Публикации с тегом подлинные ценности (23)

 

Встреча Фрейда и Юнга, как выдающихся научных деятелей своего времени, была неизбежной. Если исходить из причинно-следственного детерминизма психоанализа и воспоминаний К.Г. Юнга, начало их дружбы знаменует собой экзистенциальную, архетипическую встречу потерявших друг друга отца и сына. Фрейд выступает в этих отношениях в роли отца, первопроходца в области психологии бессознательного (первого человека, которому удалось четко и структурированно сформулировать и применить свои идеи о бессознательном в психотерапевтической практике), а Юнг - в роли сына, которому в этих отношениях была уготована роль научного наследника, продолжателя цепи развития психоанализа, однако, который осмелился, несмотря на очевидный риск для поддержания значимых для него взаимоотношений, свернуть с проторенного для него личностью Фрейда пути и сделать выбор в пользу реализации собственного исключительно уникального предназначения...

Фрейд надеялся увидеть в Юнге своего верного спутника и последователя дела, которому он самозабвенно отдал всю свою жизнь, Юнг же, будучи молодым, но уже известным и щедро одаренным талантами специалистом, нуждался в более старшем и опытном наставнике, который смог бы передать ему свои знания, идеи и свой опыт для последующего переосмысления и интеграции. В столь тесных отношениях закономерен процесс сепарации, следующий за энтузиастическим периодом слияния в совместном пути, ведь каждой личности имманентно присуще стремление к индивидуации, которая невозможна без процесса отделения яблок от яблони, детей - от родителей и учеников - от учителей. Несмотря на окрашенность их отношений переносом, в них, помимо детско-родительского и исторического контекстов, выступает и глубокий духовный смысл. Они встретились, как две родственные души, объединенные общими научными интересами, преданностью психологическому делу и стремящиеся мировоззренчески обогатить друг друга. У каждого из этих выдающихся деятелей психологии была своя история, заложившая предпосылки столь колоссальной разницы в их концепциях. В этой трансформирующей и столь значимой для истории психоанализа, аналитической психологии и мировой психологии, в целом, встрече с самого начала можно было заметить зачатки разрыва, как в каждом восходе виднеется закат, а в каждом начале заложен конец.

Зигмунд Фрейд родился и вырос в многодетной и бедной еврейской семье. Родители Зигмунда очень старались дать сыну хорошее образование, создавали все возможные условия для развития его способностей и успешного обучения, выделяя его среди других своих детей. Решение Зигмунда применить свои таланты в области медицины было отчасти обусловлено его социальными ограничениями (что, впрочем, в смысловом контексте совпадает с материалистической мотивацией Юнга поступить на медицинский факультет, чтобы получать достаточно высокую стипендию деда). В некотором смысле, можно сказать, что профессиональные пути Фрейда и Юнга выходят из одной точки: обоим были предоставлены максимально благоприятные условия для развития интеллектуальных способностей в детстве и юности, оба мечтали реализоваться в области археологии (что, возможно, и явилось одной из бессознательных предпосылок их будущего профессионального становления в психологии бессознательного, в котором также необходимы раскопки, но на другом уровне и в другой плоскости), оба поступили на медицинский факультет без ярко выраженной мотивации заниматься медициной, а исходя из материалистических соображений и соображений социальной адаптации. (Любопытно отметить, что Гёте, внебрачный сын которого являлся дедом Юнга, согласно одному из внутрисемейных мифов Юнгов, повлиял и на окончательное решение выбора медицинской профессии Фрейда, услышавшего, как на одной из лекций профессор читает эссе мыслителя под названием «Природа».) Однако Фрейд видел свою профессиональную действительность сквозь призму выработанного в течение жизни и медицинского обучения материализма, главным образом полагаясь в своей деятельности на логику и эмпирический фундамент, в отличие от Юнга, история жизни которого, начиная как с глубоких родовых корней, так и с его рождения, была пронизана мистицизмом и духовностью.

Юнг воспитывался в семье, предоставившей ему гораздо больше материальных возможностей и возможностей для уединения, чем Фрейду. Его отец был пастором, посвятившим жизнь служению Богу и обладавшим тонкой, но консервативной внутренней духовностью, которая отчетливо проступает на его лице при внимательном изучении его фотографий. Мать же, в противоположность отцу, была очень сильной и заземленной женщиной, обладающей экстрасенсорными способностями и умеющей устанавливать связь с духами предков. Юнг вырос в атмосфере противоречивой духовности, что повлияло на становление его личности и привело его к самостоятельным духовным поискам в попытках разрешить внутрисемейное духовное противоречие, а в итоге вывело его на тропинку качественно нового, глубоко личного духовного пути. Юнг был многосторонне одаренным человеком, унаследовавшим от матери ее мистические способности и интуитивное восприятие мира. Эти предпосылки и привели к тому, что Юнгу, в отличие от Фрейда, полностью нашедшего себя во врачебной практике, не хватало связующего звена между естественнонаучным и эзотерическим знаниями, которое он впоследствии обнаружил в психиатрии. Мировоззрение Юнга, благодаря тому, что его корни уходят в философию и оккультизм, обладало большей целостностью, сложностью и многогранностью, чем мировоззрение Фрейда, избравшего для себя исключительно узкую, материалистическую, одностороннюю, фрагментарную область знаний и сферу деятельности, что в дальнейшем повлияло на формирование диаметрально различающихся подходов - психоанализа (анализирующей, «разбирающей» психологии) и психосинтеза (аналитико-синтетической, «собирающей» психологии), сходство которых заключается в аналогично признаваемой обоими этими подходами важностью бессознательного материала, рассматриваемого ими, однако, с акцентированием внимания на разных его пластах (фрейдистский подход сфокусирован на плоскости личного бессознательного, юнгианский же - на плоскости коллективного бессознательного).

Мировоззренческая разница между двумя этими великими психологами, с одной стороны, привела к противоположным, но дополняющим друг друга на начальных этапах их общения взглядах на контекст, подход, методы и цели терапевтического процесса, но с другой стороны, явилась основной возникшего между ними методологического конфликта.

Фрейд в своём подходе к психотерапии ограничивался такими земными целями, как умение любить и работать, что актуально для адаптации к социальной среде, требуемой от человека в первой половине жизни. Юнг же видел процесс и критерии личностного развития гораздо глубже и шире, стремясь в своей деятельности к достижению наивысшей самоцели человеческого существования - индивидуации, раскрытию истинной Самости, что становится более актуальным для человека во второй половине жизни, когда уже пройден этап социальной адаптации, получены определенные успехи деятельности, в которую он вкладывал себя, а философские, вечные, духовные вопросы приобретают особую значимость и остроту.

Необходимо также отметить, что в подходе Фрейда, при всей его самоотверженности в работе, обнаруживается гораздо больше страха перед личностным контактом пациента и врача, подлинной человеческой близостью, чем в подходе Юнга, что выражается в строго и четко выверенной дистанции между психотерапевтом и клиентом в психоанализе, а также в усилиях психоаналитического терапевта, направленных на то, чтобы оставаться чистой доской для проекций клиента.. Возможно, этот страх перед истинной близостью и побуждал Фрейда нарциссически выстраивать поверхностные отношения со своими последователями путем усилий, направленных на популяризацию своей теории (существует предположение, что одним из способов популяризации Фрейдом его открытий явилось преувеличение им агрессивной реакции социума на его идеи; также, изучая историю психоанализа, трудно не обратить внимание на тот факт, что для Фрейда было внутренне приемлемо присваивать себе чужие идеи ради поддержания своего социального статуса, как, например, присвоение идеи существования в психике «влечения к смерти» наряду с «влечением к жизни», принадлежавшей Сабине Шпильрейн).

