Публикации с тегом страх смерти (7)

Вакцинация под угрозой увольнения стала горящей темой уходящего лета. В публичном пространстве она обсуждалась в контексте медицинских, политических, экономических и социальных проблем, но не так много материалов было написано о психологических проблемах, связанных с данной темой, на которых я и сосредоточусь в статье. Итак, среди основных психологических аспектов принудительной вакцинации можно выделить следующие:

 

1. Постпандемийный дистресс. Пандемия коронавируса стала кризисным событием, которое не обошло ни один дом. Так или иначе, она затронула каждого человека. Кому-то пришлось изменить привычный стиль жизни, кто-то потерял работу или близких. С самого начала пандемии люди находились в ситуации страха и неопределённости, а значит, в состоянии непрерывной стрессовой готовности. Длительное переживание этого состояния изматывает психические ресурсы человека. После такого стресса ему нужно восстановление, но отдохнуть от перемен и восполнить затраченные на совладание со стрессом ресурсы многим не удалось, поскольку прививочная кампания стала фактором новизны, а значит, запустила новый виток стресса как продолжение реакции на изменчивую, непредсказуемую и потенциально опасную ситуацию. 

 

2. Проблема телесных границ. В современной западной культуре открыто провозглашаются ценности индивидуализма, согласно которым тело является личной собственностью самого человека, насилие над телом наказывается на законодательном уровне, а для медицинских вмешательств требуется информированное согласие. Такая культурная ценность формирует особое отношение человека к своему телу. Он привык ощущать тело собственным достоянием и самостоятельно выбирать, как обращаться с ним. Для современного человека тело является пространством и границей его интимности, сферой его личной жизни. Угроза обязательной вакцинации внезапно перечеркнула эту ценность, к чему многие оказались не готовы. На символическом уровне тело стало достоянием общества, что стёрло границы между индивидуальным и социальным, личным и публичным. Человек оказался на грани потери контроля над собственным телом, жизнью и будущим, но ответственность за эту ситуацию никто не смог бы взять на себя.

 

3. Мировоззренческий дискурс эгоизма и альтруизма. Одним из аргументов прививочной кампании стали ценности альтруизма и самопожертвования, которые провозглашались как необходимость перетерпеть временное недомогание и возможные побочные реакции ради блага общества и окончания пандемии. Сторонники вакцинации утверждали, что отказ от прививки при отсутствии явных противопоказаний является эгоистичным, поскольку следствиями этого отказа становятся риск заражения других людей и повышение нагрузки на здравоохранение. С психологической точки зрения, можно заключить, что ценности альтруизма в этой ситуации постулировались в качестве универсальных, в то время как есть люди, предпочитающие мировоззрение разумного эгоизма и полагающие, что забота каждого о себе и своём самочувствии является первостепенной для того же общественного блага, поскольку забота о других предполагает, что мы принимаем решение за них, а значит, осуществляем над ними насилие. 

 

4. Проблема агрессии и ответственности. В стрессовой ситуации пандемии люди переживали не только тревогу и страх, но и агрессию. Кто-то лишился возможности выходить из дома и общаться с людьми. Кто-то был вынужден сменить работу. Кто-то в оцепенении ждал пугающих перемен. Многие люди были злы на ситуацию, в которой фрустрировались их потребности. Но, поскольку вирус - не человек, его влияние не является сознательным, и его нельзя наказать, злость перенаправлялась на людей, на которых можно было оказывать воздействие. Например, на людей, нарушающих ограничения. На действия государства и правительства. На врачей и средства массовой информации. Но в итоге, по большому счёту, оказывалось, что в сложившейся ситуации некого обвинить. Никто не может отвечать за то, что она возникла. Никто не может взять на себя вину за то, как она развивается. В этой ситуации вакцина стала последней надеждой на спасение, а "антипрививочники" оказались крайними - последним препятствием к тому, чтобы вернуться к нормальной жизни. Именно они внезапно стали для общества лицом безликого стихийного бедствия. 

