Публикации с тегом психотерапия, психология, отношения (26)

За последние годы психологическая культура обрела высокую популярность, которой не было еще лет 10-15 назад. Тогда из всего потока моих одногруппников терапию посещала, кажется, то ли только я, то ли единицы. Сразу после окончания универститета было трудно открыть частную практику, потому что никто не понимал, чем занят и зачем нужен психолог.

Теперь куда ни плюнь - человек в терапии. Редкостью стало явление, когда кто-то не в терапии. И вроде я должна радоваться, т.к. оказываю эту услугу, она популярна, у меня будет хлеб, и это здорово, но другая часть меня немного обалдевает.

Терапия сейчас носит характер т.н. "культа себя". Мол, я хороший, я стараюсь, я экологичный, я прорабатываю себя, я работаю над собой, я становлюсь лучше. В те времена, когда я начала проходить терапию, все было иначе. До сих пор не понимаю, как можно набирать часы и нормально себя чувствовать в такой "терапии". Потому что ты в клиентской позиции наивный человек, приходишь за помощью, фактически за лечением, и тебе не важно, английская это школа или французская, психоанализ или гештальт, один антибиотик лучше или другой, его аналог. Болит - пришел. Вылечили - хорошо. Какие часы, какие престижные штучки? Когда что-то болит, не до них. Дорого, долго - ок, лишь бы прошло. Сейчас же я наблюдаю картину многократного обсуждения психологов, смены психологов, установку "личный психолог как атрибут успеха", ленивые рассуждения на тему "так ли мне нужен психолог".

И, несмотря на коммерческие перспективы, почему-то, во-первых, кажется мне это явление лицемерием, самообманом и использованием инструмента не по назначению. Во-вторых с ростом популярности будут ужесточаться властные механизмы этой системы. Например, кажется, что агрегаторы - это удобно, но они подмяли под себя рынок и диктуют условия. Дальше - больше. Чем больше волна популярности, тем больше будут нарастать сдерживающие ее механизмы. Тот же фейковый абсурдный закон со временем может оказаться вовсе не абсурдом и не фейком. Или самостоятельное позиционирование себя в пределах рынка - уже никто не будет искать тебя по личному сайту или на авито, а агрегаторы будут дергать за нити зависимости - так просто от них не уйдешь, если они монополизировали рынок.

В общем, всплеск популярности психологии для меня, скорее, негативное, чем позитивное явление. Те же люди с фрагментарными знаниями, которые используют психологию для укрепления своих защит, подтверждения своих паттернов и запутывания себя, утверждая, что они уже и так все про себя знают, нового не хотят, но что-то оно не работает, - явный плод актуальной рыночной ситуации. Они не могут получить помощь, и они активно мешают себе помочь, что вымывает из терапии ее содержание, оставляя красивую обертку или престижную, но пустую форму. Лечиться от модной болезни, когда у тебя ничего не болит, просто потому что так делают все, на мой взгляд, не только бесполезно, но и вредно как для организма, так и для психики. "Люди становятся более осознанными", - скажут наивные аналитики этой социальной ситуации, но нет - на практике, в массовом смысле, скорее, быстрее бегущими от той самой осознанности с помощью психологии.

Тема не новая как в психологии, так и в культуре. А тема нормативная в культуре, и нормируется она по-разному. Особенно её много в академической и консервативной среде - все эти браки с мужчинами в два раза старше. Или с женщинами, такое тоже бывает. Конечно, не важно, сколько ему лет, потому он и в отцы годится. ;) Эта же тема может проявиться и в форме вечного одиночества (никто папу или маму не переплюнул, никто идеальным родителем не стал), и в форме символического брака ("служу Гекате", "невеста Христа"). Даже Абсолют от этого не свободен, он может символизировать очень ранний, недифференцированный родительский образ.

Но, на мой взгляд, из инцеста надо выходить. Инцест - это когда ты думаешь, что у тебя был дефицит, и смотришь назад, надеясь наполнить его чем-то из прошлого, которое уже прошло. И цепляешься за этот образ. Лелеешь образ ужасной матери или отсутствующего отца. Не отпускаешь.

А как выйти из инцеста? Раскритиковать идею дефицита. В психоанализе родители - это как еда. И предлагается решение, мол, у мамы уже есть папа, у папы уже есть мама, место занято, триада. Но, с точки зрения Франкла, мироздание тебе ничего не должно. Никто не обещал тебе, что ты родишься у хороших родителей, будешь ими доволен, что у тебя будут хорошие условия. И тогда дефицит - это всегда мысль, которая навязана извне, которая откуда-то пришла. Если ты выжил и вырос, у тебя уже нет никакого дефицита. Дефицит - материалистичная идея. Не хватать может воздуха или еды. Но, раз выжил и вырос, хватило вполне - куда больше уже?

"У кого-то лучше" и "место занято" - на мой взгляд, аргументы примерно одного порядка, и они слабо утешают. Более вдохновляющей может быть мысль о том, что, когда у тебя есть ноги, тебе и всё равно, куда идти - куда угодно можешь пойти. А вот, если ног нет, уже приходится быть внимательнее к тому, куда идти, потому что куда угодно не пойдёшь с компенсирующими средствами. Поэтому из любого дефицита важно обратить внимание не на то, чего ты не можешь, а на то, что ты всё ещё можешь, вопреки дефициту. Нравится мысль у Франкла, что дух не может болеть. Дефицит не затрагивает личность - только поверхностные слои, только материю.