Карл Густав Юнг же в своей работе отметал готовые шаблоны, с уважительным трепетом относился к первоисточникам, творчески перерабатывая их, но не присваивая себе их авторство, и, в отличие от Фрейда, не стремился собрать вокруг себя публику поклонников и последователей, предпочитая выстраивать уникальный рабочий процесс с каждым из клиентов и утверждая: «Я - Юнг, а не юнгианец». Диаметрально противоположное отношение Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга к славе явилось одной из внешних причин их разрыва. Фрейд абсолютизировал свою теорию, ревностно относясь к каждому из её положений и не допуская никаких отклонений от неё. Его рьяное отстаивание изначальных, ригидных идей созданной им теории и строго избирательное отношение к выбору учеников и последователей привели к тому, что созданная им идея замкнулась сама в себе, закрылась для притоков свежего воздуха, дальнейшего развертывания и роста в рамках руководимого им общества последователей. Для Фрейда его идеи оказались выше того, ради чего они создавались, т.е. Человека в его многогранности и уникальности. Он пытался уложить в прокрустово ложе своих идей как своих пациентов, так и учеников, включая Юнга. Закономерным явилось множество конфликтов внутри его психологического общества, а также последующий откол многих его учеников от ортодоксального психоанализа, ведь хаосу в закрытых системах свойственно нарастать, а в учениках заложено естественное творческое стремление модифицировать, творчески видоизменить полученное ими знание и перерасти своих учителей, ведь каждой уникальной личности, по-своему воспринимающей мир, предназначено внести в общее человеческое знание нечто новое и неповторимое. Карл Густав Юнг, напротив, поощрял новые идеи и предложения, исходящие от его учеников, способствовал процессу становления индивидуального мировоззрения и подхода к работе каждого из них (вероятно, изначально гуманистически ориентированное восприятие людей Юнгом было обострено и усилено вынужденным разрывом с его тоталитарно и диктаторски настроенным в отношении собственных идей наставником, что и привело к подчеркнутому поощрению им свободолюбия и порывов творчества в своих учениках, а в дальнейшем сформировало человеколюбивую, теплую и благоприятную для индивидуального развития каждого из членов атмосферу юнгианского сообщества). Он гуманно, понимающе и с принятием относился к нововведениям и творчеству, считая, что чрезмерное давление как в процессе психотерапевтической практики, так и в учебном процессе препятствует процессу индивидуации, который являлся ядром его аналитической концепции. Обладая широкой эрудицией в области философии, культурологии, социологии, оккультизма Карл Густав Юнг не мог ограничиваться в своем подходе к человеку исключительно рассмотрением его индивидуального, личного бессознательного. Он стремился познать и понять влияние культурно-исторического наследия человечества на каждую личность. Юнг не стремился к активной популяризации своей теории, что подтверждается тем, что в ответ на просьбы изложить свои идеи в доступной для понимания большинства людей форме он отвечал отказом до тех пор, пока не увидел сон, побуждающий его к распространению собственных открытий и воззрений на человеческую природу, т.е. до тех пор, пока не почувствовал в этом особый смысл для развития человечества (в противовес Фрейду, который был гораздо более заинтересован в своей личной славе и в своём общественном положении, чем в дальнейшем развитии научной психологии).

Именно в этом напряженном и поначалу восторженном столкновении противоположных личностей с противоположными мировоззрениями и ценностями, но объединенных общим интересом к содержанию человеческой психики и, в частности, ее бессознательного пласта, и было суждено родиться новому направлению психологии - юнгианскому анализу, которое дополнило и продолжает дополнять по сей день, раскрывая широкие перспективы как для развития отдельных личностей, так и для развития человечества, в целом, оставшиеся пустыми в ортодоксальной психоаналитической школе слои знания о человеческой природе. Именно это столкновение двух противоположностей и побудило каждую из его противоборствующих сторон к глубокому внутреннему процессу осознания, анализа, переосмысления и синтеза собственных взглядов. Именно благодаря ему каждая из этих одаренных личностей смогла в полной степени осознать и раскрыть несравнимое в качественном, феноменологическом смысле с какими-либо другими величие собственных идей, имеющих реформаторское значение для общества и культуры, противоположных, но дополняющих друг друга в своей уникальности.

Мы живём в век высоких скоростей, поэтому запрос на то, чтобы всё успеть - бич нашего времени. В юнгианском анализе этот запрос рассматривается не только как личный, но и как коллективный, поскольку в нём личная проблема клиента проявляется в контексте требований культуры. И с запросом про время можно работать по-разному - как со стороны тайм-менеджмента, так и со стороны раскрытия философских смыслов того, что представляет собой время для конкретного клиента и как он выбирает распоряжаться им.

 

В материальном смысле, время можно воспринимать как невосполнимый ресурс, но эта модель работает только в том случае, если для клиента время однонаправленно, а эта модель, в свою очередь, восходит к христианской культуре, где время - это стрела, пронизывающая собой ключевые события истории - воплощение Христа, Высший суд, спасение. В других религиях (неоязычество, индуизм) встречается цикличная модель времени, в которой время - это колесо (колесо праздников года, колесо сансары), и в рамках этой модели события истории могут повторяться, например, если после их происшествия сложились аналогичные кармические условия. 

 

Вопрос восприятия модели времени информативен для решения проблемы его нехватки, поскольку эта модель раскрывает, в какой системе координат находится клиент, из каких посылок исходит, что именно и для чего хотел бы, в предельном смысле, успеть (за жизнь, учитывая факт ее конечности), и как это соотносится с его повседневной жизнью, с реальным планированием времени. Например, в восточной модели может оказаться, что клиент хотел бы успеть освободиться из колеса, чтобы его не настигла пугающая последствиями собственных действий следующая жизнь. Или хотелось бы успеть, достичь чего-то такого в жизни, после чего можно умирать со спокойной совестью, с чувством выполненной глобальной жизненной задачи - родить детей, увидеть внуков, написать книгу или научный труд. 

 

Как правило, тема времени тесно связана с темой жизненных ограничений и смерти, поэтому при анализе проблемы нехватки времени часто бывает полезно обратить внимание и на отношение клиента к собственной смертности - насколько этот факт пугает и насколько этот страх осознаётся в обыденной жизни. Может быть, нехватка времени отражает, что, с точки зрения своих предельных смыслов, человек занимается совсем не тем, чем хотел бы, или наоборот, пытается охватить слишком много противоречивых смыслов?

 

Феноменологически проблема нехватки времени тоже может проявляться по-разному. Кому-то не хватает времени из-за того, что он берёт на себя слишком много обязанностей, а потом не в состоянии справиться с ними, а кому-то может не хватать времени и при довольно лёгком, разгруженном графике. И в первом случае речь может идти о комплексе всемогущества, а во втором - о том, что человеку сейчас не хватает не только времени, но и какого-то иного ресурса - энергии, вдохновения. 

 

Иногда проблема нехватки времени объясняется объективными внешними условиями - например, на работе требуют выполнить все задачи в такой-то срок, поэтому приходится задерживаться до позднего вечера. Или по рабочему плану необходимо выполнить "пятилетку за три года", чтобы получить такие-то преимущества или чего-то достичь. В таких случаях можно сместить фокус с внешнего локуса контроля на внутренний - да, с меня требуют, у меня чего-то просят, на меня могут давить, но где в этой ситуации я сам, почему я реагирую на внешнее давление именно таким образом и насколько это созвучно мне самому - не хотел бы я изменить свою реакцию? Ведь вся окружающая капиталистическая культура постоянно давит на нас, чтобы мы успевали больше дел, зарабатывали больше денег, быстрее и больше покупали, молниеносно принимали решения. Но важно не только то, что требуется извне и выгодно кому-то другому, но и то, в каком темпе комфортно жить самому клиенту и как он мог бы себе этот темп организовать.

 

Чувство нехватки времени также может быть тесно связано с тревожным или даже окрашенным пессимизмом восприятием будущего. Например, когда человеку кажется, что, если он не успеет чего-то сейчас, он уже не сделает этого никогда - "а вдруг что-то случится, и тогда уже точно не успею". Или, напротив, с негативным прошлым опытом, когда клиент жалеет о том, что не смог успеть чего-то в прошлом, потерял время, потратил его не на то, что было по-настоящему важно.

