Публикации с тегом психотерапия (124)

В 1991 году было проведено сравнительное исследование, продемонстрировавшее, что наяву люди чаще, чем во сне, испытывают положительные эмоции, а чувство страха возникает в снах во много раз чаще, чем в период бодрствования. И вообще две трети возникающих в сновидениях эмоций — отрицательного свойства. Данные о том, какие именно отрицательные эмоции преобладают, в разных исследованиях варьируются, но несомненно одно: они не выходят из «негативного спектра».

Например, проводившееся в 1966 году обследование тысячи студентов колледжа показало, что 80 процентов испытываемых ими в сновидениях эмоций были негативными, при этом половина из них описывалась как чувство страха, ощущение опасности, какое-то напряжение, а вторая половина — как печаль, гнев или неприятное смущение, растерянность.

 

Некоторые психологи предполагают, что правильно функционирующая модель сновидений на самом деле может быть даже более эффективной при лечении депрессии, чем те формы психотерапии, в которых больных призывают к самоанализу и припоминаниям, становящимся все более навязчивыми.

«Фрейд считал подсознание чем-то вроде выгребной ямы: не полностью выраженные эмоции содержатся в ней в подавленном состоянии, и задача психотерапевта — высвободить эти токсичные эмоции и тем самым освободить человека, — говорит Джо Гриффин, вот уже более десяти лет изучающий фазу REM (быстрого сна) и эволюцию сновидений. — Но исследования совершенно недвусмысленно продемонстрировали, что сновидения занимаются этим каждую ночь. Другими словами, природа изобрела эмоциональный спусковой бачок задолго до Фрейда».

 

Но если сновидения в фазе быстрого сна представляют собою автономное средство регулирования настроений, что же происходит с мозгом, когда мы видим кошмары? Кошмары — особенно повторяющиеся, характерные для тех, кто пережил ужасы войны, изнасилования, автокатастрофы и другие травмы, — представляют собою смотровое окно, через которое мы можем подглядеть, каким образом функционируют вообще все сновидения, как они создают связи в нашей системе памяти и порождают визуальные образы, отражающие наши превалирующие в данный момент эмоции. Так считает Эрнест Хартманн, профессор психиатрии Университета Тафта и руководитель Центра расстройств сна в больнице Ньютон-Уэллсли в Бостоне. Отец Хартманна был коллегой Зигмунда Фрейда. Что же касается сына, то его собственная теория относительно того, каким образом и почему мы видим сны, основанная на изучении сновидений тех, кто пережил разного рода травмы, противоречит основному тезису Фрейда о том, что каждое сновидение — это исполнение тайного желания. При этом мысль Фрейда о том, что сновидения — это «царская дорога» к бессознательному, совпадает с открытиями Хартманна.

«Во многих из нас, ведущих вполне обыкновенную жизнь, в каждый отдельно взятый момент присутствует множество эмоций, и определить, какая именно из них превалирует, непросто, поэтому наши сны могут казаться такими запутанными и даже хаотичными», — говорит Хартманн. Однако у того, кто недавно пережил травму, эмоции, которые мозгу предстоит переработать, одновременно сильные и понятные, поэтому проще проследить, каким образом мозг переводит эти эмоции в движущиеся картинки — визуальные метафоры переживаний. Например, женщина, пережившая жестокое изнасилование, в течение нескольких недель после этого так описывала свои сны:

Акулы, почуяв запах крови, начинают рвать на части.

То же случается и с некоторыми людьми. Почуяв слабину другого, они уже не могут остановиться уничтожать.

При этом сочувственно улыбаются. Люди-акулы рвут, но вербально при этом успокаивают: "Все ок, уже скоро закончу, потерпи чуть-чуть". 

 

Все маньяки при знакомстве милейший люди. В произведении "Коллекционер" Фаулз описывает, как один единственный выбор, который сделал главный герой, повернул человеческую личность на 180 градусов. И превратил человека, жаждущего любви, в безжалостного мучителя. То же когда-то случилось с людьми-акулами.

 

Я признаю, что мой мир - это моя проекция.

 

Это значит, что я привлекаю в свою жизнь нечто, чего страшусь и жажду одновременно.

Боюсь потому, что это опасное мероприятие, от которого я уже, очевидно, пострадала раньше, но могу не помнить. А жажду, потому что реально больше всего на свете, пусть неосознанно, но хочу выйти из него победителем. То есть, “закрыть гештальт”. 

Я будто хочу рвать зубами на части нечто, но “по привычке” отдаю на растерзание себя. Я неосознанно провоцирую ситуацию, но когда она приходит, мои тело и психика реагируют привычным с детства способом. 

 

Когда в детстве отец ругал меня, мне было себя очень жаль. Я горько и беззвучно рыдала - плакать со звуком было запрещено. При этом в глубине души соглашалась с отцом и терпела. Потому что знала, что недостаточно хороша, чтобы ко мне относились иначе. Я сама была “виновата”. Всегда и во всем. 

 

Быть жертвой и жалкой мне казалось единственным выходом - ведь таких жалеют. Так я жалела свою собаку, которую могла треснуть за то что она шкодила. И сразу же бегом бежала ее утешать и жалеть, увидев ее грустные глаза. 

 

Отец поступал со мной наоборот. Когда я и так обрыдалась от страха и безысходности, он еще больше меня бил, например, за то, что я не сделала хорошо уроки. Очевидно, что именно такое мое уязвимое состояние порождало у папы жажду “крови”.

 

Где-то тогда я начала понимать, что, если я буду уязвимой, никто не придет и не спасет меня.

 

Что стать на сторону уязвимого может человек. А акула не может. 

 

Так я в детстве становилась на сторону собаки. А мой папа стать на мою сторону не мог.

 

Но даже когда человека совсем проглотили - у него есть два выхода. Если он позволит себя переварить, то выйдет через задницу. То есть, станет такой же акулой. Если будет сопротивляться и станет достаточно неудобен, чтобы его проглотить, то выйдет через рот - куда и входил. Он станет раненым, но более сильным. И главное - человеком.

 

Людям-акулам надо кое-что покрепче. Жалостью их не пронять.

 

Моя знакомая решила поехать на год работать за границу и оставить ребёнка отцу, с которым она была в разводе. Они сохраняли хорошие отношения - как папа он всех устраивал. 
Он категорически отказывался оставаться с ребёнком. У нее же уже был подписан контракт и куплены билеты. Она считала, что все годы, пока дочь жила с ней, дают ей право взять себе год на свою жизнь. К тому же ребенок соглашался пожить с папой.

Но когда они встретились для последних переговоров, он сказал ей что-то обидное, и она - вместо того, чтобы привычно терпеть и упрашивать - со всей злостью, которая у нее скопилась за все это время, вылила на него кофе, что был у нее в руках. Ушла и заблокировала его всюду, где только можно. Через сутки он, обзвонив все на свете, пришёл к ней домой, извинился и сказал, что да, конечно, у нее есть этот право. Так она счастливо съездила, куда планировала, и недавно - перед карантином - вернулась и рассказала мне, как ей это удалось. 

