Публикации с тегом стыд, вина, самоценность, социальные ожидания, самодостаточность, убеждения, (8)

Действующие психотерапевтические подходы можно условно разделить на те, которые помогают человеку адаптироваться к социуму, принимать его и достигать в нём успехов, и на те, которые, напротив, освобождают его от влияния социальных стереотипов и способствуют максимальному самораскрепощению.

 

Ближе к первым располагаются психоанализ и поведенческий подход, поскольку первый способствует принятию клиентом определённых социальных порядков, в которых действуют гендерные стереотипы и большое значение придаётся семье, а второй помогает скорректировать поведение клиента так, чтобы его адаптацию не затрудняли несформированные навыки.

 

Ко вторым можно отнести гештальт-подход, который способствует осознанию того, что чувствует и чего хочет сам человек вне зависимости от социальных порядков и предписаний. Роль родительских фигур сводится в нём к минимуму, поскольку в этом подходе психолог обращает внимание не столько на "там и тогда", сколько на "здесь и сейчас". Родители - это прошлое, интроекты прошлого опыта - своего рода "мусор" в нашей психике, поскольку они представляют собой автоматически усвоенный, но не переработанный материал. А мы живём в настоящем, и, чтобы жить полной жизнью, важно освободиться от власти над нами прошлого.

 

Юнгианский подход интегрирует и первое, и второе, поскольку в первой половине жизни в этом подходе принято укреплять "эго" и способствовать подъёму, а вторая половина жизни, с точки зрения этого подхода, посвящена спуску с вершины горы - отказу от доминирующей фигуры архетипа героя, открытию в себе смирения и внутренней, а не только внешней стороны жизни. При этом такое жёсткое разделение жизненных задач в зависимости от первой и второй половины жизни не всегда соответствует запросам конкретных клиентов, исходя из чего классический вектор анализа можно корректировать, в зависимости от конкретного запроса. 

 

В некотором смысле, все психотерапевтические подходы способствуют тому, чтобы освободить индивидуальность клиента и раскрыть его личность. Но в некоторых подходах большее внимание уделяется именно социальному контексту этого самораскрытия (то же умение "любить и работать", как идеальная цель психоаналитической терапии), а в других возможно сделать акцент на предельном индивидуализме или духовных целях, выходящих за пределы социальных.

 

Освобождение от родительских предписаний и социальных стереотипов особенно важно для тех личностей, мировоззрение которых оригинально и не соответствует актуальным культурным и социальным процессам. Например, в какие-то периоды в обществе принято вовлекаться в глобальные процессы и переживать по поводу них, а человек не хочет иметь с этим ничего общего, поскольку у него иные интересы или цели. Или принято соответствовать неким критериям успеха, которые не откликаются конкретному человеку, т.к. его жизненные цели и ценности располагаются в иных плоскостях. 

 

В любом обществе, так или иначе, действует дискурс власти, который предписывает человеку, что ему должно думать и чувствовать, как жить и к чему стремиться. В нашей повседневной жизни этот дискурс власти оказывает влияние на нас через родительские фигуры и их проекции, иерархии и феномены конформизма. В основе этого дискурса лежит архаичный страх, что за непослушанием последует наказание или изгнание. Уникальная личность неудобна обществу, поскольку она расшатывает лежащие в его основе ригидные механизмы и разрушает привычный порядок новыми идеями, взглядами и спонтанным самопредъявлением. С помощью чувств страха, стыда и вины общество подавляет проявления нашей индивидуальности, а мы вынуждены расплачиваться за это нереализованным творческим потенциалом, который оборачивается психологическими проблемами и невротическими симптомами. 

 

Исходя из такого положения дел, на мой взгляд, одной из важных задач терапии является освобождение человека. В терапии человек может найти контакт со своими подлинными чувствами и собой-настоящим, даже если это осуждается социумом. Он может признать, что да, он не испытывает родственных чувств, не стремится к успешному успеху и не понимает, почему должен соответствовать каким-то одобряемым социумом ролям и сценариям. Такое внутреннее самоосвобождение открывает возможность идти исключительно своим путём, жить своей жизнью и реализовывать свои смыслы, но ценой этого выбора нередко становится разрыв связей с какими-то людьми и социальное отвержение.