 

При запросе на работу со временем психолог обращает внимание и на то, как клиент выстраивает отношения с тем временем, которое отведено ему на анализ, поскольку обычно проблемы со временем всеохватны и пронизывают собой все стороны жизни клиента. Человек, утверждающий, что он ничего не успевает, может часто опаздывать или пропускать сеансы, чувствовать, что его не устраивает темп терапии, выражать по этому поводу недовольство собой или аналитиком. В анализе обычно тоже хочется всё успеть и как можно быстрее.

 

В качестве практической рекомендации аналитик может предложить клиенту подумать о конечной цели этого "успеть" и о том, что за ней стоит. Часто оказывается, что за подобной целью стоит стремление к чувству внутреннего удовлетворения, покою, гармонии, свободе, в связи с чем возникает вопрос - что именно мешает клиенту наслаждаться этими чувствами сейчас, почему он запрещает себе получать удовольствие и отдыхать в настоящем, откладывая это на будущее? Может быть, за этим откладыванием стоит более глобальный запрет на то, чтобы переживать радость от жизни? Если да, откуда он взялся, кто и когда запретил?

 

В целом, запрос на работу с темой времени отражает проблему синхронизации внутренних ритмов клиента с темпами окружающей его жизни. И, если не получается комфортно согласовать внешнее и внутреннее, это указывает на расстройство синхронизации, на некий зазор, исходя из чего в анализе возникает задача - исследовать, каким образом этот зазор появился, и двигаться в сторону того, чтобы клиент мог совместить требования внешней среды со своими внутренними порывами и желаниями. 

Прежде всего, К.Г. Юнг был врачом и эмпириком, поэтому для него был характерен эмпирический подход и к религии - с точки зрения того, как её воспринимает психика человека и какое место религия занимает в ней. В первую очередь, он подчёркивал взаимосвязь религии и коллективного бессознательного. Юнг полагал, что личный опыт индивида относится лишь к поверхностному слою психики, а более глубинный опыт связан с архетипами культур, имеет всеобщую природу и с высокой долей повторяемости встречается в снах и видениях разных людей. По природе коллективное бессознательное сверхлично, в нём мы имеем дело с изначальными формами, которые находят отражение в мифах, сказках и религиозных учениях. Но в культуре мы обычно имеем дело не с самими архетипами в их первозданном виде, а с символами, сквозь которые преломляются эти архетипы. 

 

Религиозный опыт Юнг называл "нуминозным", а религию воспринимал как особую установку человеческого ума, которая подразумевает наблюдение за сверхъестественными силами, духами, богами и демонами. Для Юнга религия - это, прежде всего, установка сознания, в которой преломляется уже переработанный человечеством архетипический опыт. Непереработанный опыт Юнг полагал опасным для психики, поскольку он чреват "затоплением", потерей человеком своего эго и впадением в психоз. Под "переработанным" опытом Юнг понимал религиозные тексты, сказки и мифы. 

 

Психологические феномены Юнг не считал исключительно субъективными, поскольку, как физические и материальные, они оказывают большое влияние на нашу жизнь. В своей психологической практике он анализировал видения пациентов, вычленяя из них архетипические паттерны. И, поскольку его подход снимает противостояние объективного и субъективного, его интересовал не вопрос истинности или ложности религиозных идей, а вопрос их присутствия в психике человека и внутреннего содержания. Юнг полагал, что, если определённая идея присутствует в коллективном бессознательном, значит, человечество нуждается в ней, т.е. идея заряжена психической энергией. Когда эта необходимость отпадает, боги устаревают, и религия требует обновления. 

 

Полезное значение религии для человека Юнг видел в том, что она защищает его от неврозов и помогает сохранить душевное здоровье. Религиозные кризисы, напротив, подрывают психику человека и обостряют внутренние конфликты. В качестве примера такого противоречия Юнг отмечал кризис символа троичности в христианстве. С точки зрения Юнга, гораздо более устойчивой была бы четверичность, а в христианской Троице отсутствует четвёртый, интегрирующий женский элемент, а значит, он вытесняется в Тень и порождает расколы в отношении западной культуры к женщинам (например, противоречивые образы "святой" и "проститутки", первый из которых символизирует строжайшее девство, а второй - сексуальную распущенность). 

 

В работе "Ответ Иову" Юнг акцентирует внимание на диалоге между человеком и богом, в котором Иов демонстрирует крайнюю деликательность, словно догадываясь о противоречивости и обидчивом нраве бога. В некотором смысле, он и сам понимает, что бог поступил с ним несправедливо, поэтому человек, с точки зрения Юнга, оказывается более сознательным, чем бог. Бог описывается Юнгом всезнающим, но бессознательным, поскольку он совершает поступки, в которых сам не отдаёт себе отчёта. Например, позволяет Сатане соблазнить себя, действует непоследовательно, пытается соревноваться с Иовом, который гораздо слабее его, и сначала даже воспринимает обращение к нему Иова как вызов. От людей такому богу постоянно нужны почести, любовь и страх, в противном случае он рискует впасть в меланхолию и отчаяние. Он крайне нуждается в том, чтобы быть признанным человеком и отражённым в нём. И, похоже, этому богу, как заключает Юнг, человек нужен именно для того, чтобы стать более сознательным, а с момента, когда бог понял, что человек стал сознательнее, он и сам был вынужден измениться, т.е. стать добрее, мягче, человечнее и сострадательнее, воплотившись в человеческом теле. С точки зрения Юнга, этот ход развития событий соответствует процессу дифференциации человеческого сознания, которое подвергается преобразованию под действием архетипов и тенденций коллективного бессознательного.

 

К восточным религиям Юнг относился с большим интересом и видел в них потенциал для развития западного человека, который, по Юнгу, утратил гармонию из-за конфликтов западной культуры. Западный человек расколот в своей основе, он склонен противопоставлять духовное и физическое, научное и философское знание. А осмысление восточных духовных практик, например, йоги, может помочь ему достичь желаемой интеграции. Однако Юнг полагал, что подходы к духовным практикам у восточного и западного человека должны кардинальным образом отличаться из-за культурных различий. С его точки зрения, восточный человек изначально более целостный, а западный стремится к тому, чтобы сделать практики односторонними - например, не понимая метафизического смысла понятия "прана", свести его исключительно к дыхательной технике.

 

Путь развития западного человека виделся Юнгу в том, чтобы освободить подавленное сознанием бессознательное и преодолеть исключительно рационалистическую установку. В этом смысле, восточные практики могут сбить западного человека с пути, поскольку они лишь усилят его контроль. Юнг также полагал, что западному человеку не хватает понимания этических основ применения восточных практик, поскольку по результатам истории можно видеть, к чему привёл оторванный от духа западноевропейский разум (к опустошению материи, насилию и культурному кризису). Исходя из этого, западному человеку нужно преодолеть свою ограниченность, а не усиливать её, а потому важно проявлять осторожность к таким практикам, как йога, из-за изначально неверного, с точки зрения восточного подхода, её понимания. При этом Юнг надеялся, что однажды на Западе тоже возникнет своя йога, основанная на христианстве и практике исповеди, т.е. более привычных, понятных и естественных для западного человека основах культурной жизни. 

Психотерапия представляет собой динамичный процесс, в котором с клиентом происходит ряд внутренних, а порой и внешних изменений. Например, в процессе терапии клиент может стать более чувствительным, принять решение завершить старые отношения, начать новые, сменить работу и т.д. На внутреннем уровне изменениям подвергаются прежние установки, убеждения и сценарии, меняются реакции на происходящее. Деструктивные паттерны постепенно растворяются или отпадают подобно осенним листьям, клиент начинает чувствовать большую свободу в том, чтобы самому управлять собственной жизнью. Для удобства эти изменения можно символически представить в форме стадий алхимической трансформации, в процессе которой устанавливается связь Эго-Самость, а архетипический материал находит воплощение в жизни клиента.

