Публикации с тегом психотерапия нарциссизма (10)

Мы живём в нарциссической культуре, в которой превыше всего ценятся достижения - уровень и количество образований, престижная работа, хорошая зарплата, успех. Идея успеха пронизывает всю жизнь многих из нас, охватывая собой в том числе и личную сферу. Окружающий социум оценивает, насколько мы удачно женились или вышли замуж, смогли ли зачать и воспитать успешных детей. 

С одной стороны, нарциссическая культура достигаторства побуждает человека работать над собой и развиваться. В ситуации конкуренции многим бывает гораздо проще мобилизовать свои ресурсы и достичь успехов, чем наедине с собой. Однако, с другой стороны, культура достигаторства отдаляет нас от самих себя - от контакта с собой и с нашей душой. На уровне межличностных связей достигаторство отдаляет людей друг от друга, ведь вместо того, чтобы видеть друг в друге соратников и друзей, она побуждает нас видеть в других людях соперников и конкурентов.

 

Культура достигаторства провоцирует человека чувствовать вечную неудовлетворённость собой и зависть. Поскольку достижений никогда не бывает слишком много, и всегда есть люди, у которых их больше, достигатор лишь на короткий срок удовлетворяется своими успехами. Дальше он начинает оглядываться вокруг - у кого из друзей престижнее работа и выше заработок? Кто посещает более дорогостоящий фитнес? У кого машина с квартирой получше?

 

Культ достигаторства не сводится исключительно к материальным успехам и приобретениям. Он предполагает восприятие человеком всей жизни как беговой дорожки, где нужно бежать быстрее и лучше, кого-то обгонять. "Быстрее, выше, сильнее!", - кричит нам современное общество, и мы подстёгиваем себя из последних сил, чтобы взять очередную планку успеха, - нередко ценой нашего физического и психического здоровья...

 

Достигаторство сводит человека лишь к тем результатам, которых он может достичь, и пользе, которую он может принести, игнорируя уникальность и многообразие его личности. Соответственно, достигаторство формирует инструментальное отношение человека к самому себе, в котором он себе не принадлежит. "Достичь результата любой ценой!", - говорит себе достигатор и предпочитает выйти на работу больным вместо лечения, пропустить отпуск, отказаться от времяпрепровождения с друзьями и семьёй... 

Опасность достигаторства в том, что, становясь зависимостью, оно выжигает все те сферы жизни человека, которые приносят ему удовольствие и радость, и оставляет лишь те, от которых есть польза. А это чревато потерей смыслов и счастья, состоянием вечной неудовлетворённости, когда вроде бы всё есть, всё хорошо, но на пятки наступает серьёзный экзистенциальный кризис.

 

На консультации к психологам нередко попадают выгоревшие, либо разочарованные достигаторы, состояние здоровья которых уже не позволяет брать прежние высоты, либо те, которые уже достигли всего, что могли, и разочаровались, - вопреки обещаниям родителей и современного общества эти успехи не принесли им желаемого счастья.

 

В работе с фанатичным достигаторством юнгианский психолог, прежде всего, обращает на одностороннюю установку сознания. Если человек сосредоточен на пользе, результате, экономии времени, продуктивности и кпд, то что именно он игнорирует, вытесняет, чему не даёт места в своей жизни? Есть ли в его жизни место и время для отдыха, покоя, созерцания и тех занятий, смысл которых не в пользе, а в радости? Второе, на что важно обратить внимание, - как именно и почему сформировалась такая установка на достигаторство. Возможно, родители в детстве "любили" и хвалили исключительно за успехи. Или, напротив, в детстве имели место болезненные переживания чувств стыда, вины и эпизодов травли, после чего человек пытается компенсировать ту беспомощность раздутыми успехами и достижениями? Если это так, важно вернуться в прошлое и завершить незавершённые ситуации. И критически проанализировать, насколько текущий образ жизни человека по-настоящему помогает ему компенсировать что-то из прошлого. Так ли жалеют о плохом обращении с ним недоброжелатели из прошлого, когда видят его настоящие успехи, или им всё равно? Старается ли он для них или для себя?

 

Психологическая работа с зависимостью от достигаторства предполагает постепенное возвращение человека к гармонии с собой и с миром. Если таким образом он пытается разрешить проблему смысла жизни, психолог может предложить ему поискать альтернативные варианты. Если стремится доказать другим, что он хороший и чего-то стоит, возможно, он окружил себя не теми людьми? Ведь те, которые по-настоящему любят и ценят другого человека, вовсе не нуждаются в его дополнительных достижениях. Они смогут как порадоваться его успехам, так и поддержать в неудаче. И, напротив, те люди, которые больше всего восхищаются нашими успехами, - так ли они искренни с нами? Или мы представляем собой их нарциссическое расширение, за счёт которого они получают возможность приобщиться к чужим успехам, когда не хватает своих? На все эти вопросы нам предстоит ответить, если мы хотим подойти к вопросу успехов и достижений так, чтобы они приносили нам гармонию и радость, а не истощение и разочарование. 

Самосаботаж - распространённая форма аутодеструктивного (или саморазрушительного) поведения, при котором человек сам ставит себе палки в колёса, откладывая важные дела на потом, подрывая веру в собственные силы, подтачивая себя суровой самокритикой. На практике это может выглядеть так, что человек хочет изменить работу или стиль жизни, достичь какого-то успеха, но почему-то сам препятствует себе в этом и не понимает, почему. Так, он может поступить учиться в дорогое учебное заведение, но при этом не посещать занятия. Или сходить к врачу, выслушать рекомендации и не соблюдать их. Приобрести абонемент в тренажёрный зал и ни разу не сходить на тренировку до тех пор, пока абонемент не сгорит. Записаться на собеседование в компанию своей мечты и проспать его. 