 

5. Проблема непрямых коммуникаций продолжает обозначенную в предыдущем пункте проблему ответственности. Прививочная кампания была организована таким образом, что прямые коммуникации были в ней практически исключены. На законодательном уровне эта кампания сложилась стихийно, из-за чего многим людям в данной ситуации не хватило ясности. Например, кто-то из властей поддерживает эту кампанию, кто-то - против. Инициативы исходят от властей, а не врачей. Врачи высказывают противоречивые мнения. Дискурс замкнут на подсчет вероятностей. Ответственность за процесс возложена на работодателей, многие из которых не имеют прямого отношения ни к политике, ни к медицине. Информация доступна лишь в СМИ, которые также пестрят ангажированностью и противоречиями. Вакцинация объявляется добровольной, однако ценой добровольного отказа становится потеря работы. Следствием такой ситуации являются чувства беспомощности, растерянности и хаоса, когда человек не знает, к кому обращаться, кому верить и на что опираться, но вынужден принимать решение в предельно короткие сроки. 

 

6. Проблема разных стратегий адаптации и диалога. Способы совладания со стрессом и реагирования на новизну у разных людей разные. В самом общем смысле их можно свести к трём базовым реакциям - замирание, борьба и бегство. То, как человек реагирует на стресс, зависит от того, как устроена его нервная система. Все эти стратегии сформировались в результате эволюции, и каждая из них имеет эволюционную ценность. В каких-то ситуациях выгоднее для выживания замереть, в других - бежать, в третьих - атаковать нападающего. В ситуации массовой вакцинации эти различия в стратегиях не были учтены. Все должны были действовать единообразно, что и породило протесты. При этом отсутствовал диалог между сторонниками разных адаптационных стратегий (например, "переждать и понаблюдать за ситуацией" и "бороться, действовать как можно быстрее"). Кампания обязательной вакцинации наложила запрет на саму возможность диалога. Принятая ей стратегия официально стала единственно верной, на фоне чего люди с другим типом реакции превратились в "маргиналов" и "мракобесов" вне зависимости от тех аргументов, к которым они прибегали, чтобы быть услышанными. Именно поэтому эта кампания была воспринята людьми как дискриминирующая. В общем смысле, она показала границы социальной приемлемости альтернативного мнения. Раскрыла, что, с точки зрения общества и властей, есть ситуации, в которых для него не может быть места, что повлекло за собой реакцию культурного шока.

 

Исходя из перечисленных в статье пунктов, можно заключить, что психологические аспекты проблемы были проигнорированы как в проведении кампании, так и в общественных дискуссиях. На первом плане оказались социальные, но не психологические проблемы. Общественный дискурс не уделял внимания личным переживаниям и индивидуальной ситуации каждого конкретного человека, что массово обострило актуальность таких экзистенциальных тем, как одиночество, беспомощность, заброшенность в мир и поиск смыслов. В порыве ко всеобщему благу был забыт человек.

Никто не выберется отсюда живым.

Ричард Гир

 

На самом деле, я никогда не забываю о том, что когда-нибудь я умру. Знаю, что часто люди не хотят об этом думать. Когда приходят в голову мысли о смерти, не выносят разверзшегося перед ними ужаса, отгоняют эти мысли и стараются побыстрее на что-то отвлечься. Мне это понятно, это как вглядываться в бездну. И мне тоже тяжело в неё вглядываться. Я не верю в загробную жизнь, сомневаюсь в перерождении, скорее всего когда я умру меня действительно больше не будет.

 

Раньше я верила в реинкарнацию, моим главным аргументом и, собственно, источником этой веры была невозможность представить себе бессмысленность существования. Ведь это нелогично. Человек живет, развивается, совершенствуется, что-то постигает, а потом просто умирает, все это умирает вместе с ним. А зачем тогда все это было? Вот если потом он опять родится, имея уже где-то в подсознании этот опыт и будет развиваться дальше, то тогда в этом есть смысл. Правда, все равно не очень понятно, а что потом? Есть теории, что после жизней в людском теле, мы продолжаем все то же самое в каких-то других сущностях или сливаемся с абсолютом. Но это потом, об этом можно уже сильно не думать. Главное, что хотя бы эта жизнь становится осмысленной.