 

В самом начале анализа клиент, как правило, проходит стадию "нигредо", которая в алхимическом символизме представляет собой период депрессии, "тёмной ночи души" или потемнения. Клиент понимает, что по-старому он жить уже не может, а новое ещё не сформировалось. В этот период всё может представляться клиенту в тёмных красках, он погружается в порой безрадостное осознавание собственных омрачений и препятствий на пути своего развития. Этот процесс погружения на дно души подразумевает первое столкновение клиента с хаотичной и неструктурированной прима-материей, т.е. с материалом его бессознательного, который ещё не был проанализирован. Сначала эта прима-материя пугает своими дикими проявлениями, но в процессе анализа она поддаётся постепенному "приручению" - клиент всё глубже вникает в суть происходящих в его психике процессов, учится их различать, объяснять и подчинять своему контролю, они становятся всё более чёткими и ясными, выходя на поверхность и предваряя следующую за очищающими страданиями стадию "альбедо" или возрождения, через которую, в конечном итоге, клиент прорывается к полноте жизни или стадии "рубедо". Этим трём стадиям в алхимии соответствуют три цвета: чёрный - нигредо, белый - альбедо и красный - рубедо. 

 

При более детальном и пристальном рассмотрении в анализе можно выделить не только три основные, но и промежуточные алхимические стадии. Так, например, в книге "Анатомия души: алхимический символизм в психотерапии" Э. Эдингер в качестве стадий анализа выделяет кальцинацию, солюцию, коагуляцию, сублимацию, мортификацию, сепарацию и конъюнкцию. 

 

Согласно Э. Эдингеру, большинство операций в алхимии начинается либо с кальцинации, либо с солюции. Данный порядок не принципиален, поскольку любая из этих стадий может стать отправной точкой для трансформации. В алхимии кальцинация представляет собой процесс прокаливания или интенсивного нагревания вещества, что позволяет выпарить воду и достичь состояния сухости. Конечным продуктом кальцинации является белый пепел, который символизирует очищение и обретение мудрости после переживания горя. В анализе этот символический процесс иссушения, искупления и очищения осуществляется на уровне чувств и эмоций. На первом этапе важно прожить и завершить все связанные с кризисом чувства, чтобы достичь более спокойного и отстранённого, "сухого" отношения к этому опыту.

 

На стадии солюции происходит растворение - всё твёрдое превращается в жидкое, ригидные установки смещаются, устойчивые деструктивные паттерны начинают "плыть". Растворяется прежнее представление клиента о себе и мире, и он погружается в хаос, символически возвращаясь к недифференцированному состоянию прима-материи. Порой на этой стадии в анализе появляются образы или сновидения, связанные с пребыванием в утробе или избытком воды (например, клиенту может сниться, что он тонет). Такой символизм означает, что "тонет" привычное для клиента эго, погружаясь в океан бессознательного. В христианстве этой стадии соответствует обряд крещения, после которого человек рождается заново. В конечном итоге, растворение материи должно привести к освобождению и укреплению духа, к контакту не только с индивидуальным, но и с универсальным, архетипическим пластом психики. И, как пишет Э. Эдингер, на этой стадии спасается только то, что достойно спасения. 

 

На стадии коагуляции происходит переход вещества из жидкого состояния в твёрдое. То, что было подвержено солюции, вновь затвердевает, обретает форму за счёт сгущения. В анализе это сгущение осуществляется за счёт конкретизации, детализации разбираемого материала. Символически этому процессу соответствуют космогонические мифы, сотворение нового мира, рождение новых установок, образов и планов в душе клиента. На уровне переживаний на этой стадии просыпаются страсти, появляется желание жить и стремление к удовольствиям.

 

На стадии сублимации подвергаемое преобразованию вещество испаряется, а значит, нагревается и поднимается вверх, обретая лёгкость воздуха. На психологическом уровне это означает, что клиент перестаёт удовлетворяться своим наличным состоянием и стремится вверх - к тому, чтобы перерасти себя. На символическом уровне этой стадии соответствуют такие образы, как лестницы, горы, освобождение, полёт, спасение. И, например, в сновидениях у клиента могут появляться сюжеты, где он взбирается на высокую гору или летает. Опасностью этой стадии является инфляция, а также излишняя увлечённость тонкими и высокими образами в ущерб земному и материальному, т.е. "витание в облаках". В результате этой стадии клиент обретает способность легче относиться даже к тяжёлым переживаниям или событиям. То, что раньше казалось тяжёлым, на этой стадии очищается и обретает лёгкость, т.е. ослабляет свою власть над психикой клиента.

 

Стадия мортификации буквально означает умерщвление, и она представляет собой символическое переживание опыта смерти, аскезы и воздержания. Процесс смерти связан с гниением или переплавкой, и здесь клиент может вновь чувствовать соприкосновение с тьмой и переживать неудачи, поражения. Это может проявляться как некий неудачный опыт, недостижение целей, смерть прежних надежд, отчаяние, потеря веры в успех анализа. На этой стадии разложению подвергаются все остаточные от прежних невротических паттернов явления, и клиенту бывает нелегко попрощаться с ними и похоронить их - периодически может возникать соблазн зацепиться за что-то из прошлого или вернуться к прежним моделям. В психологическом смысле, на этой стадии идёт интенсивная работа с Тенью клиента, которая может представать в образах борьбы и сражения. В конечном итоге, "старый король" (или прежнее эго) свергается, и пространство тьмы освещается новым светом. 

 

На стадии сепарации идёт процесс разделения. В алхимии оно связано с тем, что жидкий растворитель отделяется от растворённого в нём твёрдого тела. Символически эта стадия представляет собой фильтрацию и структурирование, собственно процесс анализа или разложения на компоненты, что соответствует образу возникновения порядка из хаоса и снова - рождению нового космоса. На этой стадии клиент начинает всё более отчётливо отделять своё "я" от других людей и окружающего мира путём осознания собственных проекций. Например, если раньше он думал о том, почему люди вокруг ведут себя так или иначе, теперь он больше думает о себе - о том, каким образом он вовлекается в те или иные отношения, как и почему поддерживает их. Поскольку главным смыслом сепарации является разделение, на этой стадии могут актуализироваться внутренние и внешние конфликты, в процессе которых клиент остро переживает антагонизм - борьбу противоположностей, которые на следующей стадии воссоединятся в примиряющем третьем. 

 

Стадия конъюнкции представляет собой кульминацию алхимического опуса, и это процесс соединения противоположностей и обретения гармонии. На символическом уровне на этой стадии часто возникают образы свадьбы или священного брака. Э. Эдингер предлагал разделять малую и большую конъюнкции, первая из которых является промежуточным результатом, т.к. в ней борьба противоположностей смягчается, но ещё присутствует некая односторонность. В большой конъюнкции противоположности приводятся в согласие друг с другом, и это согласие способно дать начало творчеству и новому пути. В основе конъюнкции лежит опыт вселенской любви, очищенной от негативных аспектов эгоизма, поэтому на данной стадии клиент обретает принятие самого себя, мира и других людей, позволяющее ему занять более деятельную позицию конструктивного преобразования собственной жизни и приумножения благ и ресурсов. 

В обыденной жизни и популярной психологии часто можно встретить употребление слова "комплекс" в разных контекстах - "да у тебя какие-то комплексы", "это просто комплекс неполноценности", "хочу избавиться от комплексов". Под комплексом в данном случае понимается нечто негативное, т.е. некая человеческая уязвимость или психологический зажим, мешающий ему быть счастливым и свободным. В юнгианском подходе комплекс понимается совсем иначе - как концентрация энергии вокруг определённого архетипа. Например, в анализе практически всегда идёт интенсивная проработка материнского и отцовского комплексов. Диагностика этих комплексов позволяет понять, какая архетипическая фигура для клиента воплощает отца или мать (например, у кого-то отец ассоциируется с Зевсом, у кого-то - с Гадесом, мать может представать в образах Лакшми или Кали), каким зарядом обладает комплекс, насколько сильно он влияет на жизнь клиента, какое место занимает в иерархии других комплексов.