 

Людей-акул можно остановить только так. Если вместо сочного мяса им подсунут кусок железной трубы. А потом, ещё ею ударят. Часто, если проявить свою реальную злость, вместо ожидаемых покорности и смирения, акулу отрезвляет и исцеляет больную ситуацию в самой, казалось бы, невозможной точке. 

 

Ситуация с моей знакомой помогла мне понять этот механизм. И я вспомнила, как на меня нападал отец. 

 

А потом вспомнила, как мой бывший муж часто кричал на меня, а я молчала. Мне казалось, что он ругается сам с собой - я боялась вступать в конфликт. Пока мы не развелись. После того, как мы разъехались, мне уже было все равно, и я уже не молчала. А он ещё год бегал за мной, чтобы я вернулась. Оказывается, когда я стала орать на него трехэтажным матом и перестала скрывать свою злость, он начал затыкаться, и я начала ему очень нравиться. 

 

Я словно шрамом на коже запомнила, что выныривать из уязвимого состояния нужно любой ценой.  Теперь осознаю, что склонна влетать туда с разбегу всякий раз, как жизнь представляется мне несправедливой. Но я также усвоила, что сначала надо выйти из “состояния беспомощной бедняжки” хотя бы мыслью, а потом ручки-ножки заработают в нужном направлении.

 

А еще я знаю: даже если я в противостоянии с акулой потерплю неудачу, для меня главное при этом - самой не превратиться в того, кому все равно, что жрать и сколько.

- Наркотики?!- он в ужасе вытаращил на меня глаза.

- Национальное наследие, - спокойно смотрела на него я.

***

Мне нечего сказать о наркотиках. Лично я сталкивалась уже с последствиями, поэтому, честно говоря, не знаю, стоило оно того или нет.

Несколько лет я работала в наркологических клиниках и сотрудничала с реабилитационными центрами.

Думаю, занесло меня туда не случайно, хотя и не осознанно. Мой брат с их помощью отправился на тот свет куда раньше назначенного срока.

***

- А у них есть выбор?!

С точки зрения европейцев, латиноамериканские народы (индейцы) примитивны. У них нет химической фармакологии, как впрочем и нет болячек для того, чтобы отравлять организм, продлевая жизнь в мучениях.

Часто они умирают раньше, чем европейцы, потому что пришло время и они с этим согласны. Когда тело разваливается - его просто пора менять. Точка.

Они проще стареют и абсолютно не делают из этого трагедию. Одним словом, они проще живут и проще умирают.

Ну и поддерживают свое здоровье тоже проще с помощью растений, среди которых проходит их земной путь.

Да впрочем, как и мы когда-то.

 

Все или почти все (я не биолог - не берусь утверждать, и вообще здесь ничего не берусь, кроме как высказать свое личное мнение, основанное на моем опыте и опыте тех, о ком знаю не понаслышке, и это не опыт мировой статистики уж точно) растения на этой планете в каких-то дозах лечат, а в каких-то калечат. И у каждого народа испокон веков были лекари, знахари, шаманы и пр. люди, которые могли помочь своему окружению облегчить страдания в трудные жизненные моменты.

 

Жизнь народов в трудных условиях как на крайнем севере, где замерзают моря, так и в непроходимых джунглях, где вытоптанное «поле» зарастает за ночь, - делает их совсем «странными» на наш взгляд.

Конечно, и лечатся они не аспирином.

Их организм, их психика и все их бессознательное делает их, с одной стороны, твердыми словно «камень», а с другой стороны - страшно хрупкими в иных условия (но это другая история).

***

И когда европейцы прослышали, что где-то там можно «занедорого» получить кучу приятностей по принципу «пей да тухни», тогда и появилась куча желающих им в этом помочь. И люди те, конечно, имеют отношение к духовному национальному наследию такое же, как я формой носа на похожа гречанку.

 

Настоящие ( я имею ввиду потомственные ) шаманы, чье племя и чей род хранят и передают национальное наследие так сказать из рук в руки и охраняются на уровне государства, в основном живут в резервациях.

 

И только они ЕДИНСТВЕННЫЕ кто имеют законное право использовать эти растения для ЛЕЧЕНИЯ своего племени и никогда не поедут (почему я писала здесь https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=2945775635507155&id=100002242430224) «с гастролями» веселить белых и не очень туристов.

 

Поэтому если ваш Зов был настолько силен и вы туда добрались, Целитель знает кто перед ним, а так же очень скоро узнает чего вы стоите.

 

***

Изучая психопатологии, я бы выделила всего два момента для того чтоб сойти с ума – детские травмы в компании с неудачным прохождением одного из кризисов в жизни.

 

А если по-простому кризис себе самому можно организовать очень легко. Тут много ума не надо.

 

Достаточно немного денег и много скуки (это часто хорошая пара) и «самозанятый шаман» при содействии вашей идеи о “кайфах безудержных” и вот вы уже с улыбкой идиота (в прямом смысле слова) машете с того берега вашего недалекого ума.

 

Надеюсь у вас была серьезная причина покинуть этот. Иначе вы идиот по призванию. Это обидно. Конечно уже не вам. А вашим близким. Кто вас дурака любил.

 

Поэтому то что в основном получают те, кого я описала выше, это ночь ужаса в блевотине или ночь ужасной блевоты и перемещение семимильным шагом к краю пропасти. Если выводов, сделанных правильно не случится, дрозды покинут их уже в ближайшем будущем, хотя официально конечно не из-за этого.

 

А как же индейцы, которые лакают это зелье чуть ли не с рождения?

 

Они поверьте, отлично. Совсем отлично от нас.

Для них жить в мире духов растений, животных, гор и вообще всего что создано природой так же естественно, как для нас выслеживать покемонов по улицам через смартфон.

Они с грудным молоком впитывают иное восприятие мира. Он для них витальный и дышащий. Они стараются с ним сотрудничать, а не вытравить все живое. Их расслабляет, погружает в состояние между сном и явью, очищает сознание и становится снова слышно Себя. Никакой «магии» никаких «потусторонних видений» о пролетающих мимо фиолетовых крокодилах.

Ничего из того, что я имела радость наслушаться в наркологии.

(К слову существует огромная разница между расширенным и искаженным сознанием)

 

Поэтому с помощью своих ритуалов индейцы просто гармонизируют себя с миром. Вроде как настаиваются на его волну. (Как например камлание шамана). И это не больно, и не страшно. Нужно приложить усилия. Но без труда ничего ведь не бывает. Их психика к этому привычна. Они итак живут будто в двух мирах.

 

Так что как говорится «что нашему хорошо, то немцу смерть».

И под конец этого кусочка могу сказать одно. Да, это пытается использовать как лекарство и наша раса. Теперь. И абсолютно разумно, то что в наших странах это запрещено законом как наркотик. Потому что мы словно подростки, которые уже умеют пользоваться спичками, но невероятно далеки от управления ядерной бомбой. Страны делают их хотя понимают, что этому миру придет крышка.

