги и с какими ключевыми для него темами они связаны. Например, у одного человека деньги могут ассоциироваться с властью и могуществом, у другого - с энергией, у третьего - со свободой или комфортом. Важно и то, как человек воспринимает процесс получения денег, насколько он осознаёт свою активную роль в нём, либо же воспринимает этот процесс как нечто обусловленное только внешними условиями и обстоятельствами. Сам процесс получения денег может ассоциироваться как с чем-то приятным и позитивным, так и с каторгой, что тоже имеет значение для анализа, ведь речь идёт о том, каким образом человек добывает ресурсы, какие способы для него привычны и приемлемы, какие - нет. И вполне вероятно, что устоявшийся способ получения ресурсов касается не только денег, а, если с их обретением есть серьёзные проблемы, эти проблемы затрагивают целый пласт взаимоотношений и обмена человека с окружающим миром.

Для анализа важно и то, насколько человек удовлетворён своим материальным положением, что, насколько и для чего хотел бы изменить в нём, что препятствует этим изменениям. И здесь можно столкнуться с разными ситуациями - например, человек может утверждать, что крайне не удовлетворён своими заработками, но по каким-то причинам не делает ничего в сторону их увеличения - возможно, этому мешают страхи, неуверенность или внутренние запреты. Либо, напротив, человек говорит, что полностью удовлетворён своим материальным положением и не хочет или не может стремиться зарабатывать больше, но в процессе анализа часто поднимается тема нехватки денег - на оплату жилья, бытовые потребности, сам анализ...

Тема денег может косвенным образом возникать и в контексте самого анализа. Например, клиент может отменять сеансы в связи с нехваткой денег, делать акцент на том, что терапия стоит слишком дорого, просить о снижении стоимости сеансов или скидках, отказываться оплачивать пропуски, либо напротив - предлагать терапевту дополнительные деньги в качестве благодарности, рекомендовать ему повысить цены на свои услуги, приносить дорогие подарки, оплачивать все сеансы и подолгу не приходить на них или не обсуждать на них по-настоящему волнующие его темы. Возможны и случаи, когда клиент за дополнительные деньги может попросить о дополнительной услуге - например, продлить ему сеанс на 15 минут или выполнить для него некую побочную работу (сделать перевод, проанализировать рекламу и т.д.). Возникая в анализе, все эти ситуации требуют повышенного внимания, поскольку они касаются самого анализа и, скорее всего, за частым упоминанием темы денег скрывается некий посыл, который клиент хотел бы передать психологу, но по каким-то причинам не может сделать этого в прямой форме. Если отсутствием денег объясняются пропуски сеансов, речь может идти о более обширном явлении - о нехватке у клиента внутренних ресурсов на терапию, об обесценивании процесса или о том, что человеку трудно тратить деньги на самого себя - он может считать себя не заслуживающим терапии.

Тема денег в анализе может быть тесно связана и с проблемой власти. Например, если человек утверждает, что в состоянии купить всё время своего аналитика, таким образом он утверждает своё превосходство над ним, что может говорить о том, что в данный момент клиент чувствует себя слишком зависимым от психолога и хочет освободиться от этого чувства, восстановить нарушенный баланс. Активное демонстрирование собственных денежных ресурсов и возможностей может скрывать за собой компенсацию чувства нехватки каких-то иных ресурсов - например, хвастаясь деньгами, человек пытается скрыть от окружающих чувства собственной ущербности и беспомощности.

Подарки или предложение дополнительных денег в психотерапии могут быть связаны не только с искренним чувством благодарности, но и с чувством вины, желанием от чего-то откупиться, либо выкупить у аналитика любовь и особые условия. Если же человек оплачивает много сеансов подряд и не приходит на них, можно предположить сильное сопротивление, формальное присутствие в процессе и наличие серьёзного внутреннего конфликта. С одной стороны, ему кажется, что он вкладывается в процесс, и процесс идёт, а с другой - не хочется в этом процессе участвовать, хочется, чтобы изменения произошли сами, без его вовлечения и усилий.

Акцентирование темы денег также может быть связано с приглашением терапевта к особой форме отношений за пределами анализа. Например, за попытками торговаться с аналитиком, игнорировать проговоренные условия терапии, предлагать более выгодные аналитику формы работы или даже рекламу за деньги или особые условия может скрываться чувство нехватки равенства в анализе и попытка борьбы за власть.

Кроме того, в терапии у клиента могут возникать разные фантазии по поводу аналитика в связи с деньгами. Например, что аналитик очень богатый или, напротив, слишком бедно живёт, что аналитику легко даётся зарабатывание денег, и это вызывает зависть, что аналитика содержит кто-то другой, что аналитик тратит деньги на какую-то ерунду, либо что аналитик является корыстной личностью, только и думающей о том, как обмануть клиента, подсадить его на иглу терапии и вытянуть как можно больше денег. Все эти фантазии нуждаются в разборе и проработке, если они возникают, поскольку их содержание символически отражает ход аналитического процесса. И чаще всего в контексте денег речь идёт о ресурсах - если аналитик кажется богаче, значит, он сильнее, ресурснее, и у него больше возможностей, что может вызывать гнев или зависть. Если аналитик предстаёт в роли высасывающей деньги фигуры, можно обратить внимание на то, куда уходят ресурсы клиента в его жизни, кто или что похищает их или поглощает клиента, были ли ещё люди в его окружении, которые выкачивали из него деньги или какие-то иные ресурсы - силы, время, внимание и т.д. Чувство, что аналитик является слишком жадным, может быть связано с неполучением клиентом чего-то важного для него в анализе, с фрустрацией его потребностей и ожиданий в этом процессе.

Таким образом, несмотря на вуаль запретности темы денег в нашей культуре, в анализе очень важно уделять этой теме внимание и, в особенности, если эта тема возникает не прямо, а косвенно, поскольку в этом случае, скорее всего, речь идёт о чём-то большем, чем просто деньги.