 

Самосаботаж наблюдается в любых сферах жизни, в том числе и в сфере личных, романтических отношений. Например, казалось бы, удалось найти подходящего партнёра и понравиться ему, отношения складываются довольно удачно, но тут вдруг человек сам портит эту ситуацию, начиная придираться к мелочам, ревновать без всякого повода, думать о том, что с этим партнёром у него точно нет будущего, либо избегать подлинного контакта с партнёром. В итоге отношения ухудшаются, а то и вовсе разрушаются, хотя изначально всё шло довольно удачно. 

 

Феномен самосаботажа можно рассматривать как одну из форм мазохистического поведения, когда человеку легче сорвать свои же планы, чтобы ситуация стала для него более понятной и предсказуемой, поскольку неопределённость будущего вызывает тревогу и фрустрацию. Но корни самосаботажа могут быть и нарциссическими. Например, человек настолько нетерпим к любым неудачам и провалам, что даже не может позволить себе рискнуть попробовать что-то новое в направлении роста. И тогда ему легче саботировать предстоящий экзамен и не готовиться к нему, чем подготовиться и получить плохую оценку, потому что, если он не готовился, он всегда может списать неудачу на своё бездействие. А, если же он подготовился, но потерпел неудачу, он будет чувствовать себя глупым и никчёмным, его хрупкое самолюбие пошатнётся. 

 

Самосаботаж всегда является отрицанием роста и развития, когда, с одной стороны, у человека есть порыв к тому, чтобы что-то изменить, но, с другой стороны, для этого не хочется или не можется предпринять какие-либо усилия. Такой внутренний конфликт сводится к тому, что одну часть его "я" тянет к стабильности и комфорту, а у другой есть мотив на рост, изменения и преодоление, и эти части не могут между собой договориться.

 

Аналогично самосаботаж может наблюдаться, когда человек делает что-то не для себя, а для кого-то другого - чтобы его похвалили или полюбили. Так, если в своей семейной системе он привык к тому, что его любят только за хорошие оценки, успехи, победы и примерное поведение, во взрослом возрасте ему будет трудно отличить свои желания от не-своих. И тогда всякое внутреннее стремление будет одновременно вызывать у него и сопротивление. Такое сопротивление обусловлено тем, что в этот момент поднимается та подавленная часть его "я", которая когда-то говорила или даже кричала о том, что она чего-то не хочет, но её никто не слышал. И тогда практически любая деятельность будет сводиться к тому, что какую-то часть себя ему нужно подавить и совершить над ней насилие, чтобы заставить себя хоть что-нибудь сделать.

 

Корни проблемы самосаботажа уходят в нелюбовь человека к самому себе, непринятие себя и глубинное недоверие по отношению к собственным желаниям, мотивам и стремлениям. Человеку, который не любит себя, трудно и позаботиться о себе. У него отсутствует внутренняя мотивация делать что-то для самого себя - гораздо проще делать что-то для других, "потому что так надо" или тогда, когда его заставляют. А, если вся мотивация сводится исключительно к внешней, против довлеющего внешнего мотива хочется бунтовать, и потому в итоге оказывается, что человек ничего не делает.

 

Чтобы преодолеть самосаботаж, часто оказывается недостаточно одного понимания проблемы и рефлексии по поводу неё. Необходима длительная работа с психологом, которая поможет вскрыть истоки проблемы и отследить, каким образом человек тратит столько сил на внутренние конфликты вместо того, чтобы тратить их на своё развитие. 

Нарциссические черты личности есть у каждого человека, и в норме они помогают ему лучше ценить себя, стремиться к развитию и достигать успехов. Но в случае, когда нарциссические черты чрезмерно заострены, они могут мешать как самому человеку, так и окружающим его людям. Например, идеализируя и обесценивая себя, трудно достичь золотой середины и посмотреть на себя объективно. Идеализируя и обесценивая других, нарциссическая личность причиняет им боль и дискомфорт, из-за чего некоторые значимые люди могут покидать её окружение. Поэтому, с одной стороны, нарциссические черты могут являться ресурсом, с другой стороны, если они не способствуют повышению качества жизни человека, они нуждаются в проработке.

 

1. Первая причина прорабатывать нарциссизм - это завышенные требования к себе и к другим. Для нарциссических личностей характерно слишком многого ожидать как от себя, так и от других. Такая конструкция ожиданий ведёт к тому, что человек относится к себе слишком строго, не даёт себе никаких поблажек, проявляет перфекционизм в работе и других сферах жизни. А, значит, в его жизни остаётся слишком мало места для заботы о себе, и он то истощается, то слишком болезненно переживает свои провалы и поражения. В отношении других, требуя, нарциссическая личность закрывается от нового опыта и спонтанности. Как правило, из нарциссических ожиданий ищется человек с конкретным уровнем образования, профессионального развития, с определёнными внешними данными. Но выбор из мотиваций соответствия социальным ожиданиям или престижу на практике часто оказывается пустым. Окружая себя исключительно успешными людьми, мы рискуем внутренне остаться в одиночестве, ведь, когда мы выбираем других только по внешним критериям, мы игнорируем наши внутренние потребности в контакте с людьми.