У вас должна быть причина на грани смерти, чтобы рискнуть своим рассудком пойти туда и при этом неуемная жажда жизни, чтоб вернуться обратно.

А да и еще удача.

Благодаря ей это и написала.

В детстве я завидовала своим друзьям, у которых не было отца.

 

В 18 лет я из-за него сбежала из дома. И мне казалось, что эту тему я закрыла навсегда.

Спустя 19 лет, я пошла на специализацию по травме.

 

И моя с отцом история ожила.

На дом тренер задал сделать ландшафт своих отношений с одним человеком из семьи. Из бумаги и подручных материалов.
Я уже устала, был вечер, и вообще я не люблю «домашку».

Поэтому сидела с бокалом сухого над разноцветной бумагой с идеей, что само как-то слепится. Или не слепится. Это мой подход.

 

Мне вспомнилось, как серым февральским утром мы с двоюродным братом отогревали наши замерзшие отношения горячими коктейлями в городе нашего детства после многолетней разлуки.
16 лет назад мой лучший друг и единственным для меня брат, выполнявший обе эти функции в моей жизни идеально, уехал далеко за океан.
Тогда, размышляя над отношениями, я подумала и о своих с отцом. Тем более что оба мы как раз у него остановились.

 

- Что тебе дал твой отец? – спросила я, и он расплылся в улыбке.

- Здоровый похуизм и чувство юмора! – ответил он, отхлебнув большой глоток.
Его отец был веселым алкоголиком, но даже когда мама вышла замуж второй раз и переехала в другую страну, он съездил туда ненадолго и вернулся. С этим папой ему явно было лучше. И свой во истину легкий нрав, несмотря ни на что, он унаследовал именно от этого своего родителя.

 

Мой же отец был (и есть) правильным по всем советским параметрам. И все же я никак не могла «придумать», что же я получила от него, что имела в фантазии использовать как ресурс.

- А мне? Как думаешь? – в надежде внимательно смотрела на него я.
- Уныние и трясущиеся ноги, – не задумываясь ответил он.
Это было правдой. Но совсем не той, что я хотела бы услышать.

 

Но блин что-то же должно было быть полезное? Вертела я вопрос и так и сяк, задавая его вслух, работая эти дни на специализации в упражнениях.

И вдруг, в моем сейчас, я заметила белый лист с печатью со старой работы, который в следующее мгновенье скрутился в трубочку. Затем внезапно второй «сожмякался» в ярко-желтый шарик, а дальше появился треугольник в виде домика с двойной преградой посредине.
Похоже, мой ландшафт создавался…

Дальше «мы с папой» заняли в нем свои места, перегороженные друг от друга в желтом треугольнике. Причем я туда поместилась и по форме, и по цвету, а он торчал «как не пришей звезде рукав».
А еще занятно, что создание мое не висело в воздухе, а лежало на светло-желтом листе, рядом с которым случайно стояла ручка в виде кактуса, что натолкнуло меня на то, что дно ландшафта - это выжженная степь или пустыня.
И никого кроме «папы» в моем заброшенном тогдашнем мире не было.

***
Вообще-то хотелось его всегда называть отец. Папа звучит нежно. Отец будто стегает. Как ремень. Но это было нельзя. Много было нельзя, так что это самая ерунда.

За много лет терапии, до сего момента, я не трогала тему отца. Чтоб запах не распространялся. Очевидно, только сейчас обзавелась респиратором и другими ресурсами, чтоб все-таки начать.

 

Поле (для гештальтистов) сработало. Или удивительное совпадение (для незнакомых с термином) было неожиданным. Когда на второй день после решения «принести» его в терапию, началась очередная группа специализации по травме, и сын моего родного брата (который умер 8 лет назад и был на 15 лет старше), вдруг прислал мне в инстаграм фотки дневника своего отца (моего брата), который почему-то решил начать читать именно сейчас.

 

И там мой племянник прямо зацепился взглядом за листы описания, как «они», т.е. взрослые нашей семьи, воспитывали меня, его младшую сестру: «все время орали, говнили, обзывали», и похоже даже били (не сильно, но унизительно).

Смесь ужаса, злости и отвращения появились у меня не от этого, а от того, что судя по датам, в этот период мне было около двух лет. И я никогда, по описаниям моей мамы, не доставляла сверххлопот (не ела таблетки, не пихала ничего в розетки и т.д.) для таких наказаний.
А еще мой родной брат никогда не заботился обо мне, и вообще у нас не было никаких взаимодействий. В период, с которого начинаются мои воспоминания детства, он уже был в армии, и после нее больше с нами не жил. Это наталкивает на мысль, что раз уж он сквозь недовольство своей жизнью, описанное в том дневнике, обратил на это внимание, это очевидно была почти жесть.

И сколько я себя помню, от одного только упоминания «папы» я цепенела от страха и впадала в анабиоз.

***

Возвращаясь к своей работе с ландшафтом, стало так понятно, как мой отец, сам нифига не вписывающийся в этот мир «ни формой ни цветом», жестоко ломал меня, из проекции, будто это не вписываюсь я.

И как в процессе этого я из жизнерадостного ребенка превращалась сначала в замкнутого подростка, а потом в депрессивного человека с кучей претензий к миру.
Так что же мне дал мой отец?
Только то, что я, продравшись сквозь злость и печаль, смогла признать. Например, свою не депрессивность, а нарциссично-истреоидность.

А еще ясное ощущение, что значит жить с в о ю жизнь.
И для этого надо было у в и д е т ь все это.
Пройти от самого начала до самого сегодня. Вспомнить себя до того, как он меня «воспитал».

Конечно, я не знаю, есть ли у меня шанс на хоть какие-то вменяемые отношения с ним. Но началом пути точно станет опора на то, что отыскать стоило мне много усилий и измаранной бумаги.

Что благодаря ему я теперь точно знаю, как я не то что не хочу, а не б у д у.

Возможно, так может каждый, с отцом ли без, лишь бы «посчастливилось» сделать правильные выводы.

    Тема абьюза (насилия) в теме психологии крайне стрёмная. Как только какой-либо психолог или психотерапевт говорит через рот или начинает писать буквы об этом – с другой стороны начинается автоматическое измерение наличия и степени виктимблейминга (обвинение жертвы в том, что она сама виновата в случившимся) в сказанном или написанном. «Хороший» специалист зажат в рамки того, что со стороны социума должно выглядеть как безусловная поддержка, чем, собственно, испуганные психологи и психотерапевты и занимаются, с трудом понимая, как это поможет клиенту (или вообще не думая о клиенте, а сосредотачиваются на своём страхе, избегая таких обвинений, повторяя как мантру «насильник всегда виноват в насилии на все 100 процентов»). Шаг влево или вправо – расстрел на месте. Я же предлагаю рассмотреть тему абьюзных отношений, виктимологии и работы с жертвами насилия и их психологией от практики – к фактам и обратно.

    «По умолчанию» от психолога или психотерапевта требуется быть эмпатичным и сочувствующим жертвам – прежде всего самими клиентами, которые называют себя жертвами абьюза. Так к какой части клиента может откликнуться психолог и чем? Что именно станет поддержкой для клиента и тем, что повлияет на его рост?