 

Но что-то сейчас меня берут смутные сомнения, а не придумали ли эти теории такие же как я люди, которые не готовы принять бессмысленность существования? Кто сказал, что должна быть логика и смысл? Ведь это совсем не обязательно.

 

Мне очень нравится как об этом сказал Зигмунд Фрейд: «Нам хочется существовать, мы боимся небытия и поэтому выдумываем прекрасные сказки, в которых сбываются все наши мечты. Неизвестная цель, ждущая нас впереди, полет души, рай, бессмертие, бог, перевоплощение — все это иллюзии, призванные подсластить горечь смерти.»

 

Но, странным образом, именно это осознание краткости и конечности жизни, помогает мне делать мою жизнь лучше. Это как с отпуском. Когда знаешь что он закончится через две недели, то уж постараешься провести их как можно приятнее.

 

Если я помню о смерти, я не привязываюсь к вещам, ведь все равно не заберу их с собой в могилу. При этом я им радуюсь. Но радуюсь сейчас, понимая что все это может исчезнуть в любой момент.

 

Я ценю людей, которые меня окружают. Хорошо, что сейчас они есть в моей жизни, но когда-нибудь это закончится.

 

Я стараюсь организовывать свою жизнь так, чтобы в ней было как можно больше комфорта и радости прямо сейчас, ведь не известно сколько осталось времени. Обидно будет терпеть какие-то лишения ради какой-то лучшей жизни, и так и не дождаться ее. Да и вообще, жизнь это то, что происходит сейчас.

 

Я занимаюсь любимым делом, и я ценю это большое счастье доступное не всем. Я долго к этому шла.  Хотя иногда я устаю и бывает ворчу и жалуюсь, но даже в эти моменты я знаю, что вообще-то я занимаюсь тем, что мне действительно интересно, и если я вдруг перестану этим заниматься, то ... тут же начну опять.

 

Я не трачу время на неинтересные мне вещи из каких-либо соображений будущей пользы. И я не верю в будущую пользу неинтересных вещей. Мне кажется, что только то, что интересно сейчас, может быть полезно в будущем. Которого, вы же помните, может и не быть.

 

Если я чего-то хочу, скорее всего я это сделаю, во всяком случае очень постараюсь. И «я хочу»  — это для меня самый главный аргумент. Ведь если я скоро умру, то что может быть важнее моих желаний? И это не эгоизм, я стараюсь учитывать других людей.

 

«Смерть есть условие, дающее нам возможность жить подлинной жизнью».  Так пишет мой любимый Ирвин Ялом и я очень хорошо его понимаю.

Проштудировав не одну статью на тему страха, я имею, что сказать. Когда психологи описывают страх, то они ссылаются, как правило, на то, как с ним работать. Или пишут о том, что бывает страх потери контроля, страх отвержения и другие страхи (и фобии как максимальные проявления страха).

 

Но я предлагаю взглянуть на страх как ресурс и как на ооооочень полезное, нужное чувство. И совсем не с той стороны, что его преодоление – это выход куда-то. А с той, что сам по себе страх, нахождение в нём, понимание его и есть ресурс.

 

Да, страх – это базовое чувство. Т.е. родненькое для всякого живого существа, имеющего психику. Зачем же он нужен? – естественно, для сохранения жизни (социальной и физической, в конечном итоге). Забраться на высокое дерево – страшно. Пройти через стаю собак – страшно. Возразить значимому человеку  – страшно. Страх может быть как «вшитым» (врождённым, охраняющим жизнь), так и приобретённым (интроектом), полученным из опыта собственной жизни или жизни данного сообщества живых организмов. В сумме страхи - это про угрозу жизни, т.е. про смерть. 