 

2. Вторая причина - это нарушенный контакт с собой, который обычно переживают нарциссические личности. Стремясь к тому, чтобы хорошо выглядеть в глазах окружающих, они нередко забывают о самих себе, а, значит, перестают понимать, в чём нуждаются они сами. Ради достижения высокого социального статуса они могут предавать себя, свои истинные стремления. И тогда своё настоящее "я" им приходится вечно задвигать на второй план или откладывать на потом, что влечёт за собой разрыв между идеальным и реальным "я", между тем, что человек делает, и чего он хочет на самом деле. Такой разрыв представляет собой сложный внутренний конфликт, который может тянуться годами и истощать ресурсы человека. Давление собственных и чужих ожиданий мешает ему жить в согласии с самим собой, а подавленное "я" рвётся наружу через симптомы - усталость, депрессию, нежелание жить, забывчивость, психосоматику...

 

3. Третья причина - это те проблемы с самопринятием, которые характерны для нарциссических личностей. Нарциссические черты тесно связаны с тем, что в чём-то человек не принимает себя таким, какой он есть. Не принимая себя настоящим, он стремится казаться или быть кем-то лучшим. И, если это стремление к большему совершенству и к развитию, такое стремление полезно и конструктивно. Если же непринятие себя является хроническим, и чего бы человек ни достигал, ему всегда мало, и для себя он всегда плохой, значит, дело не в формальных достижениях, а в отношении к себе. И именно положительное отношение к себе является тем здоровым ресурсом, от которого мы отталкиваемся, чтобы достичь чего-то большего. Мы любим и принимаем себя такими, какие мы есть, заботимся о себе, а потому хотим для себя-любимых чего-то большего. Но в случае нарциссической характерологии или нарциссического расстройства личности именно неприязнь к себе толкает человека к тому, чтобы стать лучше. И, становясь лучше формально, он не решает эту проблему, поскольку изначально не принимает себя, в результате чего получается замкнутый круг.

 

4. Четвёртая причина состоит в деструктивных отношениях, в которые склонны вовлекаться нарциссические личности. Вовлечение в такие отношения происходит из-за того, что "нарцисс", на самом деле, не любит самого себя, но ищет любви, одобрения и принятия где-то вовне. Он может отличаться компенсаторно раздутым "эго", но эгоцентризм и любовь к себе - очень разные вещи. Эгоцентризм нарцисса обусловлен той внутренней пустотой, дефицитом, нехваткой, которую он переживает. И эта чёрная дыра не может быть заполнена никаким количеством восхищения и внимания до тех пор, пока он не изменит отношение к себе. Любые внешние суррогаты всегда будут помогать лишь временно, либо будут недостаточными для заполнения этой внутренней пустоты. А, значит, в окружающих людях нарцисс постоянно будет находить недостатки, а в отношениях не удовлетворяться тем, что они могут ему дать.

 

5. Пятая причина прорабатывать нарциссизм - это то чувство внутренней свободы, которое обретает человек, когда учится управлять своими нарциссическими чертами характера. Нарциссизм представляет собой определённую структуру личности, которая довлеет над человеком до тех пор, пока он не осознал, что происходит. И тогда он оказывается заложником своей внутренней пустоты, токсичного стыда, чувства себя плохим и недостойным, желания что-то кому-то доказать и получить от кого-то внимание, восхищение, одобрение и принятие. Будучи закабалённым этой совокупностью комплексов, человек не вполне принадлежит самому себе. Он живёт в состоянии психологической боли и дискомфорта, а потому вынужден постоянно предпринимать усилия, чтобы ослабить или облегчить это состояние. Но, когда мы понимаем причины переживаемых нами чувств и механизмы наших реакций, нам открывается возможность обходиться с ними иначе. Осознавая, мы можем выбирать, следовать ли сейчас за этими комплексами или есть что-то важнее, как ещё мы можем удовлетворить эти потребности, в какой мере это будет конструктивно, а в какой - разрушительно для нас.

 

В психотерапии проработка нарциссизма идёт постепенно. Самое главное в этом процессе - принять происходящее, как некую историческую данность, принять свои раны и травмы, после чего открываются возможности решения этих проблем. К нарциссическим личностям в околопсихологической среде много предубеждений, однако сам по себе нарциссизм не является ни плохим, ни хорошим. Если человек способен управлять им, он может определить, в каких случаях эти особенности помогут ему достичь чего-то полезного для себя, а в каких они разрушают его, и выработать творческие способы адаптации к этим своим особенностям. 

 В каждом человеке есть внутренняя нарциссическая часть, которая позволяет ему ценить себя, добиваться успехов и чувствовать себя уверенным, опираясь на опыт побед и достижений. Каждый может найти в себе что-то, чем он мог бы гордиться или в чём он превосходит других. Именно из этих чувств уверенности, гордости и собственного могущества можно преодолевать тяжёлые кризисные ситуации, находить в себе ресурсы в экстремальных условиях. 

 

Но, помимо того, что мы умеем и можем, есть и обратная сторона нас, которая проявляется в слабостях и бессилии. Это могут быть некоторые черты нашего характера, способности или внутренние ограничения. Например, человек может быть силён в одних дисциплинах и слаб в других, но это не значит, что он не смог бы освоить вторые. Но из-за того, что они даются ему труднее, он потратил бы на них больше времени, чем на те, которые даются легко. Или сейчас не испытывает острого интереса к каким-то областям знания, в которых в будущем хотел бы разобраться. 