Гуманистический подход к психотерапии К. Роджерса сформировался на базе критики поведенческого подхода, который казался Роджерсу слишком формальным, директивным и объективирующим клиента. Вместо того, чтобы рассматривать человека как разумное животное, которое вынуждено обуздывать свои инстинкты, чтобы не причинять вред другим людям, К. Роджерс предложил такой подход, который позволил бы вернуть глубинную веру в позитивную и созидательную природу человека. Для него человек - не набор инстинктов, стимулов и реакций, а творческое существо, которое нуждается в любви и принятии для исцеления и здоровой социализации.

Работая с людьми с нарушениями поведения и адаптации, он отмечал, что только принимающий подход позволяет им вернуть доверие к себе и способность действовать, исходя из конструктивных мотиваций. Так, например, за агрессией он обнаруживал глубоко скрытую за ней боль. За антисоциальным поведением - нехватку любви и принятия.

В своём подходе К. Роджерс исходил из того, что клиент является лучшим экспертом в области собственной жизни, а задача терапевта - слушать и внимать, сохраняя контакт со своими чувствами и возвращая этот контакт клиенту. В этом подходе именно уникальный терапевтический контакт между психологом и клиентом является исцеляющим, поскольку в нём клиент получает тот опыт здоровых, открытых и зрелых отношений, который недополучил в жизни. Чтобы создать возможность для переживания такого опыта, терапевту нужно быть конгруэнтным, т.е. целостным. Свободно и искренне вносить свои чувства в терапевтическое пространство. Не обманывать клиента. Не закрываться от подлинного контакта интерпретациями или конструктом "переноса", а быть непосредственно и быть настоящим.

Такая терапевтическая роль предполагает высокую степень ответственности и зрелости самого терапевта, ведь, чтобы создать здоровые и зрелые терапевтические отношения, психолог должен быть в достаточной мере устойчивым и внимательным как к самому себе, так и к другому.

Избавление от интерпретаций в гуманистическом подходе позволяет психологу не быть директивным. Исходить из реальности, слушать клиента, не навязывать свою позицию, не давить, не принуждать и не уходить от контакта. Избавление от понятия переноса помогает не патологизировать клиента и не превращать терапевтические отношения в искусственные. Оба приёма позволяют достичь большей близости, естественности и спонтанности в терапевтическом пространстве.

Сложность применения такого подхода состоит в том, что открытое пространство неизбежно должно быть чем-то заполнено. И, если нет техник, готовых интерпретаций и работы с переносом, в терапевтическом контакте открывается широкое поле для свободы и творчества. Без готовой структуры терапевтический процесс каждый раз становится иным, ведь любовь и принятие, несмотря на универсальность этих чувств, в каждом индивидуальном случае будут выражаться по-разному. А, значит, успех такой терапии во многом будет зависеть от опыта и интуиции терапевта, от умения установить уникальный контакт, в котором клиент почувствует, что его любят и принимают таким, какой он есть, вне зависимости от чувств, которые он сейчас выражает.

Предельная безоценочность Роджерса выглядит как терапевтический идеал, доступный далеко не каждому специалисту. Ведь быть по-настоящему безоценочным и подавлять в себе автоматически и по привычке возникающие оценки - это разные вещи. А, чтобы прийти к подлинной безоценочности, терапевту необходимо быть очень проработанной личностью, из чего следуют закономерные ограничения в применимости этого подхода. Далеко не все начинающие терапевты могут за короткие сроки вырасти до уровня такого принятия.

Несмотря на практические трудности применения этого подхода, связанные с отсутствием конкретных техник, методов принятия и демонстрации этого принятия клиенту, гуманистический подход задаёт ценностную планку, к которой, на мой взгляд, стоит стремиться каждому практикующему психологу. Этот идеал состоит в том, чтобы быть любящим и принимающим, целостным и конструктивно действующим в согласии с собой, эмоционально отзывчивым, эмпатичным и чувствительным.

Но всё же без конкретных техник и методов трудно найти форму выражения такого принятия. А, значит, в большинстве случаев одного гуманистического подхода недостаточно - необходимо ещё что-то, что позволило бы структурировать терапевтическое пространство и опыт клиента. Например, гипотетические, но не универсальные для всех концепты, терапевтические вопросы, упражнения и гибкие техники, направляющие процесс самопознания, но не ограничивающие его слишком жёсткими рамками.

В этом смысле, гуманистический подход вряд ли сильно противоречит поведенческому, ведь в некоторых случаях у клиента может быть запрос на анализ деструктивных убеждений, изменение привычек или формирование новых навыков. Но суть гуманистического подхода не в том, чтобы не откликаться на такие запросы, а в том особом отношении, которое в идеале должно пронизывать весь терапевтический процесс, чтобы он был эффективным. Ведь трудно по-настоящему помочь чужому и безразличному человеку, который воспринимается психологом лишь в качестве объекта. Чтобы исцеление могло свершиться, необходим контакт и обмен, а, значит, из этого процесса невозможно изъять глубинную личностную вовлечённость психолога, которая по умолчанию подразумевает доверие клиенту, уважение к его "нет", готовность быть рядом и оказывать поддержку на пути самопознания.

И тогда любому психологу, в любом подходе иногда полезно обратиться к трудам Роджерса и задать себе проверочные вопросы: "Насколько сейчас я слышу и готов слышать своего клиента? Не слишком ли я настойчив в интерпретациях? Не пытаюсь ли я заполнить ими нехватку контакта? Насколько моя интерпретация сейчас вдохновляет клиента к самопознанию? Не заслоняет ли она его от меня и от него самого?". Согласно логике Роджерса, интерпретации могут быть опасны тем, что они ограничивают свободу как терапевта, так и клиента. Обретаемый с их помощью терапевтический эффект носит временный характер, когда их автором не является сам клиент. Поэтому для долгосрочного эффекта было бы полезнее принять неопределённость и научиться быть в ней до тех пор, пока клиент самостоятельно не созреет для большего самораскрытия и не породит лучшее для себя решение из глубин самого себя.