Публикации с тегом как работает психотерапия (26)

 "И что мне с этим делать?", - вопрос, который часто любят задавать психологам клиенты, иногда повергая аналитиков в состояние ступора. :) Во-первых, потому что психолог не даёт советов, но может дать конкретные рекомендации (выполнить определённую технику, понаблюдать за своими эмоциями в течение недели, последить за своими снами или нарисовать мандалу). Во-вторых, потому что, если бы ответ на этот вопрос был так прост, вовсе незачем было бы проходить многолетнюю психотерапию. Достаточно было бы просто открыть любое пособие, и на каждый симптом там был бы чёткий ответ. Однако в реальной психотерапевтической практике такой односложный ответ выглядит как нечто невозможное, поскольку реальное "что делать" состоит в том, чтобы регулярно посещать анализ, отслеживать и осознавать внутренние процессы, работать с травмами и защитными механизмами, что представляет собой долгий и трудоёмкий процесс.

 

За вопросом "что делать?", как правило, скрываются тревога и отчаяние. Тот, кто задаёт этот вопрос, хочет получить какой-то быстрый ответ, который мигом бы снял его боль и решил все его проблемы. Но что делать с болью? Переживать. Пожалуй, это единственный ответ на такой вопрос, который можно дать в режиме реального времени. Переживать настолько полным образом, насколько это возможно, и искать для переживания форму, например, узнавая его где-то ещё (у героев фильмов, книг, мифов), пытаясь изобразить его на бумаге, в движении или в жесте... Любое переживание конечно, и, если изжить его до конца, оно однажды закончится.

 

Иногда за вопросом "что делать?" скрывается перенос, и тогда клиент проецирует на психолога родительскую фигуру, а сам задаёт вопрос из роли ребёнка. С одной стороны, из роли ребёнка он запрашивает рекомендации и проявляет готовность прислушаться к ним, однако не всё так просто. Скорее всего, у своего окружения этот человек уже пытался узнать волшебный совет. А практический ответ на вопрос "что делать?" всегда довольно прост - "забудь и не парься", "переключись на что-нибудь другое", "не бери в голову", "не грусти". Вероятно, если этот вопрос повторяется, ни одно из этих практических действий не помогло. Не помогли и те действия, с помощью которых человек сам пытался решить проблему. Значит, всё-таки дело не в действиях, а в чём-то другом. В то время как любое руководство к действию, с наибольшей вероятностью, будет отвергнуто человеком, задающим этот вопрос. Значит, он всё-таки ждёт чего-то другого.

 

Чего же может ждать человек, задающий психологу вопрос "что делать?"? Нередко в ответ ожидаются не рекомендации и не руководство к действию, а именно конкретные действия. Из детской позиции клиент ждёт, что психолог сделать что-то с ним, за него и вместо него, что, увы, невозможно. Психолог может предоставить клиенту пространство для самораскрытия, задать уточняющие вопросы для самопознания и самопонимания, предложить интерпретации, контейнировать чувства. Однако серьёзные изменения устойчивы лишь тогда, когда они совершаются по воле клиента и на личной энергии клиента. Тогда, когда клиент сам вкладывается в них и сам проходит с помощью терапии свой уникальный путь. Именно поэтому ответ на вопрос "что делать?" не имеет терапевтического смысла, и в терапии на него не может быть чёткого ответа. "Делать то, что вы сочтёте нужным для себя", "делать то, что ресурсно для вас", проживать свои чувства, брать ответственность за свои решения, идти своим уникальным путём - вот и всё, что честно может ответить на этот вопрос психолог.

За последние годы в психотерапии всё чаще встречается обсуждение политических тем, поскольку на мировой арене происходят политические события, непосредственно влияющие на жизни людей. Соответственно, эти события вызывают реакции и переживания, с которыми некоторые люди пытаются справиться с помощью терапии. Это может быть тревога, страх за себя или за близких, неопределённость, потеря жизненных перспектив, непонимание, как жить дальше и чего ждать. 