 

Я предлагаю увидеть, что страх – это про РАЗМЕР. Размер того, кто боится, относительно того, кого или чего он боится. Это взаимоотношения размера между «я» и «не я». Тема страха – это всегда про самоощущение (а не про самооценку) и относительность (соразмерность).

 

Поясню для примера: когда человек чувствует страх, то он может пытаться сбежать или замирать в этот момент, желать стать незаметным или исчезнуть, не быть, либо, наоборот, атаковать и нападать. Т.е. когда я боюсь – я уменьшаюсь. Я боюсь чего-то, что больше меня (по крайней мере я наделяю то, чего боюсь таким размером). Что бы прекратить страх чего-то бОльшего, чем я, психика предлагает варианты: либо уменьшиться ещё больше (стать незаметным), либо стать больше (уменьшить другого или другое, что вызывает страх). Так появляется то, что приводит либо к нерешительности (остановке перед выбором), либо к агрессии (в т.ч. пассивной). Бесстрашие, как полное отсутствие чувства страха – это признак нездоровой психики, утратившей «охранительное» свойство (путём полного игнорирования наличия "не я" или "я", либо каким другим способом). Равно как и запредельный страх всего и вся. Собственно, и то и другое - это про страх не только смерти, но и жизни. ОКР, панические атаки, психосоматика, расстройство пищевого поведения - это всё туда же. Но далее – о здоровой психике.

 

В чём же ресурс самого страха: в том, что это место, в котором можно себя измерить. Измерить свои границы, своё Я. Измерить то, что стоит на «той стороне», напротив меня, что меня пугает и измерить обоснованность страха. Для этого не нужно ходить далеко в размышлениях и что-то делать. Достаточно задать себе вопрос: есть ли реальная угроза моей жизни, здоровью и моему «я» в данный момент, когда я чувствую страх? Что бы изменить что-то, нужно понять где «я» находится в данный момент (теория парадоксальных изменений). Не сбегать из этого чувства, а проанализировать – для чего психика предлагает сейчас чувствовать страх. Если есть реальная угроза – это значит, что, действительно, я меньше, чем то, с чем я встречаюсь. Если угроза жизни и здоровью отсутствует, то мой страх, вероятнее всего – не принесёт мне ничего полезного. Если я боюсь многих людей, проявлений, ситуаций, то, почти с уверенностью можно говорить о том, что я себя самоощущаю в собственной жизни, как человека маленького размера, незначительного, неважного. Кто мне это «подсказал» - вопрос обычного исследования в психотерапии, которое, с моей точки зрения, существенного сдвига в своей размерности не даст. А вот «сражение с собственными монстрами» через попытку с ними пообщаться, понять, а не врут ли они, очень даже продвигают.

 

Если Ваши «монстры» (страхи) слишком велики, а Вы – слишком малы, то, конечно, психотерапевт – это тот самый «рыцарь на белом коне»  или ещё какой профит (оружие), который даст Вам возможность «увеличиться».  Поддержка другими людьми – это про увеличение своего «я» через создание «опоры».  Нет поддержки – нет опоры. Способность просить помощи - это полезное умение, для того, что бы подержаться и пойти дальше. Именно поэтому психотерапия – это хороший способ побыть с опорой (временной), для того, что бы смочь найти затем опору в себе, но для этого нужно поработать. И не полезна дорога, когда психотерапия – это всегда только опора внешняя, без возможности взрастить/построить себя до того размера, который именно Ваш. Где только Вы сами осознанно можете выбрать свои страхи, своих монстров, знать их в лицо и знать, как с ними общаться и договариваться.

 

После просмотра фильма «Сфера» не покидает желание назвать его одной из серий первого сезона "Черного зеркала", что уже само собой вызывает смешанные чувства. И хотя это затертое клише, когда герой сначала приобщается к некоторому сообществу, а затем видит его несовершенство и начинает ему противостоять, но все же в «Сфере» этого клише мне в конце фильма как раз и не хватило.