 

Выход в терапии на экзистенцию и бытие самим собой, несмотря на сопутствующие этому кризисы, одиночество и боль, роднит терапию с анархистскими теориями, в которых также важно освобождение от иерархий, нормативности, подчинения, привычки быть кому-то удобным и угождать другим в ущерб себе. Идеальное общество для анархиста представляет собой сеть спонтанных и свободных самоорганизаций, когда люди объединяются не по традиционалистским принципам родства, плоти, крови, "своих и чужих", а по свободным принципам единомыслия и взаимопомощи. Так, освобождаясь от иерархий в голове, личность начинает формировать вокруг себя то окружение, которое подходит именно ей, и говорит "нет" всему, что пыталось поработить её в прошлом. 

За последние годы рынок труда активно развивается, в связи с чем появляются новые профессии и возможности, о которых ранее было трудно помыслить. И одной из новых профессий, обещающих высокий уровень дохода при малой степени занятости, является вебкам-сфера. Для многих она оказывается привлекательной, потому как эта профессия кажется доступной, перспективной в плане заработков, не требующей специального образования и позволяющей работать в удобном, дистантном режиме по всему миру. Однако, с другой стороны, у этой профессии есть свои подводные камни, которые связаны с её психологическим влиянием на личность человека. 

 

1. Первая опасность вебкам-профессии связана с ситуацией социального раздвоения или расщепления, в которой пребывает человек, занятый в этой сфере. С одной стороны, профессия модная и обещает принести хороший доход, с другой стороны, - профессия социально осуждаемая. А это значит, что приходится скрывать эту работу от других или избирательно делиться этой информацией. Как следствие, тема работы становится для человека проблемной. В редких случаях он(а) может говорить о ней свободно. Чаще вынужден врать, избегать этой темы, уклончиво отвечать на вопросы о работе, что, как следствие, ведёт к переживанию пропасти, отделяющей человека от других людей. Не все поймут, не все оценят, не все одобрят. Как правило, эту работу сопровождает постоянное чувство стыда, которое ведёт к трудностям поддержания контактов с другими людьми.

 

2. Вторая опасность также связана с раздвоением, но уже не социальным, а внутриличностным. Работая в сфере вебкам, человек выступает в роли манекена или куклы. Его задачей становится заинтересовать, заинтриговать тех, кто смотрит его эфиры. А заинтересовать может что-то удивительное, необычное, чего нет у других. Это значит, что приходится идти на разные "актёрские" уловки, ухищрения, чтобы удержать внимание публики или клиента по ту сторону монитора. И все это время занятому в вебкаме человеку приходится быть не собой, а словно кем-то другим - тем, кого сейчас в нём хотят видеть, что также не всегда приводит к успеху, но приводит к отчуждению от себя.

 

3. Третья опасность связана с размытием телесных и сексуальных границ человека. Вебкам-профессии привлекательны для многих тем, что они вроде бы не требуют ничего особенного - можно держать внимание простым диалогом, либо самостоятельно определять степень своей открытости в эфире. С другой стороны, сама эта профессия неразрывно связана с наличием сексуальных мотиваций у людей, которые имеют запрос на просмотр этих эфиров. А, значит, они заранее воспринимают человека по ту сторону монитора в качестве сексуального объекта, дегуманизируя его личность. И постепенно эта дегуманизация может интериоризироваться - человек привыкает, что к нему относятся именно так, что подвергает риску чувство самоценности и самооценку.