 

При обсуждении политических тем в психотерапии возникает ряд трудностей. Некоторые клиенты предпочитают делать акцент именно на политике, а не на своих переживаниях. Например, они могут пересказывать новости, заявлять о своей позиции, приводить аргументы или даже пытаться выяснить позицию психолога по тому или иному вопросу. Однако обсуждение политических тем в психотерапии не является продуктивным до тех пор, пока мы не говорим о переживаниях, поскольку специализация психолога ограничивается анализом именно этих переживаний. Пространство анализа даёт клиенту возможность разместиться, высказаться, лучше понять себя и понять то, что он чувствует, но в нём нет возможности активно влиять на внешние события или вести долгие политические дискуссии. Максимум, что может предложить психолог клиенту, - осознать самого себя в текущей ситуации, т.е. понять, как внешние события влияют на его жизнь, экзистенцию, контакт с собой и миром и какие глубинные смыслы он может извлечь из того, что происходит.

 

Другая трудность заключается в том, что некоторые клиенты, напротив, предпочитают замалчивать проблемы, связанные с политическими темами. Они могут жаловаться на состояние тревоги, страха, стресса, потери смысла жизни, но не говорят ничего о причинах. Иногда люди могут бояться высказываться, в других случаях они сами могут не понимать, что причиной их состояния стали новости или политические события. И тогда важной задачей анализа является поиск связи между внешним и внутренним, обнаружение того, как внешнее влияет на наше внутреннее, как события влияют на наши переживания. Если в анализе происходит разбор только реакции самой по себе, в отрыве от событий и контекста, это так же контрпродуктивно, как и обсуждать события без реакции, без переживаний и эмоций. Человек - существо целостное, и поэтому важно рассматривать его в единстве и балансе внешнего и внутреннего.

 

Итак, если в анализе удалось объединить события и реакцию на них, внешнее и внутреннее, это уже большой шаг вперёд - к лучшему самопониманию, а, значит, и саморегуляции. Вторым шагом является проживание проблемных чувств. Если мы тревожимся в ответ на изменения в мире, которые могут затронуть нас или повлиять на нашу жизнь, это совершенно нормально. Эту тревогу важно не подавлять, а прожить. В то же время важно понять, что именно тревожит нас по-настоящему, о чём сейчас наши тревожные фантазии, и именно в этом вопросе проявится субъектность клиента. Для кого-то это тревога, что он потеряет работу, и тогда тревога высвечивает, что работа по-настоящему важна для человека сейчас. Она даёт ему опоры и возможности, что потенциально является в том числе и ресурсом, чтобы справиться с кризисом. То же самое можно сказать о значимых отношениях - именно они в кризисный период оказываются важными, и тогда человек обнаруживает, что он пытается восстановить старые связи, узнать, как дела у близких. 

 

Кризисные события подсвечивают, где именно находятся ключевые смыслы для человека, что даёт ему возможность более глубокого самопознания. Если бы не кризис, возможно, он и не представлял бы себе, как важно для него что-то, что он считал частью обыденной, рутинной жизни. Помимо уже имеющихся смыслов, кризис всегда подсвечивает и возможности, ближайшую зону развития человека. В кризисе он может обнаружить, что хорошо умеет делать то, чего раньше от себя не ожидал. Например, раньше переезд казался ему чем-то сложным или даже невозможным, но в кризисе он сделал это относительно легко и свободно. А, значит, теперь зона его возможностей значительно расширилась, и этим можно будет пользоваться и в будущем, когда кризис будет пройден.

 

Помимо чувств, контакта с подлинным-собой, смыслов и возможностей, кризисы также подсвечивают и наши ограничения. То, чего мы не можем, то, где находится зона нашей беспомощности и нашего бессилия. И то, как выглядит реальность на самом деле, если ослабить наши привычные защитные механизмы. Столкновение с такой реальностью пугает, она часто бывает похожа на бездну или на холодный душ, когда человек привык жить в зоне комфорта, и вдруг внезапно сталкивается с чем-то неожиданным и необъяснимым. Задачей психотерапии в этом случае является интеграция этого пограничного, пикового или кризисного опыта. С одной стороны, такой опыт всегда что-то отнимает - прежние надежды, мечты, представления о мире. Всё это подвергается пересмотру, переплавлению и трансформации, когда мы сталкиваемся с чем-то иным. С другой стороны, именно этот опыт позволяет нам расти над собой, и именно благодаря такому опыту мы становимся более сознательными и зрелыми по отношению к собственной жизни. Поэтому в анализе всегда важно удерживать две стороны - негативную (страх, стресс, потери) и позитивную (возможности, смыслы, что-то новое о себе и мире), которые для сохранения здоровья психики должны осознаваться в балансе. 