    Моё личное мнение, не претендующее на истину в последней инстанции: сочувствие и эмпатия имеет место там, где имеет место, помимо прочего, названное бессилие. Когда жертвой абьюза становится ребёнок или недееспособный человек – эти чувства появляются сразу, они чётко очерчены и сопровождаются злостью, а иногда и яростью, в сторону насильника. Когда жертва не способна объяснить, называть, отреагировать, понять где она находится, впадает в аффект, ступор – это делает её бессильной. У ребёнка или недееспособного человека (старика, инвалида, больного человека) – нет того «оружия» в собственном мире, которым он может себя защитить: он его ещё либо не приобрёл в силу возраста, либо уже утратил физически. Терапия проживания с этой группой лиц ничем не отличается от той, что будет описана ниже в первом этапе.

    Виктимология – это наука, входящая в раздел криминологии и изучающее не ЧЕЛОВЕКА, как такового, а ПРОЦЕСС того, как человек становится жертвой.
Тема навеяна была моим присутствием в группе женщин, подвергшихся абьюзу, а так же работой с несколькими женщинами в индивидуальной терапии.

   Этап первый: в терапии было замечено, что клиент, называющий себя жертвой абьюза обладает следующими отличительными качествами: огромное количество знаний в теме абьюза, чёткие и ясные «формулы» о том, как выглядит и как ведёт себя «преступник», сравнение одного насильника с насильниками других, большое количество слов-терминов, постоянное напряжение и контроль в сессии всего, что происходит, наличие недифференцированной пассивной агрессии, которой «прошита» вся сессия. Так же у таких клиентов при большом количестве теоретических и логических рассуждений о другом «как он себя ведёт», «что он делает», очень мало – про себя. Собственное «Я» выносится как будто за скобки на протяжении всей сессии – и не важно: рассказывает ли клиент историю или находится на границе контакта. Клиент описывает себя в ситуациях таким образом, что создаётся уверенность в том, что «там и тогда» и «здесь и сейчас» - это совершенно разные люди. Клиент в «там и тогда» описывается как тень насильника, поскольку насильнику отводится большое количество текста, с описанием подробностей не самих фактов действий, а обвинительное описание в общем, с постановлением ему «диагнозов». Например, это может выглядеть так: «он психологически меня подавлял». При попытки прояснить «в какой ситуации Вы ощущали психологическое подавление, приведите пожалуйста конкретный пример» - клиент впадает в ступор, затем проявляет злость в сторону психотерапевта. Далее либо начинает обвинять психотерапевта в чём-либо (недоверии, нежелании помочь, в некомпетентности, в том, что «Вам и так должно быть понятно» и т.п.). Либо приводит пример, в котором клиент и потенциальный насильник демонстрируют отсутствие умения коммуницировать здоровым способом, при этом следствием является попытка унижения клиента насильником. Типичным рисунком является ригидное, агрессивное отстаивание границ жертвой с последующим унижающим игнорированием границ потенциального насильника, что приводит последнего в ярость и провоцирует его на непосредственное насилие. В этой точке психологу свойственно впадать в замешательство и расщепление: т.к. присвоить ответственность за провокацию клиенту невозможно на данном этапе. Объяснить что провокацией является отсутствие умения коммуницировать другим способом – невозможна (другого способа и нет у клиента в картине мира), ответственность за насилие за реакцию на провокацию клиента следует отдать насильнику. На данном этапе призывать к ответственности за то, что клиент не в состоянии видеть или знать – бессмысленно и преждевременно.

    Если клиент «раскладывает» насильника под теоретические «признаки» насильника и понятия абьюза, при этом не замечает себя – это уже либо этап интегрированной злости, либо… той самой психологии жертвы и выбора ею оставаться. В этом случае жертва будет всячески уходить от конкретизированных описаний ситуаций (как это происходило, что называет насилием, и т.п) при этом не демонстрируя и не упоминая о том, что, например, ситуация вызывает у неё вину или стыд. А при настойчивости психолога – обличает именно его в роль насильника, а себя – снова в жертву. И как только психолог попадает в осознавание того, что сейчас проделывает клиент – либо пугается и ретируется из уточнений, либо берёт на себя проекцию клиента, становясь насильником. Т.е. это тонкое место в психотерапии, когда клиент, называющий себя жертвой – требует либо присоединиться к нему и признать его жертвой, либо, если психолог к нему не присоединяется – становится насильником. Третий вариант для психолога – уточнять фактаж: когда это произошло впервые, какие отношения были в родительской семье, какие яркие ситуации присутствуют в воспоминаниях клиента о детстве о том, как он отстаивал своё мнение и свои границы и как реагировали окружающие на его способ это делать. Конкретизирование может трудно переноситься клиентом, даже если будет предложена форма рассказа о ситуации через метафору или с помощью любого другого дифлексивного способа. В мире жертвы подобные прояснения часто являются зоной сомнений, которые чаще всего не говорятся («было ли это на самом деле, а, может, я не жертва»). Для перепроверки наличия искажения действительности можно использовать переход от фактажа (описательных повествований) к чувствованию. Не отношение к ситуации, а обращение чувств конкретно к клиенту, который описывается в ситуации.

    Что касается сопереживания к клиенту, то прогностически верной тактикой работы может являться присоединение к проживанию клиентом самого себя, как жертвы. Т.е. не оценочная позиция «то, что ты описываешь не является/является абьюзом», а сам факт, что человек себя проживает как жертву, назначает себя ею и всячески настаивает на этом – «я сочувствую тебе в том, что ты говоришь о себе, как о жертве и чувствуешь себя ею». И так же важно от экзистенциального проживания сочувствия к клиенту возвращаться и центрировать переживания психолога к клиенту, проживающего конкретные ситуации, о которых он рассказывает – «когда ты рассказываешь это, я переживаю бессилие к маленькому ребёнку, которым ты был и который не знал как мог себя отстаивать и защищать». При этом не центрировать чувственное направление по отношению к насильнику или ситуации в общем, т.к. это клиент вполне способен сделать самостоятельно, после того, как присвоит себе свои чувства как «там и тогда» так и «здесь и теперь». Отзываться чувством в сторону насильника нужно психологу тогда, когда клиент говорит только о себе и не проявляет чувств в сторону насильника.

    Этот этап терапии может длиться достаточно долго, до тех пор, пока клиент не станет устойчиво доверять себе, через пусть даже «выдуманные» или «притянутые» ситуации, в которых он сейчас себя называет жертвой.

