Публикации с тегом поиск себя, экзистенциалные кризисы, тревога, душа (16)

Самая главная идея постмодернизма - это критика. И критике, прежде всего, подвергаются абсолютные истины. Например, религиозные истины, социальные истины. Истина ставится в кавычки, потому что постмодернисты считают, что единой истины для всех нет, их много, для каждого своя. А из утверждения единой истины растут ноги у тоталитаризма и фашизма, потому что, если есть единая истина, все, что ей не соответствует, отбрасывается или уничтожается. Единые и неоспоримые истины включаются в "метанарративы".

Конец истории. До христианства к истории был циклический подход, и циклы сменяли друг друга. А в христианстве этот подход сменился на линейный - у истории есть начало, точка отсчета, есть конец, к которому мы стремимся, и время, как стрела, движется из начала в конец.

Во всех "истинах" происходит разочарование после Первой и Второй мировых войн. Постмодернисты считают, что воплощение подхода поиска единой истины - это фашизм, ужасы, издевательства, истребления людей.

Подвергаются критике любые авторитеты, социальные институты - школы, больницы, тюрьмы. В самых древних обществах психически больные люди были интегрированы, им в обществе было место. Позже их начинают собирать вместе и избавляться от них, куда-то ссылать. Даже было такое выражение - "корабль дураков", когда их всех собирали в корабль и отправляли в открытое плавание. А ближе к современности их начали пытаться исправлять. И социальные институты направлены на штамповку - нормировать, выпускать правильных людей пачками, если неправильный - выправлять. Как будто готовятся детали для огромной машины массового производства.

Общество спектакля и общество потребления. Общество спектакля - это желание хлеба и зрелищ. Люди любят катастрофы, бедствия, поэтому для хорошего пиара, чтобы медиа могли жить, приходится постоянно акцентировать внимание на этих событиях, а то и моделировать их. Людям как будто все время скучно, они ищут чего-то, что бы стимулировало их, вырывая из повседневности.

Любые иерархии, соподчиненные структуры у постмодернистов критикуются. В том числе понятие субъекта. Субъект возник, чтобы кто-то мог нести ответственность за то, что он делает, чтобы было, кого наказывать. Чтобы человек понимал, кто он такой и что ему грозит, если он не будет поддерживать определенную идентичность. И постмодернисты ставят вопрос - а есть ли субъект, центр, эго или это тоже часть тоталитаризма и соподчиненных отношений, рупор для того, чтобы вещать "вечные истины"? Вместо субъекта появляется ризома - образование, которое не имеет центра, как корень, у которого много ветвей.

Вместе с субъектом "умирает" и автор. С текстов, книг, произведений тоже снимается тоталитарность, уже не ставится вопрос "что хотел сказать автор", а текст воспринимается, как оживающий только благодаря читателю. И текст может бесконечно перечитываться разными людьми, в него могут вкладываться все новые смыслы, в нем раскрываются новые грани, которых не было в замысле автора. Произведение, отделенное от автора, начинает жить своей жизнью, автор децентрируется, уходит в тень, исчезает.

В постмодернизме критикуются психоанализ, религии, авторитеты, но на смену им ничего не предлагается. Это разрушение, но вместо разрушенного не конструируется ничего нового. Поэтому в постмодернизме нет ресурса, это голая критика.

Тема не новая как в психологии, так и в культуре. А тема нормативная в культуре, и нормируется она по-разному. Особенно её много в академической и консервативной среде - все эти браки с мужчинами в два раза старше. Или с женщинами, такое тоже бывает. Конечно, не важно, сколько ему лет, потому он и в отцы годится. ;) Эта же тема может проявиться и в форме вечного одиночества (никто папу или маму не переплюнул, никто идеальным родителем не стал), и в форме символического брака ("служу Гекате", "невеста Христа"). Даже Абсолют от этого не свободен, он может символизировать очень ранний, недифференцированный родительский образ.

Но, на мой взгляд, из инцеста надо выходить. Инцест - это когда ты думаешь, что у тебя был дефицит, и смотришь назад, надеясь наполнить его чем-то из прошлого, которое уже прошло. И цепляешься за этот образ. Лелеешь образ ужасной матери или отсутствующего отца. Не отпускаешь.

А как выйти из инцеста? Раскритиковать идею дефицита. В психоанализе родители - это как еда. И предлагается решение, мол, у мамы уже есть папа, у папы уже есть мама, место занято, триада. Но, с точки зрения Франкла, мироздание тебе ничего не должно. Никто не обещал тебе, что ты родишься у хороших родителей, будешь ими доволен, что у тебя будут хорошие условия. И тогда дефицит - это всегда мысль, которая навязана извне, которая откуда-то пришла. Если ты выжил и вырос, у тебя уже нет никакого дефицита. Дефицит - материалистичная идея. Не хватать может воздуха или еды. Но, раз выжил и вырос, хватило вполне - куда больше уже?