Суть концепции вторичных выгод в психотерапии заключается в гипотезе, что, если человек в течение длительного времени находится в определённой ситуации, значит, несмотря на её дискомфорт, ситуация приносит человеку не только что-то плохое, но и что-то хорошее, т.е. несёт в себе некую скрытую пользу или выгоду. Например, если человек в зрелом возрасте не работает и не может самостоятельно заработать на жизнь, проблема не только в нехватке знаний, как это сделать, навыков, уверенности в себе, но и в системном балансе. Таким способом человек может выстраивать связь со своими родителями или супругом (если другие способы не работают или не освоены), либо отыгрывать обиду/месть, либо беречь себя от дискомфорта или страха ответственности за взрослую жизнь. Аналогично можно подойти практически к любой другой проблеме. Проблемы со здоровьем также могут быть формой коммуникации с окружающими, способом получения любви, тепла, внимания и заботы, если этот способ наиболее привычен, наименее энергозатратен и с наибольшей вероятностью приводит к желаемому результату. 

 

Концепция вторичных выгод даёт возможность человеку обратить внимание на проблему не только с точки зрения того, как она ему мешает, но и с точки зрения того, чему полезному и конструктивному она служит в его жизни. Ведь, как правило, мы не выбираем абсолютный негатив для себя, а стремимся к чему-то комфортному и избегаем того, что может лишний раз причинить нам боль. В некоторых случаях парадоксально мы можем предпочитать одну боль другой, если она для нас знакома, привычна, и мы уже умеем с ней обращаться. Но, если человек ставит перед собой задачу что-то изменить в своей жизни (перестать болеть, тревожиться, ругать или винить себя), из привычной зоны придётся выйти, а, значит, придётся столкнуться с новыми и, возможно, не менее болезненными для себя переживаниями. Концепция вторичных выгод позволяет осознать, что выгоды в симптоме или неблагоприятной ситуации есть, но с ними придётся попрощаться, если что-то изменится. Значит, эти выгоды нужно будет заменить какими-то другими, научиться удовлетворять свои потребности иначе, либо отказаться от этих выгод в пользу нового способа адаптации.

 

Несмотря на то, что концепция вторичных выгод кажется рабочей и в ряде случаев приносящей пользу, некоторые психологи и клиенты высказываются против этой концепции. Например, применительно к ситуациям насилия эта концепция противоречит этике и вряд ли поможет исправить ситуацию. Так, поиск вторичных выгод, которые есть у жертвы домашнего насилия, вряд ли поможет ей преодолеть беспомощность. Для решения этой проблемы важно задействовать совсем иные механизмы, и одному психологу бывает трудно с ней справиться, поэтому дополнительно подключаются социальные службы, специализированные центры. Указание на вторичные выгоды может вогнать жертву в состояние ещё большего отчаяния, поскольку выгоды в ситуации насилия всегда сомнительны. Возвращаясь к дискуссии о вторичных выгодах, мы видим, что эта концепция может быть применима отнюдь не ко всем ситуациям, и применять её важно с умом и осторожностью.

 

Ещё одной причиной, по которой многие психологи и клиенты отвергают концепцию вторичных выгод - болезненность и травматичность терапевтического приёма поиска этих выгод. Клиент часто обращается к психологу в отчаянии - уже и одно попробовал, и другое, и всё никак не получается выйти из проблемной ситуации и добиться желаемого результата. Если начать со вторичных выгод, клиент может почувствовать себя так, будто бы его не слышат, не понимают и обесценивают. Он говорит о проблеме, а ему в ответ о том, что эта проблема чем-то выгодна для него, хотя он и пришёл для того, чтобы от неё избавиться. Такие трудности вновь возвращают к необходимости осторожности и деликатности применения этой концепции в психологической практике. При применении этой техники важно учитывать, насколько клиент внутренне готов к обдумыванию проблемы в этом ключе, есть ли у него сейчас для этого ресурсы. 