    Вторым этапом работы и возможностью продвигаться дальше является то, что клиент может замечать свои переживания, называть их и опираться на них в присутствии психолога. Вырастив эту чувственную реальность необходимо (именно это слово, да!) познакомить клиента с тем, что он сам строит свою реальность фактическую, коммуникативную, отношенческую. Это работа, направленная на прояснение реалистичной оценки происходящего, называния и перестраивание картинки мира клиента с целью анализа поведения клиента как человека, который выбирает либо быть жертвой фактически, либо называть себя жертвой, проживая себя таковым (когда по факту насилие демонстрирует и сам клиент, не замечает этого, но видит только результат ответной реакции других, которую трактует как насилие). Говорить об этом с клиентом можно и нужно только после простроения доверия и устойчивого навыка проживать свои чувства. То, что в этой части можно называть виктимблеймингом, является точкой терапевтической работы, выводящей клиента из зоны мышления и поведения жертвы. Именно в этом этапе имеет место быть вопросам о том – что получает клиент, когда называет себя жертвой? Какая выгода для него может быть? Что он позволяет себе, называя себя так и как должны тогда относится к нему другие? Как он может ещё получить то, что он хочет, называя себя жертвой? В терапии ищется новый способ, новый ресурс для получения желаемого, через перестраивание и выход из жертвенной позиции. Обнаруженные желания, способы должны подкрепляться постепенным введением в лексикон фразы «ответственность за себя и свою жизнь» с позитивно-утвердительным окрасом. Клиент, вероятнее всего, имеет в своём представлении понятие ответственности за себя, но всячески до этого этапа будет отдавать эту ответственность во власть других (насильника, родителей, государства, социума и т.п.), т.к. для него ответственность – это ноша, за которую нет никаких положительных преференций и поощрений. Здесь же важно поднимать ценность клиента через цену, которой является его собственная ответственность - прежде всего перед собой, свой выбор называть себя кем-то, ощущать себя как-то, чувствовать, проживать и жить. Тактика терапии кратко: поддержание ЧЕЛОВЕКА в проживании чувств в ТОЙ ситуации, там и тогда, на тот момент ситуации, в которой он чувствовал себя жертвой. И фрустрация паттернов, когда человек, пришедший к Вам сам за помощью, продолжающий называть себя жертвой сейчас, рядом с Вами, здесь и сейчас.

(с) Брейтбург Мария. Магистр психологии, гештальт-терапевт, сексолог.

Кризис, который происходит сегодня в мире, захватил всю планету. Подчиняясь регуляциям и авторитетам контакт с внешним миром и социумом  ограничен. Сегодня ожидания людей едины и соответствуют друг другу. Главная потребность всего человечества - безопасность.  Сегодня есть «Мы» -  Люди, и есть вирус против нас. Да, есть мы и все мы,  в слияний не друг с другом, а в слияний с самими собой и с этим фантомным вирусом. Фон настоящего момента потерян, из-за шока, из-за хаоса. Это время для грустных эмоций. Грусть, страх, неопределённые эмоции в замешательстве. Может, этот невидимый для нас вирус, даёт человечеству истинные испытания остановиться в своей ежедневной суете и побыть в своем пространстве самим собой, почувствовать и осознать эту перемену в жизни? Например, когда на терапию приходит клиент и приносит свою грусть,   а при этом игнорирует это чувство, избегает эмоции и переживания, связанные с этой грустью, уходит в разговор про детство или  к отношениям с начальством на работе. В этом случае Гештальт терапевт обращается к клиенту и просит его остановиться, вернуться в «здесь и сейчас». Просит его разобраться в том, что с ним происходит, побыть в этом состоянии, понаблюдать, почувствовать, что происходит с его грустью, с которой он пришёл на сессию и что происходит с ним самим. Это реально даёт возможность клиенту завершить свою потребность горевать, проговорить про это чувство и освободиться от него. Порой, на фоне проблем бытия, мы забываем и упускаем ощущение реальности. Мы теряем себя. Быть может сегодня этот кризис  можно использовать, чтобы вернуться к себе, к своему «Я»,  побыть с самим собой, обнаружить утерянные чувства настоящего и осознать свои истинные потребности ?...    Я не соглашусь с определением, что мир изменился и прежним не будет. Да, мир изменился и мир восстановится. Мир не раз менялся за всю историю человечества.  Кризисы и войны принесли немало перемен. Было много утрат, грусти и горя, когда люди теряли близких и родных на войне.  Когда люди голодали во время Ленинградской блокады и животный инстинкт  самовыживания толкал часть населения  на людоедство.  Но мир восстановился и стал со временем прежним, только история сохранила хронологию всех мировых катастроф и кризисов. Прежним мир будет, кто то будет долго бояться, кто то будет радоваться, и так  было и будет всегда. На сегодняшний день это современная эпидемия XXI века, где человек переживает кризис в комфортных условиях.  Полный комфорт  при наличии любых услуг на дому. Размышляя о данной ситуации, невольно вспоминается Грузия 90-х годов прошлого столетия, когда, после крушения Советского Союза и гражданской войны произошел мощнейший экономический кризис. В то время в стране фактически не было никаких условий для нормальной жизни. Люди сидели без света, без воды, без еды, без отопления. Мы называли себя собаками Павлова, удовлетворяющих только свои основные инстинкты и потребности. Однозначно, это было похоже на опыт со светом. По графику планировалась подача электричества  в  20:00 часов. Люди считали минуты, смотрели на часы в ожидании 20:00 часов, когда  загорался свет на улицах и в домах, повсюду были слышны вопли радости, хлопанье в ладоши и  громкое ура! Ровно через 5 минут свет отключали до следующего вечера, бывало даже на несколько дней.   Как-то  всегда выходил из строя девятый блок.  И так продолжалось в течение долгих дней, месяцев, лет…  Летом было легче, день был длинным, теплым и солнечным. Спасением были овощи и фрукты. Мылись  всё также кипятильниками в ведрах и готовили на керосинках. Тяжелее всего приходилось зимой, но постепенно как то адаптировались и встречали следующую зиму с ожиданием лучшего. В те времена было много гореваний, много смертей. Особенно пострадала интеллигенция. Эта та часть общества, которая выросла  на честности и самолюбии. Многие из них умирали от голода, холода  и разочарования. Наши потребности были направленны на выживание «витальная потребность». И люди приспосабливались, происходил актуальный процесс Self-adoptive самоприспособления, обладающий способностью адаптироваться. Экономический кризис не остался без последствий и настал следующий этап кризиса. Почти в каждой четвертой семье появились зависимые люди, и соответственно, созависимая семья. Продолжением этого кризиса  стали наркотики. В тот период вся молодежь была подвержена наркотическому влиянию. Сами наркоманы спустя годы шутили и вспоминали, что в то время наркотики легче было достать, чем свечку в магазине. Прошло время, прошли годы и постепенно жизнь наладилась. Люди адаптировались, и пошел процесс восстановления жизни.,  Хочу отметить, что грузины подвержены ретравматизации. У многих на фоне кризиса связанного с коронавирусом, возник страх перед возможным повторением прошедших холодных, голодных и темных дней.

 Мир меняется постоянно и прежним быть никогда не сможет, меняемся и мы - люди. Дети превращаются в подростков,  потом в зрелых, а после в пожилых людей и прежними в прошедших годах остаются лишь только приятные воспоминания и чувства. Былое не вернуть. Так устроен мир и мы  - люди. Тут же приведу слова Екклесиаста «Ветхий завет» Книга Екклесиаста, которые отозвались во мне с данной мыслью о кризисах.