 

4. Четвёртая опасность касается личной и профессиональной идентичности. С одной стороны, в интернете можно найти статьи и интервью опытных вебкамщиц, которые утверждают, что это полноценная профессия, которая требует вложений времени, денег и прочих ресурсов, и в итоге даёт им чувство самореализации. С другой стороны, в этой самореализации есть некий подвох, если задуматься о том, что именно продаётся в качестве услуги и чем такая работа отличается от многих иных работ - официанта, продавца, офисного сотрудника. А отличается эта работа, по сути, вовлечением человека в сексуальное обслуживание других, пусть в ряде случаев символическое и дистанционное. А это обслуживание, в свою очередь, требует раскола внутри самого ядра личности человека, который зарабатывает на этом деньги, поскольку ситуация такого обслуживания вынуждает его выворачивать нечто личное наизнанку - делать свою сексуальность публичной, отчуждая её от себя и превращая в инструмент зарабатывания денег. При этом, как правило, человеку становится трудно ответить себе на вопрос "кто я?" в плане профессии таким образом, чтобы быть довольным этим ответом.

 

5. Пятая опасность связана с тем, что из-за сильного расщепления между собой и социумом, собой и внутренними запретами и чувствами, работающий в вебкам-сфере человек особенно уязвим перед состояниями тревоги, депрессии, экзистенциальных кризисов, а также переживанием бессмысленности собственной жизни. Например, зарабатываемые деньги не всегда радуют, если мало кто в окружении способен эту профессию принять, и человек вынужден быть в одиночестве или поддерживать зависимые отношения с немногими, кто принимает. Социальные успехи тоже могут не радовать, если их нельзя разделить с друзьями или семьёй. Сопровождающие профессию переживания дегуманизации могут порождать у человека попытки избавиться от них - забыться в алкогольной или наркотической зависимости, шопоголии, иных зависимостях. И в итоге на поддержание своего образа жизни он(а) вынужден(а) тратить всё больше денег, как и на поддержание себя в профессии, ведь вебкам-сфера требует соответствия моде и стандартам красоты. Данная ситуация порождает замкнутый круг и затрудняет смену профессии, даже если человек внутренне к этому стремится. 

 

6. Шестая опасность связана с трудностями получения своевременной психологической помощи людьми, занятыми в вебкам-работе. С этой проблемой часто бывает стыдно обратиться. Если обращение и происходит, психологическая работа повышает чувствительность человека к себе, в результате чего человеку может стать труднее выдержать свою работу, а другой на данный момент у него нет. Работу нередко сопровождает сильный страх осуждения, из-за чего также трудно удержаться в длительной терапии. В итоге перечисленные выше симптомы могут усугубляться, что приводит к серьёзному личностному кризису.

 

Завершая статью, хотелось бы обратить внимание на то, что изложенная в ней информация не является попыткой дать моральную оценку вебкам-профессии (хорошо это или плохо - каждый человек решает для себя сам), но предупреждает о возможных психологических трудностях, которые связаны со спецификой этой работы, возникают у работающих в этой сфере людей и требуют психологической помощи и поддержки. 

Когнитивные искажения - это мыслительные конструкции, которые возникают в нашей психике с целью простого и понятного объяснения мира или экономии энергии. Опираясь на прошлый опыт, мы можем делать разные выводы о том, как устроен мир вокруг нас, каковы причины и следствия происходящих с нами событий. Обобщая этот опыт, мы приходим к установкам и убеждениям, которые позволяют нам в следующий раз быстрее понимать происходящее и принимать решения. Но проблема состоит в том, что сформированные на базе прошлого или чужого опыта убеждения работают далеко не всегда, а связи с чем они могут не подходить для новых или качественно иных ситуаций.

 

В психологической практике работа с когнитивными искажениями необходима тогда, когда мысли и убеждения клиента мешают его развитию и контакту с другими людьми, либо вызывают тревогу, депрессию или иные негативные состояния. Например, на основе неудачного опыта отношений человек может делать глобальные выводы о том, что все мужчины или все женщины такие-то. Или решить для себя - "больше никаких инженеров или художников в моей жизни". В данных примерах причину неудачи в отношениях человек приписывает полу или профессии, а может приписать и чему-то иному - социотипу, знаку Зодиака и т.д. И проблема состоит в том, что, если копнуть глубже, скорее всего, окажется, что отношения не удались не из-за особенностей пола или профессии партнёра, а из-за конкретного межличностного непонимания или разных потребностей. И тогда когнитивное искажение состоит в генерализации или сверхобобщении. На основе конкретного опыта человек выделяет ложные причины событий и обобщает этот опыт до универсальной мыслительной конструкции, которая кажется ему работающей при любых обстоятельствах, но на деле значительно ограничивает его возможности. Такой тип когнитивных искажений в психологии носит название сверхгенерализации. При работе с таким когнитивным искажением психолог подвергает его сомнению, задавая вопросы по типу "уверены ли Вы, что всегда происходит именно так?", "все ли люди с такой-то профессией именно такие?", "возможно, у Вас был и иной опыт?", "можете ли Вы предположить, что бывает иначе?".