 

Таким образом, в самой по себе концепции вторичных выгод нет ничего плохого. В некоторых случаях именно эти самые вторичные выгоды могут вносить существенный вклад в проблему и в то, каким образом, почему и зачем проблемная ситуация не разрешается, а поддерживается. Иногда эти ситуации отчётливо видны и в анализе, когда, например, клиент приходит с запросом на восстановление графика сна или питания, но на самом деле нуждается в заботе и внимании, и именно потому сбивает график, что бессознательно хочет удовлетворить более насущную для него потребность. Как только он удовлетворяет эту потребность (к примеру, аналитик побеспокоился о нём), вторичная выгода получена, и круг замыкается. А, чтобы восстановить график, в долгосрочной перспективе важно отделить его от этой потребности и научиться удовлетворять её как-то иначе. Если мы игнорируем вторичные выгоды, мы лишаемся значительного объёма терапевтического материала, который мог бы дать плоды в анализе. Однако при несвоевременном или недостаточно деликатном внесении этой концепции в терапевтическое поле возможно сильное сопротивление или даже разрыв терапевтического альянса и контакта. Именно поэтому для результата важна не столько концепция сама по себе, сколько адекватный способ её применения. 

С развитием технологий набирает популярность психотерапия онлайн, но некоторые клиенты и психологи относятся к ней скептически. Кто-то считает, что контакт онлайн недостаточно глубок и полноценен, кто-то полагает, что формат онлайн снижает эффективность психотерапии. Итак, каковы же плюсы и минусы очного и онлайн форматов психотерапии?

 

Очный формат - старейшая, консервативная форма, а формат онлайн - относительно недавняя. Консерваторам ближе очный формат, поскольку именно с него всё и начиналось в истоках, а онлайн формат может казаться чем-то новым и необычным, а, значит, вызывающим подозрения и опасения. Однако с момента появления психотерапии много что изменилось. В большинстве подходов уже пациенты не лежат на кушетках, появились новые методы, техники, направления и подходы. С развитием технологий появились и новые форматы - видео, аудио, текстовые консультации. А, значит, появился и выбор - человек может выбирать любой удобный и доступный для себя формат и проходить психотерапию из любой точки мира. 

 

Со стороны очный формат может казаться безопаснее в плане конфиденциальности, поскольку психолог и клиент находятся в закрытом кабинете, а в формате онлайн теоретически может быть организован взлом и перехват данных. Однако на деле далеко не всегда мы можем ручаться и за безопасность кабинетных пространств, ведь часто психологи арендуют кабинеты, а, значит, вместе с клиентами приходят в принадлежащее третьей стороне помещение. Поэтому абсолютную безопасность вряд ли можно гарантировать как в онлайн, так и в очном формате. 

 

Очный формат даёт эффект личного присутствия, что помогает некоторым клиентам собраться и настроиться на терапию, ощутить её особую атмосферу. Так, чтобы добраться до кабинета, нужно заранее выделить время, выехать, по пути можно подумать о том, что будет обсуждаться на сеансе. В кабинете стоят кресла, горит свет, создаётся уютная и располагающая к доверительной беседе атмосфера. Психолог присутствует здесь и сейчас, что может быть важно для глубины контакта. Вся эта атмосфера представлена в формате онлайн в несколько усечённом виде - каждая из сторон находится не в общем пространстве, а в своём помещении, не нужно долго добираться до кабинета - достаточно просто включить компьютер. Телесное присутствие обеих сторон в контакте представлено лишь частично, а атмосферой терапии можно насладиться лишь на экране. Отсутствуют подушки, которые можно держать в руках, или чай/вода/салфетки, которые можно предложить. Некоторым клиентам и психологам такая атмосфера может казаться неполной, недостаточно развёрнутой для по-настоящему глубинной работы.