 

Как сильные, так и слабые стороны человека имеют значение, ведь он не может состоять только из силы и могущества. Есть ситуации, в которых мы сталкиваемся с собственной слабостью и бессилием. И не всегда преодоление слабостей является конструктивной стратегией, поскольку, во-первых, чтобы сильные стороны человека по-настоящему расцвели, ему нужно хорошо тестировать реальность и понимать свои ограничения, во-вторых, слабые стороны требуют бережного отношения, при отсутствии которого к себе человек рискует дойти до истощения, а, в-третьих, цельная личность и уникальная индивидуальность каждого складывается из сочетания сильного и слабого, что предполагает признание как одного, так и другого. 

 

Попытки разобраться в слабых и сильных сторонах человека были предприняты в дифференциальной психологии, в которой можно найти разные варианты типологий. Опираясь на тип, можно решать задачи профориентации, адаптации и даже реабилитации человека. И юнгианская типология, из которой впоследствии выросла соционика, является одной из таких попыток. По сути, эта типология говорит нам, что в некоторых аспектах взаимодействия с реальностью человек силён и способен сознательно управлять этой силой, тогда как другие глубоко погружены в бессознательное, а, значит, в меньшей степени контролируемы им. И, делая ставку на свои слабые функции, важно понимать, что для их реализации потребуется гораздо больше энергии, чем для реализации сильных, а, значит, иметь возможность сделать сознательный выбор, стоит ли оно того.

 

Помимо слабых функций, бессилие человека может проявляться в ситуациях, в которых сама реальность ставит ему жёсткие ограничения. Например, устраиваясь на работу в период экономического кризиса, человек сталкивается с большей конкуренцией и меньшим количеством выгодных предложений, сам поиск идёт труднее, чем в спокойные и стабильные периоды. Иногда бессилие касается ситуаций, называемых в экзистенциализме "пограничными", т.е. когда человек вынужден делать выбор между сохранением или поддержанием своего существования и качеством жизни, что может проявляться в невозможности прямо сейчас покинуть нелюбимую работу, чтобы заняться делом мечты, из-за кредитов, долгов и иных финансовых обязательств. Бессилие переживается и в ситуации столкновения с экзистенциальными данностями - болезнью, смертью, утратой близких.

 

Почему же бессилие не всегда полезно преодолевать и зачем признавать его, какой ресурс это может дать? Преодолевая бессилие, мы пытаемся превзойти самих себя, и, помимо постановки изначально в малой степени реалистичных целей и истощения, на этом пути мы рискуем потерять самое ценное, что у нас есть, - контакт с собой. В преодолении мы отбрасываем бессилие в сторону, как бы отрицая его или погружая себя в чувство вины. Так, человек может говорить самому себе, что у него нет никаких слабых сторон и сложностей, он просто ленится, а, значит, надо заставить себя пойти и что-то сделать. Такая стратегия вызывает сопротивление у той части души, которая должна, но не может или не хочет сейчас проявлять силу. А, значит, эта стратегия ведёт к актуализации внутреннего конфликта, который заберёт гораздо больше энергии, чем мирное сотрудничество обеих сторон. 

 

Признание бессилия, напротив, позволяет нам расслабиться и с принятием отнестись к тому, что мы не идеальны, не всемогущи, у нас есть ограничения, а, значит, мы являемся совершенно обычными людьми, которые не обязаны всегда быть в рабочем состоянии, никогда не болеть, спасать других, идеально исполнять свои социальные роли. Иногда мы можем плохо себя чувствовать, иногда - ошибаться, что-то и вовсе нам не по силам, а, если по силам, оно вряд ли стоит того, и это нормально - в чём-то не быть успешным, могучим и непобедимым. Признавая это, мы позволяем себе быть собой и учимся любить себя безусловно, а не только за внешние успехи и достижения. Просто за то, что мы есть, а не за особые волевые усилия. 

 

Принятие бессилия даёт возможность открыть в себе новую силу. Сознавая, что есть нечто, чего мы делать не хотим, не можем, либо что получается у нас плохо, мы одновременно можем противопоставить этому то, что, наоборот, хочется, можется и хорошо получается. И тогда именно эта точка становится оптимальной для приложения сил. 

Психотерапевтическая устойчивость является важной частью аналитического процесса, поскольку клиенты приходят в терапию в состоянии кризиса, внутренних конфликтов, эмоционального раздрая. В процессе терапии также нередко актуализируются острые для клиента вопросы, тяжёлые травмы, сильные эмоциональные реакции. И, в конечном итоге, клиент хотел бы обрести внутреннюю устойчивость, укрепить своё эго и границы, научиться более конструктивно реагировать на то, что с ним происходит, превратить кризис в ресурс и гармонизировать собственную жизнь.

 

Для терапевта важно в этом процессе выдерживать всё, что происходит с клиентом, как бы сложно это ни было, и сохранять свою терапевтическую позицию - не идти на поводу у переноса и проекций, не подкреплять деструктивные паттерны, не вовлекаться в непродуктивные модели отношений. Именно устойчивость аналитика является опорой для клиента в тяжёлом кризисе, позволяющей ему зацепиться за что-то стабильное, чтобы не быть смытым сильным потоком эмоций. 

 

Устойчивость аналитика в терапии может выражаться как на внешнем, так и на внутреннем уровне. На внешнем уровне речь, прежде всего, идёт о сеттинге, а на внутреннем - об устойчивости эмоциональных реакций и отношения к клиенту. Такая устойчивость не является ригидной и не отменяет гибкости - какие-то компоненты процесса могут обсуждаться, психолог слышит клиента и готов идти на компромиссы (например, если клиенту необходимо на постоянной основе перенести время из-за внешних обстоятельств или ему категорически не откликается какая-то парадигма интерпретаций), но в других аспектах он остаётся устойчивым и неизменным - например, в вопросах формы, структуры и организации процесса.