 

В качестве второго распространённого типа когнитивных искажений можно выделить катастрофизацию, которая состоит в том, что человек преувеличивает влияние на свою жизнь определённых событий. Такое когнитивное искажение неразрывно связано со страхами и тревогами клиента и, если есть запрос на работу с тревогой, полезно провести диагностику - не катастрофизирует ли сейчас клиент события. А катастрофой может оказаться что угодно в зависимости от ценностей и опыта клиента. Для кого-то катастрофа - расстаться с партнёром, для кого-то другого - не сдать экзамен. В процессе психологической работы с таким типом искажений психолог применяет обратный ему приём декатастрофизации, которая направлена на разбор вероятных последствий неудачного развития событий и способов совладания с этой ситуацией. В конечном итоге, часто оказывается, что то, что представлялось клиенту катастрофой, оказывается событием неприятным, но переживаемым, т.е. с ним можно совладать. Например, в расставании можно найти не только негативные, но и позитивные моменты, ведь оно свидетельствует о том, что, скорее всего, это был не тот человек, а, значит, открылось место для своего. До встречи с партнёром клиент как-то жил, значит, сможет продолжить жить и после, сможет найти и нового партнёра. Точно так же и провал на экзамене - не такая уж катастрофа, поскольку всегда есть возможность его пересдать или перевестись в другой ВУЗ.

 

Ещё одним частым когнитивным искажением является чтение мыслей. Например, если девушке долго не звонит симпатичный ей молодой человек, под действием тревоги порой разворачиваются самые пугающие конструкции - "наверное, он меня разлюбил", "он сейчас пытается манипулировать мной", "он обиделся", "он проводит время с другими женщинами" и т.д. Все эти мысли относятся не к реальной ситуации, а к окрашенным негативными эмоциями предположениям по поводу неё, в связи с чем психологу важно провести границу между фантазиями клиента и реальностью, в которой клиент переживает дефицит информации. Т.е. он не знает, почему, на самом деле, кто-то ему не звонит. Но недостаток информации тревожит его, в связи с чем он заполняет эту пустоту собственными фантазиями и принимает их за реальность. При этом реальные причины отсутствия звонка могут быть какими угодно, в том числе вовсе не связанными с чем-то негативным. Например, он не звонит, потому что устал после тяжёлого рабочего дня. Или, может быть, он решил сходить в кино со своим другом, помогает маме по хозяйству, либо сейчас он предпочёл побыть в одиночестве, почитать или заняться своим увлечением. Разбирая это когнитивное искажение, психолог предлагает клиенту расширить спектр возможных причин того или иного действия или события и подвергнуть сомнению чёткую взаимосвязь между этим событием и собой (т.к. оно может быть связано совсем с иными факторами).

 