 

Поскольку в анализе у клиента могут присутствовать разные мотивы и темы, за ними стоят столь же разные архетипы, и комплексов также может быть несколько. Границы между архетипами иногда очень тонки и пластичны, поэтому разные комплексы могут быть связаны между собой, накладываться друг на друга, либо мелкие комплексы могут входить в состав более крупных. Так, например, сочетание материнского комплекса и комплекса героя может давать описанный Марией-Луизой фон Франц феномен вечного юноши, который, с одной стороны, излишне привязан к матери, а потому не может повзрослеть, не выдерживает длительных отношений с женщинами и "витает в облаках", но, с другой стороны, стремится реализоваться в героической, рисковой деятельности. 

 

С точки зрения юнгианского психолога, совсем избавиться от комплексов невозможно, поскольку мы не можем выдрать из коллективного бессознательного какой-либо архетип. Заблокировать его действие тоже никак нельзя, поскольку наличие актуального для клиента архетипа и сконцентрированного вокруг него комплекса указывает на то, что определённая энергия сейчас нуждается в реализации. Порой она может прорываться в самых деструктивных и теневых формах, но за ней стоит что-то важное для развития и пути индивидуации клиента, чему следует уделить внимание.

 

Если комплекс мучителен для клиента, несёт ему тревоги, беспокойства, неудачи и разрушительные события, аналитик пытается вывести на осознание разные грани стоящего за этим комплексом архетипа и понять, как и почему вокруг него скопилось столько энергии. Постепенно, по мере осознания, эта энергия начинает разряжаться или находит конструктивный выход. Например, чтобы лучше понять стоящие за комплексом отшельника внутренние смыслы, аналитик может рекомендовать клиенту читать связанную с этим архетипом художественную, научную, философскую или психологическую литературу, смотреть фильмы на эту тему, расширять представления клиента об этом архетипе с помощью примеров из искусства или религий. И то, что изначально переживается клиентом как нечто мешающее и разрушительное (например, "ничего не могу с собой поделать - боюсь и избегаю любых отношений") может превратиться в ресурс - в осознание своей любви к уединению, ценности и смысла этого уединения для себя, а как следствие - выделение для этого уединения специального пространства и времени (ретриты, медитации, прогулки). 

 

С точки зрения юнгианского психотерапевта, сам по себе комплекс не является ни плохим, ни хорошим, а высказывание "у тебя какие-то комплексы" не имеет никакого смысла, поскольку комплексы есть у всех, ведь каждого из нас затрагивают определённые архетипические темы - кто-то с головой погружается в политические события, для кого-то первичной является тема личной жизни, а, значит, и связанных с ней архетипов Афродиты, Купидона и т.д. Наличие комплекса указывает на то, что какая-то тема сейчас особенно актуальна для клиента, а скопление вокруг неё энергии отражает ведущие ценности и мотивы клиента. И для качества жизни человека имеет значение только то, как именно он обращается с этим комплексом и что этот комплекс делает с ним, к чему побуждает, в какие ситуации толкает, а чего заставляет бояться и избегать.

 

Некоторые комплексы могут быть разряжены в анализе и со временем терять свою актуальность. Иногда это связано с личностными факторами, сменой образа жизни и интересов, перерастанием клиентом старых комплексов и появлением новых под действием динамики коллективного бессознательного. В других случаях смена центральных для человека комплексов может быть обусловлена возрастными периодами и кризисами. Например, в первой половине жизни гораздо чаще встречается комплекс героя, что подразумевает концентрацию на достижениях, успехах и пути восхождения, а во второй половине жизни может актуализироваться комплекс отшельника, повышающий в глазах клиента ценность мудрости и осмысления прожитого им опыта.

 

Другие комплексы могут красной нитью проходить сквозь всю жизнь клиента, и чаще всего такие комплексы обусловлены ранними детскими травмами. К ним можно отнести тесно связанный с оральным характером комплекс брошенного или комплекс Кассандры, характерный для истерического характера. Такие комплексы могут организовать всю жизнь человека, и не так-то просто выбраться из-под их влияния. И тогда задача аналитика не в том, чтобы вовсе избавить человека от комплекса или разрядить его, лишив творческой энергии, а в том, чтобы найти наиболее подходящий клиенту путь его сублимации. 

Иногда нам всем свойственно заряжаться чужими мыслями и чувствами. В психологии этот механизм называется интроекцией. В отличие от проекции, когда человек выносит вовне своё внутреннее содержание, при интроекции, напротив, он впускает в свой внутренний мир чужое содержание. Осуществляя проекцию, мы можем думать, что кто-то злится на нас, но, если копнуть глубже, окажется, что дело обстоит совсем наоборот - мы злимся на этого человека, но по каким-то причинам не позволяем себе пережить это чувство. При интроекции, включая в свои чувства чужие, мы можем переживать не свою злость, а ту злость, которую испытывает в контакте с нами другой человек.

 

Механизм интроекции тесно связан со слиянием и уязвимостью, ведь, как правило, мы не впускаем в себя всё содержание окружающего нас мира, поскольку фильтруем его. Другие люди могут критиковать нас или восхищаться нами, но верим мы далеко не всему. Им может не нравиться то, как мы себя ведём, либо они могут хотеть от нас чего-то другого, но мы не склонны всему подчиняться. Однако, когда включается механизм интроекции, становится трудно отличить своё от чужого. В этот момент чужое начинает восприниматься как своё, а потому человек неожиданно для себя может пойти реализовывать чужое желание или зарядиться чужим страхом.

 

Как правило, феномен принятия интроекта обусловлен повышенным доверием к той личности, от которой он был принят, либо ситуацией повышенной уязвимости человека. Например, гораздо охотнее мы прислушиваемся к мнениям близких для нас людей. И тогда мамина или папина фраза "да кому ты будешь нужен без высшего образования" или "тогда никто не возьмёт тебя замуж" может стать руководством к действию для человека, который не очень был хотел делать что-то, чего от него хотят родители, и при других обстоятельствах отнёсся бы к этому критично. Точно так же травмирующей порой оказывается безобидная фраза друга или подруги, ведь кажется, что это близкий человек, и он не причинит зла, а в кризисной ситуации к этому человеку есть запрос на помощь. И тогда совет друга вновь падает на почву, которая готова его принять, а человек незаметно для самого себя принимает то, с чем он, на самом деле, не согласен.

 

Что же происходит после того, как интроект был принят? В отличие от сознательно принятых человеком решений или мнений, переживание интроекта часто сопровождается чувством сильного дискомфорта и внутреннего конфликта, поскольку, сознательно соглашаясь с чем-либо, человек успевает переварить некий опыт, а интроект "проглатывается", но не пережёвывается и не переваривается, а потому сильно мешает. В психологической работе интроекты могут проявлять себя, когда речь заходит о каких-либо иррациональных установках или убеждениях клиента, которые мешают ему жить, двигаться вперёд и расти, но которые он никак не может обосновать или вписать в свою картину мира. Психолог обычно просит рассказать об этих убеждениях поподробнее, привести конкретные примеры и аргументы, и вдруг оказывается, что, на самом деле, деструктивное убеждение уходит своими корнями в какой-то случайный диалог или является брошенной сгоряча фразой близкого человека.

 

Чем больше интроектов копится в психике человека, тем дальше он от контакта с самим собой, поскольку его психику засоряют усвоенные, но не переработанные чужие мысли, чувства и желания. Так, например, находясь рядом с кем-то, переживающим сильный страх, другой человек проникается этим чувством, и даже, когда эта связь разорвана, чувство может продолжить преследовать его и мешать ему жить. В этом случае психотерапевтическая работа подобна генеральной уборке - вместе с психологом клиент ищет те чувства и мысли, которые были некритично усвоены им от других людей, и начинает подвергать их критике, т.е. разбираться в том, полезную или вредную функцию они выполняют сейчас, при каких обстоятельствах, в каком контексте и для чего это было сказано, какой посыл скрывался за конкретным интроектом, как он был понят и принят клиентом. 