 

Однако создаваемая в процессе атмосфера - поле, с которым может экспериментировать как психолог, так и клиент. И, если не хватает специфической атмосферы, её всегда можно создать и в формате онлайн. Выбрать удобное время и уютное место, поставить перед собой чашку чая и подушку. Очное пространство уже организовано за нас, а в онлайн пространстве ответственность за создание атмосферы переходит к обеим сторонам контакта. Именно от них зависит, какой будет атмосфера сеансов, что создаёт дополнительные возможности для активности и творчества - при желании можно изменить фон или выбрать абсолютно любое место, из которого будет комфортнее проводить сеанс.

 

Если сосредоточиться не на форме, а на содержании, между оффлайн и онлайн форматами нет существенной разницы. И в том, и в другом формате можно переживать сильные и глубинные чувства, делиться сокровенными переживаниями, рефлексировать, размышлять и устанавливать душевный контакт. Или, наоборот, сдерживаться и в недоверии закрываться. Всё-таки суть работы зависит не столько от формы, сколько от содержания - от того, с каким именно душевным материалом клиент пришёл на терапию. И при отсутствии особых методик, которые возможны только в очном формате (некоторые телесные или гештальт-техники), эффективность онлайн-терапии нисколько не уступает очной, поскольку она зависит не столько от атмосферы, сколько от внутренней настроенности человека на серьёзную работу.

 

Онлайн-формат даёт нам много удобств, которые особенно актуальны в современном мире. Не нужно тратить время на дорогу или прерывать терапию из-за болезни или отъезда. Можно гораздо быстрее получить помощь, поскольку проще согласовать взаимно удобное время. Нет необходимости надолго отрываться от работы, можно органично встроить терапию в привычный рутинный график, поскольку формат онлайн значительно экономит время. Можно получить помощь русскоязычного терапевта из любой другой страны, если клиент находится в эмиграции. 

 

Итак, какой же формат выбрать? Ответ на этот вопрос зависит от личных предпочтений и особенностей клиента. Если человек знает, что ему гораздо проще организовать себя при очном формате встреч, тогда очный вариант, однозначно, предпочтительнее, но важно помнить о том, что сам по себе очный формат не решает проблему самоорганизации. Он лишь создаёт условия, а то, как организует себя человек, зависит только от него самого. Точно так же сам по себе очный формат не решает ни проблему безопасности, ни проблему доверия, ни проблему качества терапии. Организация внешнего пространства вносит лишь небольшой вклад в ход терапии, однако самое важное в ней - организовать своё внутреннее пространство и внутренне открыться процессу анализа, что как раз может стать одной из задач терапии вне зависимости от её формата. 

В практике психолога встречаются разные клиенты и разные случаи, из которых далеко не все он берёт в работу. Помимо ограничений, связанных со временем или пространством (например, заполненность графика, несовпадение во времени или пребывание в разных городах), у психолога также может быть ряд причин отказать клиенту, и эти причины обычно связаны либо с подходом, либо с несовпадением запроса клиента и используемых психологом методов, ожиданий клиента и компетенций психолога.

 

Итак, по каким же причинам психолог может отказать клиенту в работе?

 

1. Первая причина - нехватка у психолога компетенций для работы с конкретной проблемой. У каждого психолога есть своя специализация - кто-то имеет большой опыт работы с детьми и семейными проблемами, а, соответственно, разбирается в детской и семейной психологии, кто-то другой - с экзистенциальными проблемами и т.д. Чтобы работа психолога была продуктивной, важно, чтобы он владел теми средствами (знаниями, опытом, методами и техниками), опираясь на которые он мог бы помочь клиенту. Если психолог понимает, что таких средств у него сейчас нет, а их обретение потребовало бы длительного времени, он вправе отказать клиенту и либо перенаправить его к другому, более компетентному в конкретной области специалисту, либо проинформировать клиента, где ещё он мог бы самостоятельно найти помощь (например, дать ссылку на специализированные интернет-ресурсы или порталы). К этому же пункту относятся случаи, когда клиенту, с точки зрения психолога, сначала было бы полезнее проконсультироваться у психиатра, поскольку при наличии проблем медицинского характера бывает трудно и установить контакт, и получить психологическую помощь, а, значит, в первую очередь необходимо обратиться к врачу.