Сходным с предыдущим когнитивным искажением является персонализация, при которой клиент думает, что любые поступки других людей, так или иначе, связаны именно с ним. Корни этого искажения уходят в эгоцентрическую позицию, и оно нередко встречается у людей, которые очень сконцентрированы на себе. И тогда в поведении других людей они могут видеть тайные послания себе, либо думать, что действия других совершены под их влиянием. Например, "коллега не поздоровался со мной, потому что в прошлый раз я отказала ему в такой-то просьбе" или "начальнику не нравится, как я работаю, поэтому он не отвечает на письмо". Как и в прошлом варианте, это когнитивное искажение связано с недостатком информации - человек не знает, почему другой совершает те или иные действия, но стремится избавиться от неопределённости, приписывая ему связанные с собой мотивы. Но, на самом деле, если подойти к вопросу менее предвзято, можно обнаружить ряд иных причин, по которым не поздоровался коллега или не ответил начальник. Коллега мог быть в своих мыслях, забыть дома очки, торопиться, не сориентироваться, быть не в настроении с кем-либо общаться. Начальник может быть слишком занят, либо ему просто не дошло письмо. В работе с этим типом когнитивных искажений психолог расширяет картину мира клиента, показывая на примерах, что причины событий могут быть совершенно разными, и часть их совсем не связана с личностью клиента. Приписывая себе причину этих событий, клиент стремится к тому, чтобы разрешить проблему неопределённости и снять тревогу, но, на самом деле, впадает в ещё более тревожное состояние, причина которого - неверная интерпретация событий, узкий спектр гипотез и принятие их за истину. 

 

Когнитивных искажений, влияющих на нашу психику, самочувствие и поведение, можно выделить очень много, и в данной статье были приведены лишь наиболее часто встречающиеся для демонстрации того, каким образом эти искажения могут мешать человеку и в чём состоит психологическая работа с ними. При этом важно учитывать, что полностью избавиться от искажений вряд ли возможно, поскольку они сопровождают нас на каждом шагу, поддерживают стабильность нашей картины мира, позволяют опираться на убеждения и прошлый опыт, чтобы каждый раз не строить мировоззрение заново. Но некоторые из этих искажений могут серьёзно осложнять нашу жизнь, поскольку влекут за собой тревогу, дискомфорт, ограничения, недопонимания и даже конфликты с окружающими. Именно такие искажения подвергает сомнению психолог, предлагая клиенту вступить с ними в конфронтацию, т.е. противопоставить им более открытое, реалистичное и позитивное представление о себе и мире. 

Чувства стыда и вины являются важными регуляторами поведения человека в социуме, поскольку позволяют ему ориентироваться не только на себя, но и учитывать потребности и чувства других людей. Чувство стыда возникает тогда, когда человек делает нечто, что не принято в обществе или сообществе, к которому он принадлежит. Например, в патриархальной культуре стыдно не уступить даме место в транспорте, стыдно оставить женщину с ребёнком одну и без помощи. Во многих обществах стыдно быть неблагодарным и обманывать других людей. Чувство стыда может касаться не только глубинных ценностных норм, разделяемых конкретным сообществом людей, но и повседневных нормативов поведения - того, как человек одевается, ведёт себя, разговаривает. К примеру, стыдно вести себя невежливо, некультурно, грубо, по-хамски. Некоторые люди могут считать, что стыдно одеваться слишком открыто, вызывающе или неподобающим ситуации образом. 

 

В отличие от чувства стыда, вина является в большей степени личным, чем социальным чувством. Эти чувства схожи по генезису возникновения, ведь без других людей человек не сможет понять, что он виноват в чём-то, и ему должно быть стыдно. Чтобы усвоить внешние нормы, ему нужна обратная связь от людей, которые определённым образом реагируют на их нарушение. Так, с самого детства человек видит, что, если он не соблюдает социальные нормативы, его могут отругать, наказать, перестать с ним общаться, лишить его каких-то благ. Однако чувство стыда чаще связано с более поверхностными ситуациями - не так оделся, с кем-то не поздоровался, допустил оплошность. Чувство вины обычно возникает в более серьёзных ситуациях, когда человек не просто нарушил правила приличия, а думает, что причинил кому-то боль или вред.

 

Как и стыд, чувство вины несёт в себе полезные и позитивные личностные и социальные функции. Конструктивный аспект этого чувства заключается в возможности критично отнестись к самому себе, переосмыслить свои поступки и изменить поведение. Например, осознание, что кому-то был причинён вред, побуждает человека задуматься о том, не нарушил ли он чужие границы, вёл ли он себя в соответствии со своими моральными принципами, а, если нет, почему. Иногда чувство вины переживается человеком не только в связи с другими, но по поводу самого себя и своей жизни. Так, он может чувствовать себя виноватым перед собой за то, что не стремится к своим целям, не реализует себя, обманывает себя, не соответствует своему внутреннему идеалу. 