 

Работа с интроектами, в конечном итоге, приводит к тому, что человек символически расчищает поле своей психики для нового опыта, место которому трудно найти, когда всё пространство занято чужими "не трогай", "не ходи", "нельзя", "делай то", "не делай этого", "никогда" и т.д. Расчищая все эти установки и убеждения, человек находит дорогу к самому себе, получая возможность сформировать что-то своё, а, мысленно отдавая не свои чувства тем, кому они по-настоящему принадлежат, он освобождает место для новых переживаний. 

 

Некоторые интроекты лежат на поверхности, и тогда в терапии легко обнаружить их корни, другие въедаются очень глубоко. Так, например, иногда человек обнаруживает, что всю жизнь страдал от страха своего отца, своей матери или своего друга детства. И тогда работа непосредственно с самим страхом может не привести к успеху, ведь страх принадлежит не самому клиенту - он изначально чужой.

При обнаружении интроекта недостаточно просто понять, что это чужая мысль или чужое чувство. Важно также восстановить то, при каких обстоятельствах и почему человек стал уязвим к нему, как он его принял, какие механизмы этому способствовали, чтобы в дальнейшем он мог позаботиться о профилактике подобного опыта. 

Феномен конкуренции в отношениях - частое явление, и оно встречается как в дружеских, так и в романтических или даже семейных отношениях. Бывает и так, что человек избегает отношений из-за страха конкуренции или специально выбирает тех партнёров, с которыми точно не будет конкурировать - заведомо лучше или хуже себя, либо из других сфер деятельности. В этом случае страх перед конкуренцией является её обратной формой, инверсией, ведь человек заранее знает о своей склонности конкурировать, предполагает её негативное влияние на отношения и стремится выстраивать отношения так, чтобы избежать конкуренции.

 

С одной стороны, конкуренция в отношениях задаёт им динамику и подстёгивает мотивацию. Если человеку трудно организовать и замотивировать себя самому, появление рядом того, на кого он мог бы ориентироваться, побуждает его активно стремиться к успехам, работать над собой. С другой стороны, тема конкуренции тесно связана с темой власти, а, согласно Юнгу, власть и любовь вряд ли совместимы друг с другом. Конкуренция с близким человеком обедняет наше переживание близости, сеет недоверие в отношениях, отдаляет нас от того, кто мог бы нас поддержать.

 

Иногда конкуренция в отношениях проявляется в открытых, а иногда - в незаметных и подавляемых формах. Не всегда просто признать зависть к близкому другу или партнёру, желание стать в чём-то равным ему или даже лучше его. В отношениях часто есть негласное табу на конкуренцию, ведь успехам близкого принято радоваться, а не завидовать им. Но в некоторых случаях чувство зависти перевешивает, а чувство собственной неполноценности на фоне того, кто кажется успешнее, оказывается разъедающим.

При столкновении с конкуренцией в отношениях, прежде всего, важно попробовать разобраться с проекциями. Так ли друг или партнёр успешен в тех областях, в которых хотелось бы достичь успеха тому, кто конкурирует? Не является ли зависть проекцией на близкого человека своей ресурсной, но не присваиваемой части? Когда, как и почему возникла ситуация сравнения себя с другим, какие поводы и основания для этого имели место?

 

В некоторых случаях можно открыто обсудить с близким человеком проблему конкуренции. Возможно, эти отношения являются взаимными, и тогда они завязаны на общих или комплементарных паттернах. И тогда важно, как обе стороны переживают эту конкуренцию, способны ли они извлечь из неё пользу, перевести её в конструктивное русло или, скорее, чувствуют, что конкуренция разрушает их отношения.

Конкуренция в отношениях также тесно связана с нарциссическими ожиданиями человека от самого себя и удовлетворённости реализацией этих ожиданий. Если человек ждёт от себя слишком многого, предъявляет к себе завышенные требования и не может соответствовать им, эта тема для него является крайне заряженной. И тогда в отношениях с другими он автоматически обращает внимание на то, как дело обстоит со сложной для него темой у них. Например, в случае, когда главной целью человека является зарабатывание как можно большего количества денег, он может невольно интересоваться или проявлять повышенное внимание к тому, сколько зарабатывают его друзья, и раниться тогда, когда они превосходят его в уровне доходов, чувствовать себя неполноценным на их фоне.

 

В ряде случаев конкуренция в отношениях связана с чувством собственной неполноценности и защитой от близости. Так, когда человек чувствует, что он недостоин любви и уважения, он начинает сомневаться в том, кто проявляет к нему эти чувства, и искать то, за что можно было бы его любить, не веря в бескорыстность и безусловность симпатии другого человека. И тогда возникает закономерный вопрос - как так получилось, что меня полюбил и оценил человек, который гораздо лучше, умнее, успешнее? В этом случае на первый план выходят внешние показатели и ценности, но игнорируется внутренняя сторона отношений - то, каким образом происходит глубинное и подлинное взаимодействие между людьми вне зависимости от их социальных статусов или успехов.

 

Конкуренция в близких отношениях также может говорить о сильной потребности человека в соревновательности. Возможно, человек является борцом по духу, хотел бы соперничать с другими людьми и заряжаться от этого энергией, но почему-то не позволяет себе этого делать в более открытом и широком пространстве. И тогда вместо того, чтобы участвовать в конкурсах, активно продвигать самого себя, социализироваться, бороться за своё место под солнцем, он предпочитает конкурировать в близких отношениях, поскольку эти отношения являются наиболее безопасной средой. А проиграть другу или партнёру менее катастрофично для самооценки и чувства самоценности, чем проиграть кому-то публично.

Конкурируя в отношениях, человек, с одной стороны, пытается защитить собственную уязвимость, ведь, если он в чём-то лучше, выше, сильнее своего друга или партнёра, ему будет легче пережить ссору или разрыв с ним, легче обесценить этого человека, если вдруг тот причинит боль. С другой стороны, эта борьба не всегда заканчивается победой, и тогда конкурирующий обнажает свою уязвимость, подменяя близость борьбой и сводя многоплановые отношения к соревнованию.

Потеря смысла жизни часто сопровождает кризисные и переломные моменты, в которых ключевой жизненный проект человека терпит крах. Это может быть потеря работы, развод, утрата кого-то близкого или внезапная смена жизненной перспективы. Все эти события объединяет то, что они ломают привычный ритм жизни человека. В течение длительного периода он думал, что ему есть, ради чего жить, стремился к определённой цели, был мотивирован ей, и вдруг он осознаёт, что этой цели у него больше нет. Такого рода слом может наступить не только в результате негативных, но и в результате позитивных событий, например, когда поставленная человеком цель уже достигнута, и он не знает, к чему стремиться и как жить дальше.

 

Как правило, потеря смысла жизни сопряжена с тем, что человек не понимает, кто он такой и чего он хотел бы. И все те занятия и интересы, которые увлекали его раньше, вдруг становятся серыми и бессмысленными, ведь он не понимает, ради чего что-то делать и к чему-то стремиться. Без смысла невозможна и радость, поэтому с потерей смысла жизни человек нередко погружается в депрессию и обрывает контакты. 

 

 

Во-первых, важно понимать, что смысл неотделим от вовлечённости. Чем больше в переживании бессмысленности человек отдаляется от других людей и жизни, тем дальше становится от него смысл, поскольку смысл порождается в живых контактах и активной деятельности, где человек может почувствовать самого себя и как-то отнестись к себе, другим и происходящему. Поэтому, в первую очередь, необходимо вернуть себе чувство вовлечённости в жизнь, а делать это стоит теми методами, которые лучше всего подходят конкретному человеку. Кого-то лучше всего оживляет спорт, кого-то другого - новые знакомства, кто-то ещё "пробуждается" в поездках и путешествиях. Важно выбрать тот вид деятельности, который мог бы встряхнуть человека в кризисе, заставить его остро ощутить контакт с самим собой и с жизнью.