 

2. Вторая причина - избегание причинения вреда клиенту. В некоторых случаях психотерапия может быть не показана конкретному клиенту, либо не показан конкретный метод работы. Так, например, в случае риска психоза клиенту может быть опасно работать в юнгианском подходе, поскольку в этом подходе мы имеем дело с символами, образами, сновидениями, материалом личного и коллективного бессознательного, а тесное соприкосновение с этим материалом при хрупкости эго и тонкости границы между сознанием и бессознательным у конкретного человека может спровоцировать его падение в психоз при отсутствии опор. Выявляя такого рода опасности, психолог предупреждает вред, который может нанести клиенту терапия. 

 

3. Третья причина - личностные и ценностные несовпадения между психологом и клиентом. Появление разногласий - естественная часть работы, поскольку все люди разные, и в чём-то они могут не соглашаться друг с другом, однако в некоторых случаях разные точки зрения на один и тот же вопрос продуктивны, а в других могут оказаться деструктивными. В психологической работе это может проявиться в разном видении клиентом и психологом стратегий терапии. Например, клиент настаивает на том, что у него было благополучное детство, и его нынешние проблемы с детством не связаны, а потому отказывается разбирать детство или отвечает на вопросы о детстве уклончиво, а психолог работает в психоаналитическом подходе и убеждён, что проблема именно в детстве. Или психолог работает в направлении феминистской психотерапии, а клиентка упорствует в том, что патриархальные ценности - это то, что она хотела бы укрепить. При таких существенных несовпадениях есть риск превращения психотерапевтического пространства в поле боя, для избежания чего психолог отказывается от продолжения работы.

 

4. Четвёртая причина - интенсивные переносные и контрпереносные переживания, которые не несут конструктива для клиента и терапевта. Перенос и контрперенос - естественная часть работы, и обращение внимания на эти процессы несёт в себе огромный ресурс для роста и изменений, однако в некоторых случаях как переносные, так и контрпереносные чувства могут быть чрезвычайно сильными, что мешает продуктивной работе. Например, несмотря на многочисленные попытки аналитика обратить внимание на перенос, клиент отказывается слышать эту информацию. Либо аналитик испытывает острые чувства жалости или гнева к клиенту и замечает, что есть риск, что исходя из этих чувств он начнёт принимать терапевтические решения, что в перспективе может разрушить или увести не туда процесс. В случае возникновения таких чувств психолог обычно обращается к своему терапевту или супервизору, однако не во всех случаях с этими чувствами удаётся быстро справиться, поэтому в некоторых случаях безопаснее перенаправить клиента к другому специалисту.

 

5. Пятая причина - регулярное нарушение клиентом границ терапевтического сеттинга. Для построения терапевтического контакта очень важно, чтобы клиент мог держаться в рамках обозначенных психологом границ. Т.е. вовремя платить, приходить и уходить, не приходить в состоянии наркотического или алкогольного опьянения, культурно и прилично вести себя на сессиях (не разрушать терапевтическое пространство), выдерживать паузу между сеансами, не писать и не звонить аналитику по ночам. Если психолог замечает, что соблюдение границ вызывает у клиента некоторые трудности, он может обсудить это в процессе, однако при систематическом и грубом нарушении сеттинга психолог вправе прекратить работу с клиентом, поскольку сеттинг является основой работы, а попытка продолжить работу в непригодных для работы условиях может быть опасной для обеих сторон.

 

Всегда ли психолог прямо сообщает клиенту о причинах отказа или завершения терапии? Ответ на этот вопрос зависит от многих факторов - от подхода, глубины и доверительности контакта, специфики травм и характера клиента. В некоторых подходах при условии, что клиент выдержит эту информацию, психолог может выделить отдельную сессию для подробного обсуждения причин завершения терапии. В других подходах аналитик не раскрывается клиенту в своих чувствах, чтобы не травмировать клиента и не вносить в процесс свой личный материал.