 

Несмотря на полезные регулятивные функции чувств вины и стыда, в отдельных случаях эти чувства становятся деструктивными. Чувство стыда может сковывать человека, а мысль "что подумают люди?" часто переживается людьми как нечто чужое, чуждое - какие-то навязанные извне нормативы, которые мешают им быть свободными и счастливыми. Ведь невозможно строить всю свою жизнь на единственном ориентире - что подумают другие. Если ориентироваться только на других, человек не сможет быть самостоятельным и спонтанным. Он зачахнет и увянет в конформизме, поскольку так и не сможет проявить самого себя, реализовать свою индивидуальность. Чувство стыда также мешает человеку быть критичным и творческим, строить свою жизнь так, как хотел бы он сам. 

 

Чувство вины аналогичным образом может приобрести деструктивные формы, когда, вместо того, чтобы извлекать из происходящего ценный для себя опыт и действовать, трансформируя вину в ответственность, человек погружается в бесконечные, парализующие его активность самообвинения. И тогда "я плохой, я во всём виноват" становится кредо его жизни, а самообвинения порой превращаются в позицию мученика, т.е. становятся инверсией гордыни. Обвиняя во всех бедах самого себя, он пытается спасти себя от чужих обвинений, но никому не становится легче от того, что он топит себя в чувстве вины. 

 

Чувства стыда и вины серьёзно мешают человеку тогда, когда он чувствует себя недостаточно хорошим или недостойным, чтобы сделать что-то конструктивное или изменить свою жизнь в лучшую сторону. Он боится, что его осудят, переживает о том, что о нём подумают, думает о том, заслужил ли он что-то хорошее, и все эти мысли препятствуют смелости, блокируют его "мужество быть". 

 

Избавление от этих чувств не так просто, как кажется, ведь, даже тогда, когда эти чувства - следствие чужих внушений или манипуляций, они переживаются человеком как свои собственные. Поэтому, чтобы избавиться от этих чувств, в первую очередь, нужно найти их исток - кто и за что винил или стыдил человека в прошлом. Во-вторых, важно прояснить собственные внутренние нормы или моральные принципы человека - чем он руководствуется в своей повседневной жизни и серьёзных поступках и насколько он сейчас живёт в согласии с этими нормами. В некоторых случаях сами нормы являются не вполне своими, т.е. некритично впитанными извне. И тогда задача состоит в том, чтобы глубже осознать, насколько человек внутренне согласен с этими нормами, что из них ему кажется важным для его жизни, а что он мог бы отбросить или отдать обратно тем людям, которые внушали ему их. В-третьих, при работе с чувствами стыда и вины общественному или коллективному важно противопоставить индивидуальное, чтобы человек мог выделить себя из толпы как отдельную, автономную личность и осознать своё право на то, чтобы быть собой вне зависимости от того, что думают о нём другие. 

Иногда нам всем свойственно заряжаться чужими мыслями и чувствами. В психологии этот механизм называется интроекцией. В отличие от проекции, когда человек выносит вовне своё внутреннее содержание, при интроекции, напротив, он впускает в свой внутренний мир чужое содержание. Осуществляя проекцию, мы можем думать, что кто-то злится на нас, но, если копнуть глубже, окажется, что дело обстоит совсем наоборот - мы злимся на этого человека, но по каким-то причинам не позволяем себе пережить это чувство. При интроекции, включая в свои чувства чужие, мы можем переживать не свою злость, а ту злость, которую испытывает в контакте с нами другой человек.