 

Во-вторых, как процесс утраты, так и процесс обретения смысла часто происходит одномоментно и спонтанно, поэтому вряд ли стоит ставить себе задачу найти смысл за ближайшую неделю, месяц или даже год. Смысл обретается не столько сознательно, сколько иррационально, когда вдруг то, что человек делает, встречается с некой будущей перспективой, которую он в этом видит. Но эту перспективу невозможно обрести, если ничего не делать. Чтобы она появилась, нужно уже идти определённым путём и быть вовлечённым. А смысл обычно появляется внезапно, подобно вспышке озарения. Поэтому смысл нельзя превратить в цель или сделать цель смыслом, ведь смысл - нечто большее, чем просто цель. Смысл охватывает собой не только когнитивный и эмоциональный, но и духовный пласт человеческой жизни. А, значит, смысл не подчиняется алгоритмам, и его появление требует терпения. Попытки механизировать смысл или найти его во что бы то ни стало, когда его нет, напротив, приводят к тому, что он ускользает.

 

В-третьих, само подвешенное положение между старым и новым смыслом отнюдь не бессмысленно, это очень ценный опыт. Обычно такое состояние крайне мучительно и дискомфортно для человека, поскольку оно представляет собой ситуацию неопределённости. Но из этой ситуации тоже можно извлечь нечто полезное для себя, если научиться выдерживать неопределённость. Да, сейчас прежний смысл утерян, нового нет, и неизвестно, когда смысл появится вновь, но тогда пришло время для продуктивной пустоты и экспериментов. Пока новый смысл ещё не появился, человек свободен делать с собой и со своей жизнью что угодно - пробовать то, чего он ещё не пробовал, начинать что-то новое и бросать это, если оно ему не откликнулось. Готовый смысл во многом ограничивает человека, ведь с ним он уже знает, ради чего живёт. Незнание, напротив, открывает максимально широкую перспективу, а, значит, именно этот период неопределённости может стать отправной точкой для кардинальных перемен в жизни. И самые абсурдные эксперименты порой становятся решающими поворотными моментами для выбора дальнейшего пути. 

 

В-четвёртых, перед тем, как найти новый смысл, нужно попрощаться со старым. А для этого важно, с одной стороны, отгоревать его утрату, ведь старый смысл какое-то время служил человеку, мотивировал его, сопровождал на жизненном пути, в связи с чем бывает очень жаль расстаться с этим отрезком жизни, оставить его в прошлом. С другой стороны, потеря старого смысла является не только печальным, но и радостным событием, поскольку оно позволяет родиться чему-то новому. Если прежний смысл был утрачен, вероятно, в нём было что-то такое, что либо уже сбылось, либо чему не суждено было сбыться. И благодаря потере прежнего смысла человек осознаёт, что он гораздо шире и больше этого утраченного смысла. Потерянный смысл не исчерпывает всю его жизнь, к нему не сводится всё его существование. В разные периоды жизни смыслы могут меняться, а, значит, будет место и для нового смысла. Поэтому иногда потерю старого смысла можно даже отпраздновать. Например, в тех случаях, когда человек ставил себе некую цель, но в итоге разочаровался в ней, ведь лучше было достичь и понять на собственном опыте, что нечто ему не подходит, чем оставить этот опыт непрожитым.

 

Переживая потерю смысла жизни, можно также попробовать найти опору и поддержку в людях, которые сталкивались с похожим опытом, обратить внимание на то, как они преодолевали подобный кризис, что помогало им, что из этого откликается, что - нет. Ситуации, которые приводят к потере смысла жизни, у разных людей могут быть разными, но часто в них обнаруживаются общие корни и механизмы, когда прежний смысл был переоценён, а новый порой находится в самой неожиданной сфере, в момент хорошего контакта человека с самим собой и миром вокруг.

Трудно представить себе жизнь современного человека без стресса, и порой стрессовыми оказываются не только негативные и печальные, но и радостные события. Например, стресс вызывают не только расставания и утраты, но и такие события, как свадьба, поступление в университет, повышение по службе, рождение ребёнка. Такие события часто не воспринимаются людьми в качестве стрессовых, поскольку они являются радостными, а стресс ассоциируется с чем-то негативным. Однако стрессовым для человека становится любое событие, которое вносит в его жизнь серьёзные изменения. И, чтобы адаптироваться к этим изменениям, важно понимать, что, несмотря на позитивный характер некоторых событий, они в то же время вызывают и стресс, к которому лучше заранее подготовиться.

 

На сколько стрессовым станет для человека то или иное событие, определяется не только характером самого события, но и спецификой реагирования человека, его личностными и ценностными особенностями. Есть универсальные стрессовые события - травмы, катастрофы, переезд, крупные потери и приобретения, а есть стрессовые события, которые касаются личностно значимых для человека целей и ценностей. Точно также у разных людей различается и уровень стресса в ответ на одни и те же события. Кто-то относительно легко переживает серьёзные потрясения, но может надолго впасть в тревогу или лишиться сна из-за не очень значительного для других события. Кто-то более устойчив к факторам стресса, кто-то другой - менее. Различаются и способы совладания со стрессом - кто-то мобилизуется и реагирует активно, кто-то - замирает и лишается способности к деятельности. 

 

По степени полезности стресс можно разделить на эустресс и дистресс. Эустресс - это полезный стресс, который позволяет человеку держаться в тонусе. Если в жизни человека совсем нет стресса, с психологической точки зрения, это плохо, поскольку это значит, что происходящие с ним события никак не затрагивают его. Либо он в малой степени взаимодействует со средой, либо не стремится к развитию, либо пребывает в апатии. Полное отсутствие стресса в слабой степени совместимо с активной жизненной позицией человека и полнотой жизни. 

 

Но избыток стресса не менее вреден, чем полное его отсутствие. А стресса становится в избытке, когда человек не справляется, т.е. когда воздействующие на него стрессовые факторы значительно превышают его психические возможности. Такая ситуация наступает, когда стрессор слишком сильный или слишком длительный, либо когда стрессовые события происходят подряд, накладываются друг на друга, и человек не имеет возможности отдохнуть и восстановиться, либо когда у человека слишком мало ресурсов, чтобы справиться со стрессом. Такой негативный стресс в психологии носит название дистресса, и главное его отличие от эустресса в том, что эустресс мобилизует, а дистресс истощает. 

 

Как же определить, какой именно стресс мы сейчас переживаем? В психодиагностике есть разные методики, направленные на измерение количества стрессовых событий за последнее время, среднего уровня их стрессовости, стрессоустойчивости и актуального состояния человека. Поэтому лучше всего обратиться к грамотному специалисту, который проведёт своевременную диагностику. Но, если такой возможности сейчас нет, можно ориентироваться на своё самочувствие и состояние. Для этого можно попробовать вспомнить и выписать все стрессовые события за последний год, оценить их по 10-балльной шкале, вспомнить свои реакции на этот стресс (насколько успешно этот стресс преодолевался, какая симптоматика сопутствовала стрессу) и постараться прислушаться к себе, отвечая себе на вопрос о своём актуальном состоянии. 

 

О сильном стрессе могут свидетельствовать такие симптомы, как тревога, усталость, сильное мышечное напряжение, эмоциональное и профессиональное выгорание, отсутствие мотивации, апатия, снижение продуктивности деятельности, головные боли, рассеянность, головные боли. Появление этих симптомов является тревожным звоночком. С их помощью организм пытается предупредить человека о том, что сейчас человек переживает сильный стресс и, вероятно, если эта симптоматика сильно мешает и расстраивает повседневную жизнь человека, стресса на данный момент слишком много, и необходимо сделать паузу.

 

Что же делать, если стресса накопилось слишком много? Лучший вариант решения проблемы - полноценно отдохнуть и восстановить силы, но этот вариант не всегда работает, когда стрессовое состояние запущено, и человек перешёл грань приемлемого для себя истощения. В тяжёлых случаях без медикаментозной помощи не обойтись, поскольку, если реакция негативного стресса уже запущена, и первой помощи человек не получил, организм начинает работать на износ. 

 

Поэтому лучший способ борьбы со стрессом - профилактика. Она заключается не только в посильном снижении факторов стресса и регуляции их количества, но и в развитии навыков справляться со стрессом, в повышении своей стрессоустойчивости и чувствительности к себе, чтобы вовремя распознать состояние стресса и предпринять соответствующие меры. А для этого важно хорошо знать себя, реалистично оценивать те события, которые потенциально могут вызвать сильный стресс, и заботиться о себе, когда они происходят. 