 

 

 

 

 

Во многих семьях не принято интересоваться тем, что чувствует ребёнок. Вместо этого родители учат своих детей выражать и испытывать некие социально одобряемые реакции (“Мы так старались ради тебя, ты что, не рад?”), выполнять действия, не думая, хочется ли их выполнять ("Надо - значит надо"), скрывать свои чувства (“Что разнылся? до свадьбы заживёт!” / “Спрячь слёзы, что ты как истеричка!”) и пр.

 

Если ребёнок научается улавливать сигналы внешней среды о том, каким ему надо быть в данный момент, чтобы среда не отвергла, то неважно, какой он УЖЕ есть, что он чувствует и думает. Он не имеет права быть собой; то, что он из себя представляет в данный момент как индивидуальное бытие, со всеми своими подлинными переживаниями и мыслями - не интересует. Так приобретается обычная, даже естественная травма, сопровождающая процесс социализации. Получая её, ребёнок усваивает идею, что его не принимают таким, какой он есть - разным, непредсказуемым, требовательным, и если он хочет выжить, ему придётся адаптироваться. Вскоре ребёнок уже не знает в точности, какой он.

 

Он постепенно привыкает замечать реальность среды и не замечать реальность собственных реакций. Внешний мир предстаёт очень реальным, а человек самому себе - едва заметной мембраной на поверхности, которая просто повторяет контуры мира.

 

Он узнаёт, что удовлетворение его потребностей - не то, ради чего существует мир. Он получает опыт того, что называют “фрустрацией”: ему становится страшно, что родители от него откажутся, и этот страх настолько велик, что единственная возможность справиться с ним - запретить себе быть собой = запретить себе быть = запретить себе жить. Парадокс: чтобы выжить, надо запретить себе быть живым.

 

В психотерапевтическом процессе, когда на поверхность выходят следы этой травмы, закономерно появляется огромный объём обиды, гнева, вся история про плохих родителей приходится примерно на этот этап работы. Здорово, если эти переживания выходят на поверхность, чтобы затем рассеяться. Плохо, если вся психотерапия становится процессом беспрестанной психологической расправы над родителями, лишь бы стало полегче.

 

Психологическая травма - важный элемент становления личности. Ребёнок не может вырасти адекватным членом общества, если он не усвоил собственных ограничений.

 

Граница - это всегда ориентир. Любая карта - это совокупность границ. Следовательно, граница позволяет ориентироваться в мире. Чувство границы возникает, когда ребёнок сталкивается с сопротивлением мира. Он узнаёт, что мир ожидает от него чего-то, и что ему придётся следовать неким правилам, признавать ограничения, считаться с другими людьми.

Да, реальность такова, что мы на протяжении всей жизни оказываемся фрустрированы. Да, мы не можем позволить себе тысячи вещей, потому что иначе не получим другую тысячу вещей, очень важную для нас. Да, о некоторых вещах нас не спрашивали, а просто принудили с ними смириться. В этом есть смысл, это нормально, потому что мир не был создан специально для нас.

Распространённое заблуждение, которое даже поощряется некоторыми психологами - что родители обязаны обеспечить своему ребёнку отсутствие травм. Тогда процесс социализации, связанный с неизбежной фрустрацией, выглядит как последовательность трагичных событий, которых можно было бы избежать, если бы не злые неграмотные родители. “Отец не ласкал”, “мать постоянно оценивала”, “они повышали голос”, “они были холодными”… Если подобные вещи переживаются в пространстве психотерапии, это очень здорово, это констатация психической реальности клиента, и пока в этих формулировках присутствует эмоциональный заряд, следует возвращаться в это место и продолжать там работу. Если же такого рода трагедизация описывается в текстах, программирующих читателя, навязывает ему отношение к собственной ситуации в детстве, подталкивает к тому, чтобы оценить её именно так - это может принести лишь вред.

 

В многочисленных психологических блогах можно найти массу статей, где так или иначе содержится образ внешнего врага. Предлагают распознавать монструозных абьюзеров по компактному чек-листу, выявлять психологическое насилие и сразу покидать отношения, где оно якобы есть, действовать решительно и ничего не терпеть. Человеку, чувствительность которого не очень развита, очень легко внушить, что у него вообще комбо: его и родители недолюбили, и жена мегера, и окружение у него токсичное, и всем надо срочно научиться говорить "нет", освободиться от влияния, перестать быть жертвой.

 

Ответственность за решение будет возложена на психолога, написавшего статью, в которой он выразил “то, что я всегда думал(а), но не так чётко!”. А вот специалист сказал - и всё встало на свои места, надо расходиться и вычёркивать из жизни. Но психотерапия - это не набор мировоззренческих штампов и советов о том, как должно быть в семье, чтобы мы эту семью посчитали достойной себя. Психотерапия - длительный процесс адаптации индивида к актуальным обстоятельствам, который в итоге должен привести к тому, что индивид сам сможет нести ответственность за свои решения и поступки - он адаптируется настолько, что бремя его собственной жизни станет для него посильным. Можно ещё сказать иначе: человек станет взрослым. Поэтому я бы предложил с большой осторожностью относиться ко всем популярным психологическим текстам, насыщенным оценками, содержащим большой эмоциональный заряд, призывающим к действию.

 

Реальность такова, что травма социализации неизбежна и необходима; любые отношения как динамический процесс предполагают фрустрацию, борьбу интересов и периодическое возникновение конфликтов; самые больные отношения, как ни парадоксально, - это отношения, где нет неприятных переживаний, потому что это означает, что реальных отношений там нет, а есть лишь стерильное пространство, за которым кроется океан недоступных переживаний.

 

Очень популярная тема сегодня - пресловутые личные границы. Под личными границами понимается часто исключительно способность отпинывать бесконечно заползающих на личную территорию гадов, которые так и норовят незаметно пролезть снова. Важно научиться говорить им “нет”, отбривать уродов, восстанавливать справедливость.

 

Это довольно инфантильный подход, предполагающий, что сам субъект не нарушает границ других людей. Не вдаваясь в саму тему, отмечу лишь, что важнейший, если не первостепенный этап освоения границ, - это как раз узнавание того, где пролегают границы других людей. До тех пор, пока другой воспринимается как нечисть, которая пытается залезть в мой магический круг - никаких границ не получится, а мир так и останется опасным местом, ступить в которое означает “покинуть зону комфорта” (это вообще понятие-недоразумение).

 

Вернёмся к проблеме детского психологического травматизма. Среда, выразителем которой на первых порах жизни становятся родители, всегда сильнее, чем ребёнок, поэтому детская психика легко может соскользнуть и зафиксироваться в радикальной позиции, которая будет препятствовать дальнейшему психологическому развитию. Эта позиция может звучать так: “Мои потребности и желания не важны; бороться за свои интересы опасно для жизни; если я хочу выжить, мне надо отказаться от себя. Мне никуда не деться, другого способа жить нет. На меня всем плевать, никому нет дела до того, буду я жить или умру. Главное - понять, что хочет этот мир, и выполнить его требования”.