 

Механизм интроекции тесно связан со слиянием и уязвимостью, ведь, как правило, мы не впускаем в себя всё содержание окружающего нас мира, поскольку фильтруем его. Другие люди могут критиковать нас или восхищаться нами, но верим мы далеко не всему. Им может не нравиться то, как мы себя ведём, либо они могут хотеть от нас чего-то другого, но мы не склонны всему подчиняться. Однако, когда включается механизм интроекции, становится трудно отличить своё от чужого. В этот момент чужое начинает восприниматься как своё, а потому человек неожиданно для себя может пойти реализовывать чужое желание или зарядиться чужим страхом.

 

Как правило, феномен принятия интроекта обусловлен повышенным доверием к той личности, от которой он был принят, либо ситуацией повышенной уязвимости человека. Например, гораздо охотнее мы прислушиваемся к мнениям близких для нас людей. И тогда мамина или папина фраза "да кому ты будешь нужен без высшего образования" или "тогда никто не возьмёт тебя замуж" может стать руководством к действию для человека, который не очень был хотел делать что-то, чего от него хотят родители, и при других обстоятельствах отнёсся бы к этому критично. Точно так же травмирующей порой оказывается безобидная фраза друга или подруги, ведь кажется, что это близкий человек, и он не причинит зла, а в кризисной ситуации к этому человеку есть запрос на помощь. И тогда совет друга вновь падает на почву, которая готова его принять, а человек незаметно для самого себя принимает то, с чем он, на самом деле, не согласен.

 

Что же происходит после того, как интроект был принят? В отличие от сознательно принятых человеком решений или мнений, переживание интроекта часто сопровождается чувством сильного дискомфорта и внутреннего конфликта, поскольку, сознательно соглашаясь с чем-либо, человек успевает переварить некий опыт, а интроект "проглатывается", но не пережёвывается и не переваривается, а потому сильно мешает. В психологической работе интроекты могут проявлять себя, когда речь заходит о каких-либо иррациональных установках или убеждениях клиента, которые мешают ему жить, двигаться вперёд и расти, но которые он никак не может обосновать или вписать в свою картину мира. Психолог обычно просит рассказать об этих убеждениях поподробнее, привести конкретные примеры и аргументы, и вдруг оказывается, что, на самом деле, деструктивное убеждение уходит своими корнями в какой-то случайный диалог или является брошенной сгоряча фразой близкого человека.

 

Чем больше интроектов копится в психике человека, тем дальше он от контакта с самим собой, поскольку его психику засоряют усвоенные, но не переработанные чужие мысли, чувства и желания. Так, например, находясь рядом с кем-то, переживающим сильный страх, другой человек проникается этим чувством, и даже, когда эта связь разорвана, чувство может продолжить преследовать его и мешать ему жить. В этом случае психотерапевтическая работа подобна генеральной уборке - вместе с психологом клиент ищет те чувства и мысли, которые были некритично усвоены им от других людей, и начинает подвергать их критике, т.е. разбираться в том, полезную или вредную функцию они выполняют сейчас, при каких обстоятельствах, в каком контексте и для чего это было сказано, какой посыл скрывался за конкретным интроектом, как он был понят и принят клиентом. 

 

Работа с интроектами, в конечном итоге, приводит к тому, что человек символически расчищает поле своей психики для нового опыта, место которому трудно найти, когда всё пространство занято чужими "не трогай", "не ходи", "нельзя", "делай то", "не делай этого", "никогда" и т.д. Расчищая все эти установки и убеждения, человек находит дорогу к самому себе, получая возможность сформировать что-то своё, а, мысленно отдавая не свои чувства тем, кому они по-настоящему принадлежат, он освобождает место для новых переживаний. 

 

Некоторые интроекты лежат на поверхности, и тогда в терапии легко обнаружить их корни, другие въедаются очень глубоко. Так, например, иногда человек обнаруживает, что всю жизнь страдал от страха своего отца, своей матери или своего друга детства. И тогда работа непосредственно с самим страхом может не привести к успеху, ведь страх принадлежит не самому клиенту - он изначально чужой.

При обнаружении интроекта недостаточно просто понять, что это чужая мысль или чужое чувство. Важно также восстановить то, при каких обстоятельствах и почему человек стал уязвим к нему, как он его принял, какие механизмы этому способствовали, чтобы в дальнейшем он мог позаботиться о профилактике подобного опыта. 