"У кого-то лучше" и "место занято" - на мой взгляд, аргументы примерно одного порядка, и они слабо утешают. Более вдохновляющей может быть мысль о том, что, когда у тебя есть ноги, тебе и всё равно, куда идти - куда угодно можешь пойти. А вот, если ног нет, уже приходится быть внимательнее к тому, куда идти, потому что куда угодно не пойдёшь с компенсирующими средствами. Поэтому из любого дефицита важно обратить внимание не на то, чего ты не можешь, а на то, что ты всё ещё можешь, вопреки дефициту. Нравится мысль у Франкла, что дух не может болеть. Дефицит не затрагивает личность - только поверхностные слои, только материю.

В психотерапии запрос клиента может быть представлен в формате истории или множества историй, которые ему хотелось бы переписать. И, в первую очередь, важно понять, о чем для клиента эта история, какие важные для него ценности за ней стоят, а какие не находят в ней воплощения. Можно было бы представить эту историю или истории в виде сказки или мифа? Или, может быть, есть некий миф, который сейчас больше всего откликается клиенту или наиболее близок к тому, что происходит в его жизни? Например, миф о Сизифе, если проблема касается тяжелого и неблагодарного труда, либо миф об андрогинах, если клиент переживает трудности в гендерном самоопределении, активно ищет вторую половину или чувствует, что потерял собственную целостность.

В рассказываемой клиентом истории психолог выделяет основной нарратив. Например, в ряде историй человек видит себя неудачником, и эти истории - про нереализованные устремления, планы, желания, надежды. И тогда, чтобы переписать историю, можно попробовать найти в неудачах что-то полезное и ресурсное. Иногда неудачи побуждают к размышлениям и самопознанию, в других случаях позволяют лучше понять свои истинные потребности, в третьих - отвращают человека от чуждого ему пути. Точно так же и сам "неудачник" гораздо более ресурсно предстаёт в архетипе Дурака, который, на самом деле, не такой уж дурак, ведь за ним стоят смыслы открытости новому опыту, готовности к риску, спонтанности.

Жанр истории тоже имеет значение. Одна и та же история может из раза в раз представать в рассказах клиента в качестве трагедии или драмы. Например, тяжёлое расставание, которое, согласно интерпретации клиента, разрушило его жизнь или поломало многое в жизни. Или увольнение с работы. Или неудачные отношения повторяются из раза в раз, после чего драматически заканчиваются. Поскольку в терапии мы имеем дело не только с событиями и фактами, но и с их интерпретацией, а сами по себе объективные события и факты подвержены только регистрации, но не изменениям, наиболее плодотворна работа с гибким и податливым материалом интерпретаций. А на интерпретации оказывает влияние жанр, взаимосвязи с другими историями. Поэтому психолог может предложить клиенту написать ту же историю в иных жанрах, чтобы посмотреть на неё с другой стороны. Если это трагедия, с ней можно экспериментировать - переписывать или пересказывать ту же историю в жанре комедии или плутовского романа. И тогда история окрашивается в совсем иные тона, приобретает другие оттенки, в ней иначе расставляются акценты.

Если разные истории взаимосвязаны между собой, психолог может предложить деконструировать эти взаимосвязи (развести истории так, как если бы они не были связаны, а были совершенно разными, найти новые связи или другие истории, с которыми была бы связана ключевая). Такой подход также приводит рассказываемые клиентом истории в динамику и позволяет каждой истории найти своё органичное место среди других историй. Меняя восприятие взаимосвязей, мы меняем и восприятие самой истории. Например, да, расставание было драматичным, но в нём можно найти и нечто комичное, или - да, оно положило начало некоторым трудностям, но, если бы не оно, не случились бы какие-то иные, в том числе ценные для клиента истории.

Переписать историю также можно, если изменить в ней свою роль и позицию. Если это миф или сказка, попробовать быть в ней другим персонажем или вжиться в них - а как чувствует себя антагонист, а как чувствуют себя второстепенные персонажи, какая роль ближе и были ли истории, в которых эта роль находила воплощение.

Если есть запрос на то, чтобы глобально переписать историю жизни, скорее всего, у клиента уже есть некие наметки и черновики, т.е. представление о том, какой она должна быть, либо те истории, на которые можно опереться, которые могут положить начало новой истории.

Переписать историю не означает стереть старую из памяти и предать её небытию. Напротив, это означает творческую переработку старых историй с тем, чтобы интегрировать их в целостность новой. А творческая переработка не означает, что мы добавляем к истории что-то, чего в ней не было, но означает, что мы становимся более чуткими и внимательными к происходящему, т.е. более пристально и разносторонне отмечаем для себя значение этой истории и возвращаем себе забытые в ней ценности и смыслы.

Переписать историю - значит, занять активную позицию автора собственной жизни, который сам определяет значимость тех или иных персонажей, их место, декорации, ход развития событий. Если в истории чего-то не хватило (справедливости, ресурса или поддерживающего персонажа), важно дополнить эту недостающую целостность на символическом уровне, чтобы завершить её и проложить путь к тому, чтобы в следующих историях все это было. Если в истории, напротив, было что-то, с точки зрения клиента, лишнее, что испортило историю, важно найти этому место - в теневой фигуре, происках "злых сил", чтобы, в конечном итоге, "лишнее" стало органичной частью истории, из которой можно было бы извлечь пользу. Таким образом, терапевтический приём переписывания истории позволяет клиенту заново пересобрать как свою целостность, так и внутреннюю связность собственной жизни.