 

Это ощущение беспомощности: “Внешний мир - монолит, каменная стена, а я - мягкий, уязвимый, у меня нет структуры, меня самого почти нет…”.

 

Повзрослев, такой человек плохо знает, чего он хочет, он, как правило, не чувствует права претендовать на лучшую долю, преследовать свои интересы, он легко ломается под действием чужого мнения. Он не чувствует права быть.

 

Развитие может быть возобновлено в процессе психотерапии, и его цель - поймать баланс между двумя крайностями -

 

мнимым всемогуществом (когда ребёнок не знает о существовании границ, хотя в 
реальности они есть) и

 

мнимой беспомощностью (когда ребёнок настолько устрашён и подавлен существующими ограничениями, что боится ступить даже там, где никаких границ не пролегает).

 

Позиция баланса могла бы звучать так: “Я не всесилен, но кое-что могу; я не могу изменить всего, но я точно могу менять многое; я не идеален, но я достаточно хорош; у меня есть своя позиция, хотя её могут не принять другие”.

 

Исходя из вышесказанного, смысл психотерапии - обратить внимание человека на реальность и содержание его внутренних событий. Как утверждал Фрейд, с чем-то внешним иметь дело проще, чем с внутренним. Именно поэтому, например, в гештальт-подходе так много вопросов в духе “что ты чувствуешь сейчас?”, “как ты к этому относишься?”, “чего бы сейчас хотелось?” Для того, чтобы быть счастливым, строить отношения, карьеру, короче, перестать беспокоиться и начать жить, человек должен обрести плотный и устойчивый контакт со своими внутренними событиями. 

 

Фокус в том, что эти события имеют место, даже если человек не имеет о них ни малейшего понятия. Вместе с тем, психотерапия не имеет ничего общего с тем, чтобы “решить проблемы”, “облегчить страдания” или от чего-нибудь "избавиться". Она о том, чтобы клиент сначала получил доступ к внутренним событиям, а потом научился обращаться с ними.

Извлекая из своей памяти информацию о своём прошлом, человек всегда  сталкивается помимо определённых фактов и действий,  также и с эмоциональной составляющей всего этого процесса.

Обычно, это целый океан чувств, и все они разные. Важно научиться замечать и распознавать их все, а для этого необходимо обладать большой смелостью нырять в этот свой океан, порой до самого дна. Ведь именно там, в самом тёмном месте, на самом глубоком дне притаившись, тихонечко лежит та самая, так остро и так глубоко ранящая в самое сердце - душевная боль.

Проживая которую, у каждого из нас появляется шанс расширить свой уровень осознанности, получить новый опыт и очередное знание о себе, тем самым обогащая свою сегодняшнюю жизнь.

Все это "волшебство" для меня и есть психотерапия, ведь только доверяю своему психотерапевту клиент может так глубоко нырять и находить на дне своего окена то, что уже давно было похоронено.
Да, это всегда очень страшно и больно, однако, погружаясь в свой океан прошлого, у клиента есть именно то чувство безопасности, которого не было раньше.
Он знает и чувствует, что он не один, что рядом есть именно тот человек, который готов протянуть ему руку помощи, когда он будет в этом нуждаться, что ту боль, которую он спрятал раннее у себя глубоко внутри, он сможет разделить с другим, получая при этом такое желанное  освобождение от своих тяжелых чувств и искреннее принятие со стороны психотерапевта.

Я знаю это, поскольку я тоже была и есть клиент) да, я тоже человек, который испытывает чувства, и я не всегда могла их распознать и осознать, мне на это потребовалось время и человек, которому бы я могла доверять.

Сегодня у каждого из нас есть выбор, погружаться в свой океан или ходить вдоль берега, или делать вид, буд-то и не океан это вовсе,  а так...лужица после дождя, которая на следующий день высохнет, буд-то и не было ее совсем.

Тем не менее, как поступать решать вам, но помните, что отправляясь в путешествие к себе  или собираясь нырять в свой океан, возьмите с собой того, кому доверяете,  позаботьтесь о своей безопасности.

С пользой для Вас
@psychologist_yakubenya

Депрессия бывает нескольких видов и, в зависимости от степени тяжести, лёгкая, умеренная и тяжёлая. Про явную депрессию, думаю, уже знают все, про нее много и подробно пишут и говорят. Но я хотела бы остановиться на таком виде депрессии как Маскированная или Ларвированная депрессия — термин в психиатрии и психотерапии, обозначающий скрытую депрессию. В народе ее ещё называют «улыбающаяся».

Чем опасна: тем, что у человека нет явных проявлений депрессии. Понять, что на самом деле происходит и вовремя обратиться за психологической/ психиатрической помощью далеко не всегда представляется возможным. Такой человек может быть социально активен, ходить на работу, общаться с друзьями, шутить и смеяться. Но глубоко внутри испытывать душевную боль, с периодически возникающими мыслями о суициде, ощущением отчаяния и одиночества. Одиночество от идеи того, что им никто не поверит, потому что с виду у них все хорошо.

Причина появления депрессии, как и в случае с явной:

— неудовлетворённость своей жизнью;

— длительный период стресса;

— пролонгированная ситуация, не удовлетворяющая человека и понимание того, что он долгое время не может повлиять на ситуацию;

— гормональные изменения.

На что стоит обратить внимание:

Психо-эмоциональные и поведенческие проявления:
— у человека быстро меняется выражение лица. Вот он улыбается и тут же, без плавного перехода, уголки губ опускаются, лицо печально, как будто и не смеялся или/улыбаются, а глаза остаются серьезными;
— интуитивно отдаляются от людей;
— повышенная тревожность;
— резкое безразличие к тому, что раньше увлекало и вдохновляло;
— резкая смена настроения;
— растерянность.
Физиологические проявления (соматические):
— головные боли/скачки давления;
— перманентная усталость, тело кажется тяжёлым, движения «вязкими»;
— бессонница или наоборот, сонливость;
— замедленная речь;
— безразличие к еде или переедание.
Важно! Для определения депрессии таких симптомов должно быть больше 3-4-х, которые проявляются регулярно.
Если у вас или у ваших ближних обнаруживаются такие симптомы, не стоит их игнорировать, а лучше обратиться к врачу. Часто таких людей одновременно ведут психиатр (медикаментозно) и психотерапевт/психолог.

 

Что можно сделать самостоятельно:

— постараться наладить сон, спать не менее 8-ми часов в сутки;

— следить за питанием, если есть не хочется, первое время употреблять пищу по часам;

— не перегружать себя работой;

— употреблять витамины (выработка серотонина, дофамина — гормоны хорошего настроения и ощущения удовольствия — группа витаминов В, магний, D, Омега-3).

И помните, депрессия — это не «проблемы с головой», это тяжелые душевные переживания! Поэтому обращение к специалистам не должно быть постыдным. Это забота о себе и близких. 