 

Психолог также открыт диалогу, готов слушать, слышать, сочувствовать и сопереживать клиенту, быть рядом с ним в любых обстоятельствах и оказывать поддержку, но он не может тонуть и растворяться в переживаниях клиента, а также спасать его, ведь смысл анализа в том, чтобы предоставить клиенту благоприятные для изменений условия, но справиться со своим кризисом клиенту необходимо самому.

 

Поддержание терапевтической устойчивости требует от аналитика личностной зрелости, постоянной проработки собственных внутренних процессов, регулярных супервизий, интервизий и самообразования. Но, даже несмотря на соблюдение этих профилактических мер, не всегда просто сохранить эту устойчивость. Ведь в анализе могут быть и провокативные со стороны клиента действия, посредством которых он заставляет аналитика почувствовать себя так, как он чувствовал себя в детстве, - например, обиженным, никому не нужным и обесцененным, погружая его в пучину собственной боли.

 

Естественной частью процесса является то, что в какой-то момент клиент может начать обращаться с аналитиком так, как обращались с ним в прошлом, и, поскольку дело часто касается болезненных переживаний, их приходится испытывать и аналитику. Например, если в детстве родители обращались с клиентом жестоко, проявляли к нему чёрствость или заставляли чувствовать себя отсутствующим, по крайней мере, на бессознательном уровне такие проявления со стороны клиента найдут место в анализе, даже если он не хотел бы передавать свой опыт дальше, нести его другим. В некотором смысле, подобный процесс является автоматизмом, ведь под влиянием жестокого отношения в прошлом клиент переживал раскол своего "я", в нём актуализировались соответствующие этой ситуации защитные механизмы, формировались субличности, которые помогали ему обходиться с этим. В анализе все эти автоматизмы выходят на поверхность, и из психики могут подниматься давно забытые "призраки", которые тоже хотят быть услышанными, понятыми и интегрированными. 

 

Другой пример - клиент может провоцировать аналитика на повышенную заботу, проявляя забывчивость, рассеянность и беспомощность. Но задачей психолога в этот момент должно быть не взятие на себя материнской роли, а пребывание рядом в сопереживании, на равной позиции, в готовности понять и прочувствовать, каково клиенту чувствовать себя так и чего ему не хватает. 

 

В процессе проработки негативного опыта клиент может рассказывать аналитику о шокирующих и тяжело переносимых для чувствительного человека событиях - о насилии, издевательствах, экстремальных условиях. В этот момент аналитик может испытывать ужас, страх, переживать клиентское отчаяние и злость на ситуацию, на людей, которые вели себя бесчеловечно по отношению к клиенту, и он может аккуратно и вежливо проявлять свои чувства, прямо говорить, что это, действительно, страшные вещи. Но для успеха анализа важно не только отгоревать и завершить прошлое, но и опереться на здоровую часть клиента - как он выжил, как он справился, как ему удалось не сломаться и сохранить себя, несмотря на все пережитые им ужасы. 

 

Сохранять психотерапевтическую устойчивость важно и в сложных, порой запутанных переносных и контрпереносных процессах. Т.е. в те моменты, когда аналитик может казаться клиенту враждебным, угрожающим и вторгающимся. Или в те моменты, когда клиент переживает фрустрацию и ненавидит аналитика за то, что он - другой человек, за строгий сеттинг, за то, что аналитик никогда не станет его родителем и не восполнит ранние дефициты. 

 

На внешнем уровне устойчивость аналитика выражается в спокойной, принимающей, доброжелательной и открытой позиции по отношению к клиенту, из которой, в первую очередь, делается акцент на ресурсах и сильных сторонах клиента, на его здоровом "я". Видеть здоровое не означает отрицать больное, но означает не потворствовать деструктивному и не идти в сторону тупика, верить в клиента, разбираться и прояснять, что именно и почему сейчас происходит с ним, проявлять терпение и готовность ждать столько, сколько клиенту потребуется. На внутреннем уровне устойчивость аналитика связана с пониманием того, что все переживаемые клиентом острые реакции на процесс касаются именно клиента и его истории, а потому затрагивают психолога не лично, а опосредованно - через механизм проекции, отыгрывание и контрперенос.