 

О чем я хочу сказать? Психологически нездорово находиться все время на виду, человек непременно потеряет важные аспекты своей жизни и личности, а именно:

• близость и принадлежность;

• уединение и отдых;

• целостность и спонтанность;

 

Давайте остановимся на каждом из них:

 

1.Близость и принадлежность. Здесь я думаю нет смысла долго разводить демагогию, близость предполагает некоторую интимность, чтоб почувствовать в контакте близость, люди должны быть сосредоточены друг на друге, должно быть доверие, уединение, ограниченность от внешнего мира, всенепременно появляется деление на "мы" близкие, и "они " чужие. И это нормальный здоровый процесс в человеческой жизни, всегда есть свои и чужие, принадлежность к группе, сообществу или коллективу, который разделяет твои ценности.

Но «Сфера» говорит, что нет своих и чужих, здесь все друзья. К сожалению, так не бывает. Кстати, очень интересно, что все негативные комментарии достались именно Мерсеру, но ни одного не показали для Мэй. Это странно, потому что Интернет предполагает, что будут разные мнения, и кто-то должен был да осудить Мэй за ее восхищение лампой из вроде бы убитого оленя. Вроде как плохих отзывов в свою сторону она не видела, зато видны плохие отзывы только для тех, кто не разделяет увлечение «Сферой», как например Мерсер. То же самое отсутствие плохих комментариев и было после смерти Мерсера, когда все ее пытались поддержать и посочувствовать, но не нашлось тех, кто жестко осудил. То ли играла роль избирательность восприятия, то ли фильтр самой программы, то ли сама Сфера отсекала всех неугодных от их представителя, но все же даже не зная точной причины, вывод напрашивается сам собой – Мэй не видела другую сторону и не хотела ее видеть, вроде бы все сомнения и несогласие ушли в Тень и больше не смогли проявиться.

 

2. Уединение и отдых. Заметьте, после шумного корпоратива или публичного выступления, после рабочей недели, где мы в любом случае играли свои социальные роли подчиненного, начальника, успешного работника, хронически конструктивного консультанта колл-центра, даже после встречи с друзьями нам хочется побыть наедине. Хочется отдохнуть от ролей и обязанностей, от масок и правил поведения и от контактирования вообще. Как показывает Цикл контакта у гештальтистов, должно быть время свободное от контактирования, для ассимиляции полученного опыта.

И тогда мы приходим в свой дом, свою крепость, где можем расслабиться и заняться любимым делом. Вообще уединение, или возможность побыть с собой - это важная часть жизни каждой личности, да и практически все школы духовного развития говорят нам об уединении и медитации, тишине как возможности встретиться с собой и с духовным. Но сложно представить уединение с миллионами уставившихся на тебя глаз.

Ну и конечно же, подобное общество – это просто ад для интровертов, шизоидов и сверхчувствительных людей.

 

3.Целостность и спонтанность. В продолжение предыдущего пункта. При постоянно включенной камере сложно оставаться собой, нужно постоянно мониторить себя, следить за своими действиями, думать как выглядишь и как это воспримут, подобная постоянная работа не только вызывает истощение нашей психики, но и автоматически обрубает нашу спонтанность, которую Маслоу включал в признаки самоактуализировавшийся личности. Спонтанность реакций на возникшие события - это нормальное здоровое реагирование. Возможность действовать согласно ситуации, согласно своему настроению, своим переживаниям, своим ценностям и убеждениям, согласно своему состоянию в «здесь и сейчас». Но под пристальным наблюдением спонтанность умрет и «да, здравствует человек-робот», который будет вести себя правильно и чувствовать только социально приемлемые вещи. Предвкушаю ваше несогласие, что здесь есть и положительная сторона, - ведь таким образом уменьшается количество преступлений. Возможно на какое-то время да, но, когда наша Тень вырастет до огромных размеров и в нее может поместиться практически вся наша социально неприемлемая личность, тогда, я думаю, эти несовершенные преступления нагонят свою ранее низкую статистику.

 

Бесспорно, что в такой идее есть плюсы, но, к сожалению, минусы все перекроют. Маятник всегда будет лететь в обратную сторону. На любое действие, будет противодействие.