© Ирина Ширяева

В последние годы в нашей культуре и в нашем обществе в целом психотерапия и психология перестают быть чем-то диковинным. Все больше людей уже не боятся этого слова «психотерапия». Большинство уже не связывает посещение психолога или психотерапевта с психическими расстройствами или «нездоровой головой». Люди стали больше задумываться над своей жизнью, своим предназначением, путем, который они выбирают. И поэтому все больше людей осознанно идет в терапию для того, чтобы улучшить свою жизнь, что-то поменять в ней, разобраться, почему что-то мешает двигаться дальше, от чего тяжело на душе и почему иногда бывает очень больно, а может быть, наоборот, полная нечувствительность. А еще идут, потому что уже невыносимо терпеть напряжение, неопределенность, кажущуюся безысходность и самому разобраться в своей жизни не получается. Человек замечает, как он из раза в раз совершает одни и те же ошибки, наступает на одни и те же грабли. Люди обращаются за помощью, все больше и больше доверяя тем, кто по профессии своей и по призванию – психотерапевты. Часто спрашивают: «А как это будет происходить?», «А что мне надо говорить?», «Терапевт сделает мою жизнь лучше?», «Он мне поможет поменяться?». Людям интересно, что такое психотерапия, для чего она нужна и что она дает.

 

Направлений в психотерапии много, на данный момент известно, как минимум, около 450 видов психотерапии. Но здесь я буду описывать особенности работы в рамках гештальт-подхода, который относится к гуманистическому направлению в психотерапии, в котором работаю я сама.

 

Что такое психотерапия? Это процесс. Процесс, который происходит в формате отношений клиент-терапевт, клиент-группа. То, как клиент выстраивает отношения с терапевтом и с участниками группы, отображает его способы построения контакта с окружающими и миром. То, как обращается с этим терапевт – это его компетентность. Психотерапия — это живой контакт двух людей. От терапевта, в первую очередь, зависит выстраивание доверия в этом контакте и организация безопасного пространства для самораскрытия клиента. Конечно, психотерапевт обладает определенными знаниями, методиками и навыками и успешно их применяет, но без выстроенных клиент-терапевтических отношений это будет просто набор теоретических знаний, плохо работающих на практике, по крайней мере в гештальт-подходе. От клиента же зависит готовность работать над собой. Встреча с собой настоящим, со своими переживаниями, с, возможно, глубоко запрятанными и непрожитыми чувствами. Страх и одновременно желание перемен, различные неосознаваемые сопротивления на пути к изменениям и трансформациям – это все то, через что проходит каждый человек в терапии. Это продвижение и развитие, и снова регресс и опять сначала, шаг за шагом. И к этому стоит быть готовым и не боятся. А если и появляется страх от того, что с вами происходит в терапии, то лучше этим делиться с терапевтом. Это будет хороший ресурс для совместной работы над страхами и над тем, что под ними скрывается. Все это процесс непростой, оттого и долгий. Потому что годами приобретенные защиты, которые когда-то помогли психике справится с невыносимостью и болью, теперь обслуживают всю жизнь клиента. От повторяющихся привычных действий, которые приводят к неудовлетворению в жизни, не так просто избавиться. И не так просто поменять на другие, которые помогут сделать жизнь счастливее. Не просто, но возможно. Этим и занимается психотерапия.

 

 

Наши выборы (любые действия или бездействие) мы совершаем исходя из накопленного жизненного опыта. В этом хранилище неосознаваемого есть много всего — хорошего и не очень. Негативный опыт, непрожитые по поводу него чувства влияют на то, как человек взаимодействует с окружающей средой, часто во вред себе самому. Чтобы что-то поменять в своей жизни в лучшую сторону надо пройти через этот опыт заново, проживая все связанные с ним чувства; пробуя себя, свой уровень допустимости этих переживаний в «здесь и сейчас». И хорошо, если это происходит рядом с профессионалом, любящим свою работу, свое дело.

Психотерапевт – это не спасатель, это помощник. Он не тянет клиента за руку в желании скорейшего продвижения и прозрения, не толкает в спину. Он идет рядом, сопровождает клиента на таком непростом пути самопознания и самораскрытия. И если человек в терапии выдерживает этот процесс, не прерывает терапию без прощальной встречи, то эта работа обязательно даст свои плоды.

 

Что дает психотерапия? Узнавание себя нового, обнаружение своих потребностей, раскрытие своего потенциала, принятие себя делает человека хозяином своей жизни. Если обращаться к метафоре, то как-будто у человека в руках, вместо одной только ручки, появляются карандаши, краски, фломастеры, мелки, маркеры. Жизнь проще не становится, но она становится разнообразней, интересней и ярче. Диапазон знаний о себе, о своих возможностях и о мире расширяется. Целью терапии не является избавить от чего-либо. Терапия не избавляет, а научает новому. Новый опыт дает человеку возможность реагировать на ситуацию, вместо своего привычного способа, который не приносил ему удовлетворения (а то и вызывал не очень приятные чувства, такие как боль, стыд, вина и т.п.), другими возможными вариантами. Такими, которые позволят удовлетворить ему свою потребность на прямую, не нарушая прав и не задевая чувств другого человека.

 

Например, человек обнаружил в процессе терапии, как часто в общении с другими он испытывает чувство своего превосходства, презрительное отношение к другим.  Присвоить себе присущие качества непросто, т.к. за проявлениями надменности и высокомерия скрывается очень ранимая впечатлительная душа. Возможно, высокомерное поведение — это способ справиться с ощущением сильной неуверенности в себе, это как защитная реакция на пережитые когда-то унижения. Проходя в терапии все стадии проживания травматического опыта (в приведенном примере, опыт отвержения, унижения, безразличия и т.п. по отношению к человеку в прошлом), сталкиваясь со сложными чувствами, связанными с таким негативным опытом, переживая их и присваивая, человек становится более цельным. Еще одна отвергнутая его часть вернулась к своему хозяину. С получением знания о себе, присвоением всех своих частей, которые когда-то были отвергнуты ввиду непереносимости чувств, связанных с этими частями, человек овладевает новыми навыками обхождения с собой, со своими потребностями и взаимодействия с миром.

 

А еще в процессе психотерапии у человека появляется возможность приобрести такие навыки и качества, как умение справляться с неприятными ситуациями, выдерживание бессилия, взятие ответственности за себя и свою жизнь, способность замечать то, что раньше упускалось из виду, больше радоваться жизни и ценить то, что имеешь. Возможность научиться не только определяться со своими потребностями и удовлетворять их, но и понимание другого и его потребностей, когда можно спросить себя «могу ли я сейчас дать другому то, в чем он нуждается» и если ответ «да», то давать без страха потери или предательства себя. Это постепенное возвращение к себе, не перемены насильно, а изменения, которые происходят незаметно. И когда человек, прошедший немалый путь в терапии, оглядывается назад, он понимает как сильно поменялась его жизнь и как изменился он сам.

 

Так что добро пожаловать в терапию, если вы готовы уже сейчас встать на путь изменений в лучшую для вас сторону.