Нарциссический клиент приходит к терапевту со сложностью. Он приходит, когда у него очень много боли. Если вы знаете, что у вас есть нарциссический клиент, вы должны знать, что для него (неё) было очень непросто прийти на сессию. Он обычно «цели­тель». В своей жизни он сам является целителем. Это то, каким об­разом он (она) себя воспринимает. И другой человек, который яв­ляется другим целителем, – это очень сложно. Это не переживается счастливым образом. Это не то, что вот я целитель или я самый лучший целитель, поэтому никто не может меня исцелить. Это пе­реживание, что ты должен исцелить мир, это переживается с болью и одиночеством. Так что нарциссический клиент приходит к вам с маленькой надеждой, что вы его исцелите. Он приходит к вам, по­тому что у него нет другого выхода. Потому что он в отчаянии. На­пример, у него двойные отношения. Ну, давайте представим себе, что этот нарциссический клиент – мужчина, что, в общем, не всегда бывает. Но типичный нарциссический клиент – он профессионал, который хорошо реализовался, у которого проблемы в близких от­ношениях. Например, у него прекрасная жена, и он любит свою жену, но у него есть и другие отношения. У него есть любовница. И он любовницу тоже очень любит. И ничего не может решить. Это типичная ситуация. То, каким образом переживается любовь, это щедро раздавать себя другому. И тогда он оказывается в ловушке таких отношений. Он не может решить, потому что он не хочет обидеть ни одну женщину. Помните, что он сам целитель. И поэто­му он не может сделать ничего против другого. Он будет стараться разрешить проблему другого человека. Нарциссическая личность вырастает, воспитывается с идеей быть очень важным для кого-то, и послание, которое он получает в детстве: «ты замечательный, ты великий, ты сделаешь очень значимые вещи для семьи или для ме­ня», или может быть противоположная сторона, когда признание выражено негативно: «У тебя нет никакой ценности, ты разрушишь семью». В литературе это определяется, как разрыв между «реаль­ным Я» и «идеальным Я». Это в психодинамической литературе. Послание, которое ребенок получает, это не о его реальной лично­сти, ребенка не видят таким, какой он есть. А так, как будто он яв­ляется кем-то иным. Ребенок рисует, совсем маленький ребенок, а мама говорит: «Какую прекрасную картину ты нарисовал, это про­сто рисунок настоящего художника, я отправлю этот рисунок в художественную галерею, ну ты прямо как дедушка, а дедушка у тебя был художник, он был не так хорошо известен, но ты добьешься этого успеха». Но и конечно дедушка – это был её отец. Другая возможность – это то, что идет противоположное послание: ребе­нок что-то рисует, мама говорит: «Да, плохо ты рисуешь, ты, навер­ное, математиком мог бы быть не плохим, а это, ты же сам видишь, какой это плохой рисунок». И во многих случаях ребенок не узнан в его спонтанности. Что переживает ребенок, который рисует? – да ему просто нравится рисовать, это очень спонтанная штука. А ко­гда взрослый оценивает это и опирается на те вещи, которых со­всем нет в опыте ребенка, ребенок теряет контакт со своею спонтанностью, и каждый раз, когда он будет рисовать, ему придется отщепляться от своей спонтанности, он должен будет соображать, насколько он похож или не похож на дедушку, или насколько ему не следует заниматься этим рисованием, а следует вообще матема­тикой заняться. То есть он теряет доверие к свой спонтанности, для того чтобы удовлетворить маму или ещё кого из взрослых, и тогда разрыв между «реальным Я» и «идеальным Я» все увеличивается. Он структурирует свои переживания, чтобы быть таким, каким ма­ма или другие взрослые хотят, чтобы он был. То, что в психоанали­тической литературе называется «реальным self», то, что мы гово­рим о спонтанном рисовании, мы можем назвать «спонтанным Я». Вы помните о важности понятия спонтанности в теории гештальт-терапии. Ребенок присутствует в этом процессе, в этом рисовании, и он делает это всем своим «Я». Со всеми своими ощущениями и чувствами он присутствует в этом рисовании, но окружение не поддерживает его в этом. Окружение отвергает спонтанность ре­бенка и приближается к чему-то другому, что не имеет никакого отношения к ребенку, имеет отношение к дедушке, и ребенок при­спосабливается к этому. А то, что описывается как «идеальное

self

», мы называем творческим приспособлением к трудной ситуа­ции. Ребенок понимает, что мама и другие взрослые не заинтересо­ваны в рисовании и в спонтанности, они увлечены чем-то другим. Например, тем, чтобы иметь художника в семье, или математика, и он творчески к этому приспосабливается. Его опыт состоит в том, чтобы прятать свою спонтанность и стать целителем для взрослых, для мамы. Решение стать целителем, оно проистекает отсюда, и он становится одиноким целителем, потому что ему приходится спря­тать свою спонтанность, строить свою жизнь для того, чтобы удовлетворять потребности других людей. Терапевты очень часто являются нарциссическими личностями, но вылеченными. Одна из замечательных вещей в критике психоанализа со стороны гештальт-терапии заключается в том, что психоаналитическое лечение приводит к тому, что человек становится эготистом, то есть челове­ком, который все знает про себя, но лишен спонтанности и не оча­ровывается. И то была прекрасная критика психоанализа. Так что эготист – вылеченный нарцисс, он все знает про себя и про других, но ему скучно, так что остается надеяться, что ни одного такого гештальт-терапевта нет. Такой терапевт отвергал бы базовые вещи гештальт-терапии.