 "Я живу не своей жизнью", - частый запрос на психологическую помощь. И в большинстве случаев под этой самой "не своей жизнью" человек понимает форму существования, которая не является для него достаточно подлинной, не позволяет ему в полной мере раскрыть свои способности и таланты и/или в которой он постоянно делает то, чего, на самом деле, не хочет, - получает образование, которое ему не нужно, работает на нелюбимой работе, исполняет чуждую ему роль.

 

Чтобы разобраться с этим запросом, во-первых, важно понять причины и истоки этого чувства не своей жизни, как давно и откуда оно появилось, в какие моменты обостряется, чья всё-таки жизнь сейчас проживается - мамина, папина, кого-то иного из родственников или из рода, либо некая абстрактная жизнь "нормального, успешного, хорошего человека". 

 

Во-вторых, необходимо понять, что такое "своя" жизнь, что клиент понимает под "своим", где и в чём он находит себя и как нынешние условия жизни мешают ему раскрыть себя, что препятствует переживанию подлинности, согласованности с собой и с миром, аутентичности. И, как правило, своя жизнь в случае такого запроса окажется чем-то противоположным "чужой". Например, работая на рутинной работе, человек хотел бы заниматься чем-то более полезным или творческим. Или, будучи слишком "правильным", он хотел бы быть более свободным в выражении чувств.

 

В третьих, психолог обращает внимание на то, каким образом возник разрыв между своим и чужим, когда он произошёл, что этому разрыву способствовало и препятствовало. И, скорее всего, сам факт разрыва, наличия внутреннего конфликта выполняет некую важную функцию в жизни клиента, если конфликт до сих пор ещё не решён. А за "чужой жизнью", если копнуть глубже, скрывается и нечто "своё", т.е. некая значимая для клиента потребность, которую он пытается удовлетворить, проживая чужую жизнь. Это может быть потребность в одобрении, признании, восхищении, принятии, либо стремление доказать себе или другим что-то, либо потребность в стабильности, безопасности, комфорте. Отрицание и обесценивание этой потребности не приводит к её исчезновению, но препятствует тому, чтобы пробраться к разрешению конфликта путём совмещения этой потребности и "своей" жизни. 

 

Точно так же и за "своей" жизнью, которая ощущается в качестве подлинной, но не проживается клиентом в полной мере, может стоять нечто чужое и чуждое, что пугает, вызывает отторжение, неприязнь, нежелание с этим сталкиваться. Например, полагая, что истинно "своя" жизнь начнётся только тогда, когда человек сможет позволить себе нечто (уехать от родителей, сменить работу, найти пару, переехать в другую страну, заняться неким важным делом), он может идеализировать эти изменения и не замечать, почему он не движется в эту сторону или движется слишком медленно. И, как правило, если такой мотив не реализуется, за ним стоит что-то, чего клиент, на самом деле, не очень бы хотел и что потребовало бы от него слишком больших жертв, к которым он не готов.

 

Само представление о том, что является своим, нередко выполняет компенсаторные функции по отношению к настоящему, которое не устраивает человека, но со временем это представление может меняться, т.к. человек находится в постоянном развитии, каждый день узнаёт о себе и о мире нечто новое, и, в этом смысле, процесс поиска своего является динамичным, он никогда не заканчивается. Каждое новое начинание или новая встреча в чём-то приближает его к "своему", а в чём-то ином - отдаляет, когда он понимает, что то, что он раньше считал своим, тоже не идеально, и этим он тоже весь не исчерпывается.

 

Проживание чужой жизни часто переживается изнутри как некий автоматический, механический и принудительный процесс, подобно проигрыванию какого-то довлеющего сценария без желания и воли самого человека. Чтобы вернуть клиенту чувство свободы, психолог обращает внимание на то, каким образом клиент активно участвует в этом процессе, как и почему он выбирает проживать не свою жизнь снова и снова. Если он пытается при этом кому-то угодить, кому и зачем, насколько это удаётся на практике, как он себя при этом чувствует и что будет, если он перестанет это делать. Если он боится ответственности за иной путь, что страшного в том, чтобы ошибаться, какая крайняя форма ответственности может в итоге его настичь и почему спасение ищется в чужом пути, как чужой путь страхует от ответственности, ведь его тоже приходится выбирать.

 

Осознание того, что человек живёт не своей жизнью, уже является первым шагом к успеху, ведь оно говорит о том, что он уже провёл границу между своим и чужим, понял, что что-то сейчас происходит не так и не устраивает его. Но, чтобы размокнуть замкнутый круг, важно не только найти своё и отвергнуть чужое, но и соединить эти конфликтующие противоположности, найти промежуточное звено между ними - чужое в своём и своё в чужом, а также каким образом своё и чужое могут сочетаться и дополнять друг друга, где в жизни можно найти место и для того, и для другого, поскольку, живя среди других людей, мы не можем быть полностью отгорожены от чужого, но можем позволить ему сосуществовать и вступать в диалог со своим. 

Отношение к мистическому опыту человека в психологии неоднозначное. В натуралистических подходах он может игнорироваться или даже сводиться к психическим расстройствам. В психотерапии не каждый аналитик способен выдержать столкновение с мистическим опытом клиента, из-за чего этот опыт нередко редуцируется к незрелости, бегству от реальности и защитным механизмам психики. Исключение мистического опыта из пространства терапии, с точки зрения юнгианского подхода, приводит к тому, что игнорируется самое ценное - образно-символическое пространство жизни человека. 

 

В психотерапии мистический опыт клиента проявляет себя в символически насыщенных или вещих снах, явлениях синхронии, религиозных переживаниях. В своих работах Юнг уделял таким явлениям особое внимание, поскольку полагал, что современное ему человечество живёт в период духовного кризиса, однако, несмотря на это, психика продолжает нуждаться в духовных опорах. В труде "О синхронистичности" он исследовал явления необъяснимого совпадения внутренних переживаний человека с событиями в реальном физическом мире. Например, человек внезапно вспомнил кого-то, о ком долго не вспоминал, и тут же получил от этого человека звонок. Или символ из сна стал внезапно часто встречаться ему в реальной жизни. Когда происходит нечто подобное, нельзя сказать, что психический опыт человека является причиной какого-то события в его реальной жизни. Т.е. что сон вызвал то событие, которое предвещал. Нельзя и сказать, что произошедшее впоследствии событие является причиной вещего сна. Вещий сон оказывается связанным с предвещаемым им событием мистически-иррациональным образом. В этой взаимосвязи внутреннее событие не является причиной внешнего, как и наоборот, а их общая причина покрыта вуалью тайны, именно поэтому подобные совпадения были названы Юнгом "акаузальными".

 

Но для чего аналитику нужно искать в них смысл? Почему такие явления столь важны для хода анализа? Ведь, казалось бы, это может быть простым совпадением, не имеющим никакого отношения к запросу клиента. С точки зрения Юнга, это не так. Через мистический опыт с человеком ведёт диалог сама Самость. Посредством анализа мистического опыта можно выделить, какие архетипы сейчас оказывают наибольшее влияние на жизнь человека. А, значит, прогнозировать, к чему может привести захваченность этими энергиями. Кроме того, мистический опыт может указывать на одностороннюю сознательную установку человека, когда какую-то часть себя или мира он упорно не замечает, следствием чего становится дисбаланс в его жизни. Например, на сознательном уровне человек может придерживаться исключительно рациональных взглядов, но его бессознательное иначе относится к миру, что создаёт конфликт и блокирует творческий потенциал человека.

 

Исследование мистического опыта приближает нас к глубинным пластам коллективного бессознательного. Погружение в эти глубины необходимо, чтобы найти в них истоки проблем и ресурсы для их решения. Игнорирование мистического опыта в анализе приводит к редукции человека к простому и одномерному существу. Его внимательное изучение, напротив, позволяет обогатить жизнь человека и открыть в ней новые смыслы.