Когда я училась на факультете клинической психологии и писала свою первую курсовую работу на тему психологических последствий насилия у женщин, больше всего меня удивило понятие "виктимности", которое я встретила в литературе. Оно означало, что насилие не является случайным, а происходит лишь с теми людьми, которые каким-либо образом "притягивают" эту ситуацию. Помню, что подошла к своей научной руководительнице с этим вопросом. А у неё был большой стаж работы в кризисном центре для переживших насилие женщин. И она ответила, что да, исходя из опыта работы, часто она может определить потенциальную жертву просто по внешнему виду - по манере держаться, взгляду или походке. Несмотря на то, что эта идея была шокирующей, тогда она несла в себе ресурс для работы. Если есть черты, по которым заранее можно определить потенциальную жертву, значит, с ними возможно работать в терапии - разбираться, как и почему они возникли, стремиться к тому, чтобы их проработать, и тогда можно помогать людям ещё до того, как с ними случилась беда.

 

Но всё оказалось не так однозначно. Впоследствии я познакомилась с феминистской психотерапией, которая критиковала идею виктимности за виктимблейминг и магическое мышление. В идее виктимности подспудно содержится обвинение жертвы: она делала нечто такое, что иррациональным образом "притянуло" агрессора. В то время как нельзя выделить типаж, который подвергается насилию в большей или меньшей степени. В определённых ситуациях люди оказываются уязвимыми, и речь может идти не только о сексуальном насилии, но о насилии в самом широком смысле. Согласно феминистской терапии, в насилии всегда виноват только агрессор. Жертва не должна и не может нести никакой ответственности за чужое преступление. 

 

Отказ от понятия "виктимности" создаёт необходимость изменить структуру работы и подход к терапии. В процессе психологической работы с любой ситуацией насилия часто всплывает тема вины. Некоторые клиенты винят в случившемся себя, другие - подвергаются обвинениям со стороны общества. Переживание чувства вины естественно на определённом этапе работы с травмой, поскольку гнев на агрессора перенаправляется жертвой на себя, чтобы вернуть себе контроль над ситуацией. Но в долгосрочной перспективе оно не является конструктивным, поскольку не позволяет ни изменить прошлое, ни проработать травму.

 

В устаревших подходах понятие "виктимности" давало возможность преобразовать вину в ответственность, но ситуация насилия - не та, за которую могла бы нести ответственность жертва. Даже юридическая ответственность в ней закреплена за преступником. Но, тем не менее, в данной ситуации остаётся проблема совокупности факторов, которые привели к событию, повлияли на то, что случилось. Например, жертва могла ситуативно находиться в слабом и рассеянном состоянии, переживать фоновую усталость, иметь недостаточный жизненный опыт, чтобы вовремя распознать опасность, когда были какие-то сигналы, случайно оказаться в неудачном месте в неудачное время. Все эти факторы подвергаются в процессе работы анализу не для того, чтобы обвинить, а для того, чтобы полностью разобрать и завершить ситуацию. Но эти факторы никак не связаны с характеристиками личности пострадавшего человека и не делают его виноватым, ведь, какими бы они ни были, они не дают разрешения применять насилие к человеку.

 

Таким образом, "виктимность" не может быть личностной характеристикой или личной ответственностью человека за чужие преступные действия. В психотерапии экологичнее было бы заменить это понятие на ситуативную "уязвимость", к которой в той или иной степени, при определённых условиях может быть склонен любой человек. В отличие от "виктимности", уязвимость не закрепляет за подвергшимся насилию человеком какую-то роль, но позволяет обратить внимание на факторы слабости, которыми пользуются агрессоры (что не снимает с них ни юридической, ни моральной ответственности!). Работа с уязвимостью обращает внимание на проблемы безопасности, заботы о себе и ресурсов, ведь при завершении любой травматичной ситуации важно извлечь из неё некий опыт, который позволит человеку объяснить для себя то, что случилось, и как-то обойтись с этим.