Итак, возвращаемся к нарциссизму, к одинокому целителю. Следующее важное переживание, это то, что связано с унижением. Переживание ребенка, который постоянно чувствует себя расщеп­ленным между своей спонтанностью и своей потребностью быть. Это то, что заставляет ребенка быть целителем для других и пред­принимать массу усилий для того, чтобы понять других и быть им полезным. Он постоянно переживает этот тяжелый опыт. То, что ему не позволено быть самим собой, но приходится быть для дру­гих. Когда его воспитывают, осуждают, говорят – не делай этого, тогда одинокий целитель чувствует себя дважды одиноким, потому что он оказывается тем человеком, который должен исцелить всех, вместо того, чтобы быть увиденным и воспринятым, но он так же не узнан и не увиден в своих намереньях быть хорошим для других. Он дважды незамечен в своих интенциях. Сначала меня не замети­ли в моем желании просто спонтанно рисовать, а второй раз не увидели в творческом приспособлении спасти других. Это очень плохой опыт. Он может разозлиться. Одиночество, быть использо­ванным для чужих чувств, унижение, злость, потому что дважды не увиден. Из этого ядра злости, гнева, динамика развития нарциссиз­ма может принять несколько разных направлений. Он может стать святым: «Хорошо, делайте со мной все, что угодно, а я все равно ос­танусь святым, потому что я верю в духовные ценности». Он может стать дьяволом, очень противным человеком, преступником: «Де­лайте со мной все, что хотите, в любом случае я останусь собой и буду продолжать это делать». В обоих случаях есть разрыв с другими. Другие оказываются на другом уровне: «Вы меня не можете по­нять», – это утверждение нарциссического персонажа. Конечно те­рапевт – это святой. Он принадлежит к лику святых. Унижение приносит стыд. Невозможно поделиться чем-то здоровым спосо­бом. Невозможно ничего разделить. Они не умеют делиться. Нар­цисс может переживать депрессию, но обычно он не в депрессии, потому что он верит, что каким-то образом он может спасти этот мир. Это то, что называется грандиозностью. Но грандиозность – она обязывает страдать. И мы делаем ошибку, когда считаем, что для нарцисса, когда он раздувается, – это хороший опыт, он не по­лучает от этого удовольствия. Это переживается как обязанность. Я лучший, и мне это дорого стоит. В этом смысл этого утверждения. Самое лучшее, что я читала о нарциссических переживаниях, – это Алис Миллер «Драма одаренного ребенка». Её очень легко читать. Очень феноменологическая книга. Другая книга – это роман Мила­на Кундеры, история ребенка, который жил с мамой, которая очень ценила его рисунки.

О лечении нарциссизма в психоанализе. Есть ещё важные книги, касающиеся объектных отношений в психоанализе: Мастерсон, Серль, Кохут. Это люди, которые продвинули психоанализ на шаг вперед в том, что касается лечения нарциссизма. В классиче­ском психоанализе утверждается, что нарциссизм лечить невоз­можно. И это была та точка, на которой Фрейд остановился. Он сказал, что для психоанализа вылечить нарциссизм невозможно, потому что не может возникнуть трансфер. Нарцисс не может раз­вивать трансфер. Так как нарцисс – целитель, одинокий целитель, а для того чтобы развивать трансфер, он должен быть уже вылечен. И развитие трансфера – это есть начало лечения в психоанализе. С этой же точки началась гештальт-терапия, потому что перенос не является сутью лечения. Если вы думаете об аналитическом лече­нии, интерпретации – это основной метод психоанализа, а интерпретация основывается на интроецировании. Терапевт немного выше клиента и терапевт дает интерпретацию, в норме клиент дол­жен с интерпретацией согласиться, должен принять интерпрета­цию. Потому что клиент формирует перенос. Но нарцисс не может формировать перенос, поэтому он не может принять все интерпре­тации. Ему нужно что-то другое. Для гештальт-терапевта перенос не обязателен, клиент имеет право сказать «нет» терапевту. И сле­дуя теории Отто Ранка, гештальт-терапевт придает очень много смысла и ценности агрессии. Вы помните понятие дентальной аг­рессии у Фрица Перлза. Клиент может кусать, может говорить «нет», у нас нет необходимости в переносе. Мы сейчас говорим не столько о нарциссах, сколько о том, как связаны психоанализ и гештальт. Нарцисс сам целитель, он не может сказать терапевту, что он его целитель, у него другая потребность. У него нет потреб­ности зависеть от терапевта, а в классическом психоанализе необ­ходима зависимость. Если клиент может сказать «нет» терапевту, то тогда цель терапии может быть другой, потому что потребность нарцисса – быть увиденным и узнанным в том, что он делает. Быть увиденным со всеми этими чувствами и его хорошим намереньем вылечить других. Наиболее сложное переживание для нарцисса – это заставить себя прийти на сеанс к терапевту. Это практически невозможно. Это то место, где происходит терапия, это сердце по­жара. Если посмотреть на терапию нарцисса сквозь эти очки, то сможете увидеть много вещей. Например, к вам в кабинет приходит нарциссический клиент, и он сидит в очень гордой позиции и гово­рит: «Меня направил мой друг, очень важный человек, я не уверен, что это для меня правильное место, я думаю, что вы скорее при­выкли лечить другие вещи». Вы видите, что ему очень неловко быть человеком, который получает помощь. Ему приходится под­держивать образ человека, который оказался не в том месте, и вы можете услышать ещё много всяких вещей: «Вы очень молодо вы­глядите», «Вы для меня не подходите, как врач», «Ну и как вы ду­маете, долго мне ещё оставаться в этом лечении?» Вы тогда пони­маете, откуда эти вопросы. Ваша задача поймать его душу. Если вы остаетесь с вызовом, кто из вас лучший целитель, тогда вы теряете свою возможность. Не нужно демонстрировать ему, что вы лучше, что он должен вас слушаться, что он должен следовать определен­ным правилам. Вы разговариваете с одиноким целителем, вам нуж­но достичь его сердца. Вам нужно признавать то, что он делает для того чтобы спасти мир. И то, что он делает с вами. Он всегда нахо­дится в двойной позиции – лечить других и чувствовать себя оди­ноким. Это очень драматичная позиция. Вам важно это вывести на сцену. Когда он говорит, что вы слишком молоды, один из вариан­тов сказать: «Для вас наверное очень неловко, чтобы вам помогал такой молодой человек, и в то же время для вас очень важно, чтобы кто-то помог, потому что вы чувствуете отчаяние. Такой человек, как вы, не нуждается в терапии, но поскольку вы здесь оказались, то, похоже, что вы действительно в тяжелой ситуации». Это начало терапии нарцисса. Присоединиться к его желанию исцелить мир. И дать ему понять, что вы видите его чувства, его намерения, его двойную проблему: что он не виден на двух уровнях, что он не чув­ствует себя признанным в своей спонтанности, и так же не виден в своем творческом приспособлении. Этого никто не видит. Вам важно это увидеть и сказать ему, что вы это видите. Это только для того, чтобы снизить то напряжение, которое он переживает на гра­нице контакта. Когда я приближаюсь к вам, мне нужен кто-то, и в то же время я знаю, что на 90% вы меня не поймете, вы не увидите, что мне нужно, но вы сможете увидеть, что вам нужно. Это та дра­ма, которую переживает нарцисс на границе контакта. Вы выводите эту драму на свободное взаимодействие. Результатом является снижение напряжения на границе контакта. А следующий шаг за­ключается в том, как нарциссический клиент переживает свою спонтанность, и это самая сложная часть. Быть способным рисовать со спонтанностью ребенка, это невозможно, это как рана, это как травма, это очень грустно, то, что нарцисс не может вернуть обрат­но свою спонтанность, но, тем не менее, он может пробовать восстановить свою спонтанность. Он может любить, смеяться. Смех –это такое восточное решение. Вы знаете, у Германа Гессе в «Степ­ном волке» единственное разрешение драмы – это смех. Что пре­красно. Самая высшая способность Будды – это способность сме­яться. Это преодоление любого блока, который создается в челове­ке, который ограничивает человека. Сейчас я сама себя критикую, я чувствую себя очень нарциссично, когда рассказываю это. Смех – это очень человечная вещь. Ты соприкасаешься с человечностью другого человека, но одновременно это тебя немного возвышает над ним. И снова ты становишься одиноким целителем. Я думаю, что лечение нарциссизма, терапия нарциссизма, это соприкосновение с самой сутью наших человеческих страданий на некотором уровне, а на некотором уровне мы только терапевты. Мы не можем разрешить драмы, с которыми сталкиваются люди. Мы можем им только помочь лучше чувствовать. Очень непросто быть в поле нарциссической личности, много вызова. Авторы психодинамиче­ского направления используют слово «столкновение», когда нарциссичный терапевт работает с нарциссичным клиентом, они много наезжают друг на друга, и тогда терапевт может чувствовать себя униженным, одиноким, остановленным, ограниченным. Все ранее описанные переживания также могут быть переживаниями тера­певта и не только потому, что терапевт является нарциссом. Я ду­маю, что нарциссический клиент напоминает и возбуждает нарциссические переживания терапевта. Идеальное решение в том, чтобы нарциссический клиент вновь стал доверять своей агрессии, и что­бы он мог сказать «да» или «нет» и следовать за своей собственной спонтанностью, а не основываться на желаниях других. Это очень непросто, мало кто может подтолкнуть клиента, чтобы он это де­лал. Точнее не следует подталкивать клиента, это должно возник­нуть спонтанно.