В истории психологии это похоже на то как ранее табуированные темы просто выстрелили в учении Фрейда, или как на смену бихевиоральным школам пришли гуманисты, чтобы все уравновесить. Маятник качнулся в другую сторону.

 

Для меня изначально стала загадкой мотивация главной героини, которую по мне так не раскрыли в полной мере. Что побуждало ее к этому рвению все и всех открыть? Почему смерть друга не остановила этот процесс, а запустила с новой силой? На это четкого ответа сам фильм не дает. Я думаю речь здесь о страхе смерти, последовавшим за этим тотальном контроле и... о самореализации.

 

Страх смерти. Болезнь отца могла не только столкнуть героиню с экзистенциальной данностью, но и вызвать глобальное переживание несовершенства этого мира, тревоги от неопределенности. Плюс сюда же примешивается и случай с каяком, когда героиня чуть не погибла во время шторма, а страх смерти актуализировался с новой силой, что в свою очередь в психике могло закрепиться в навязчивом стремлении все контролировать.

 

Тотальный контроль. Вытекает из предыдущего пункта. Изменить мир через полный и всеобъемлющий контроль. Если я буду все видеть и слышать, смогу все структурировать - ничего неожиданного не случиться, никто и ничего не сможет застать меня врасплох, и никто не умрет. Этим же можно объяснить ее мотивацию, проявившуюся с большей силой после смерти Мерсера. Подобный контроль дает Мэй возможность почувствовать себя в безопасности, правда в некоторой извращенной форме.

 

Самореализация. Мне кажется название «прозрачность» не совсем правильно отображает суть происходящих с Мэй событий. Прозрачность обозначает, что ты просвечиваешь и тебя вроде как нет. Но здесь в названии теряется другой важный аспект подобной прозрачности, а именно то, что Мэй увидели, распознали и она стала звездой. То есть скорее эта система сделала ее видимой!

Похоже гиперпотребность в безопасности для Мэй могла удовлетвориться только в подобной, несколько невротической форме, заглушая тем самым более адекватные проявления здоровой личности – потребность в близости, уединении, спонтанности и пр.

 

Ну и если подытожить все вышесказанное, - то хочется верить, что подобный общественный уклад останется в области фантастики:)

Бывало ли у вас так, что пытаясь заснуть ночью, мы себя не пускаем в сон  - как будто нам жаль уснуть и упустить какие – то возможности дня, которые не были вовремя использованы. 

 

Страх заснуть – страх завершить день в чувстве неудовлетворённости. Вот ты закрываешь глаза и больше этого дня не будет – не будет того, что могло произойти, не будет того, чего ты ожидал. Вообще ничего интересного в этом дне больше не будет:  время уже упущено и не использовано по назначению. Но человек может сопротивляться этому окончанию – пытаясь ещё чем – то заполнить день, а бывает  ночь, или даже утро.

 

Бессонница – это лишь маленькая иллюстрация страха смерти. Заканчивается день или заканчивается жизнь, - разница не велика. Акцент в слове «заканчивается» или «завершается». И вот этого завершения можно бояться как безысходного расставания с иллюзиями и мечтами, не сбывшимися в жизни. 

 

И если страх смерти – это страх упустить возможности для жизни, то логически возникает вопрос – а почему они до сих пор не использовались? Почему человек ничего не успел за жизнь? Почему его счастье всегда было в будущем времени? Что тогда было в настоящем? 

 

А в настоящем в итоге могло ничего не быть. Тогда выходит, что человек и не жил. А закончить жизнь не успев насладиться ей -  очень страшно: значит попытка упущена и шансов больше не будет изменить что-то, привнести что – то, побывать где – то, встретить кого – то. 

 

Страх смерти – это страх окончания иллюзий о жизни, которая не проживается. И из какого чувства человек не живёт, чего боится, почему не пробует, не рискует, не сближается, не влюбляется?

Что пугает и останавливает от жизни? 

-- 

Боимся ли мы смерти? 
Или мы, на самом деле, боимся жизни?