Другое важное переживание нарцисса – это вина, он чувствует себя виноватым. Потому что каждый раз, когда он пытается сделать что-то, исходя из своей спонтанности, конечно, он делает это не­ловко, и получает негативную обратную связь, или, как минимум, он ожидает негативной обратной связи. Так что он чувствует себя виноватым каждый раз, когда чувствует себя собой в поле, потому что сам создает негативную реакцию со стороны окружения. Есть и стыд и вина. Это его привычка. Он просто привык видеть окруже­ние таким образом. Например, он расслаблен и говорит терапевту или другу, это в принципе одно и то же: «Знаешь, я обнаружил, что «Аэрофлот» купил «Авитавиа» (итальянская компания), – и кто бы то ни был, в такой расслабленный момент, отвечает: «Ну да, об этом писали 3 дня назад». Это совершенно нормальная беседа, но нарцисс услышит это следующим образом: «Да, тебе бы стоило об этом знать, а твое спонтанное любопытство никому не нужно». Всегда есть что-то другое, чем нарциссу стоило бы быть. Вот такие его пе­реживания. В журнале, который я редактирую, есть статья «Иссле­дования в гештальт-терапии» Бертрама Мюллера и его коллег о нарциссизме. Это пересмотр теории Изидора Фрома о нарциссизме. В этой статье написаны важные вещи. У нас у всех, особенно в психотерапевтическом пространстве, существуют нарциссические аспекты. Но это не будет той причиной, по которой каждый из нас пойдет к терапевту. Даже если я очень глубоко понимаю драму нарциссической личности, например, своих нарциссичных клиен­тов. Я знаю, что когда я переживаю тревогу, то моя тревога не бу­дет относиться к нарциссической модели. Когда я чувствую себя плохо, это не из-за этого, это по другим причинам. Мы все нарцис­сы, и мы все понимаем эту драму, но почему мы будем чувствовать себя плохо или переживать тревогу, та причина, по которой ты приходишь к терапевту, она будет разной. Образ, который прихо­дит мне в голову – это

вирус

, вирус существует в организме и в не­которых условиях организма и окружающей среды вирус становит­ся активным. Я думаю, что клинический нарциссизм – это что-то в этом роде. Мы не можем сказать: ты нарциссичен, ты пограничен, но есть некоторые условия, которые относятся к полю, а не только к организму или к окружению, которые заставляют вирус активи­зироваться и действовать. Я думаю, что это одна из современных теорий по поводу болезни, в эту сторону направлены научные ис­следования.

Лекция была прочитана на семинаре в г. Москве в 2007 году