 

Отказывая клиенту в работе, психолог отдаёт себе отчёт в наличии у него ресурсов на продолжение работы и решение конкретной проблемы, а также в наличии ресурсов у клиента справиться с текущим процессом и с тем процессом, который предстоит пройти дальше. Если этих ресурсов нет или они значительно ограничены, наиболее компетентным и профессиональным решением со стороны психолога является завершение терапии с рекомендацией, где ещё клиент мог бы получить помощь. 

Действующие психотерапевтические подходы можно условно разделить на те, которые помогают человеку адаптироваться к социуму, принимать его и достигать в нём успехов, и на те, которые, напротив, освобождают его от влияния социальных стереотипов и способствуют максимальному самораскрепощению.

 

Ближе к первым располагаются психоанализ и поведенческий подход, поскольку первый способствует принятию клиентом определённых социальных порядков, в которых действуют гендерные стереотипы и большое значение придаётся семье, а второй помогает скорректировать поведение клиента так, чтобы его адаптацию не затрудняли несформированные навыки.

 

Ко вторым можно отнести гештальт-подход, который способствует осознанию того, что чувствует и чего хочет сам человек вне зависимости от социальных порядков и предписаний. Роль родительских фигур сводится в нём к минимуму, поскольку в этом подходе психолог обращает внимание не столько на "там и тогда", сколько на "здесь и сейчас". Родители - это прошлое, интроекты прошлого опыта - своего рода "мусор" в нашей психике, поскольку они представляют собой автоматически усвоенный, но не переработанный материал. А мы живём в настоящем, и, чтобы жить полной жизнью, важно освободиться от власти над нами прошлого.

 

Юнгианский подход интегрирует и первое, и второе, поскольку в первой половине жизни в этом подходе принято укреплять "эго" и способствовать подъёму, а вторая половина жизни, с точки зрения этого подхода, посвящена спуску с вершины горы - отказу от доминирующей фигуры архетипа героя, открытию в себе смирения и внутренней, а не только внешней стороны жизни. При этом такое жёсткое разделение жизненных задач в зависимости от первой и второй половины жизни не всегда соответствует запросам конкретных клиентов, исходя из чего классический вектор анализа можно корректировать, в зависимости от конкретного запроса. 

 

В некотором смысле, все психотерапевтические подходы способствуют тому, чтобы освободить индивидуальность клиента и раскрыть его личность. Но в некоторых подходах большее внимание уделяется именно социальному контексту этого самораскрытия (то же умение "любить и работать", как идеальная цель психоаналитической терапии), а в других возможно сделать акцент на предельном индивидуализме или духовных целях, выходящих за пределы социальных.

 

Освобождение от родительских предписаний и социальных стереотипов особенно важно для тех личностей, мировоззрение которых оригинально и не соответствует актуальным культурным и социальным процессам. Например, в какие-то периоды в обществе принято вовлекаться в глобальные процессы и переживать по поводу них, а человек не хочет иметь с этим ничего общего, поскольку у него иные интересы или цели. Или принято соответствовать неким критериям успеха, которые не откликаются конкретному человеку, т.к. его жизненные цели и ценности располагаются в иных плоскостях. 

 

В любом обществе, так или иначе, действует дискурс власти, который предписывает человеку, что ему должно думать и чувствовать, как жить и к чему стремиться. В нашей повседневной жизни этот дискурс власти оказывает влияние на нас через родительские фигуры и их проекции, иерархии и феномены конформизма. В основе этого дискурса лежит архаичный страх, что за непослушанием последует наказание или изгнание. Уникальная личность неудобна обществу, поскольку она расшатывает лежащие в его основе ригидные механизмы и разрушает привычный порядок новыми идеями, взглядами и спонтанным самопредъявлением. С помощью чувств страха, стыда и вины общество подавляет проявления нашей индивидуальности, а мы вынуждены расплачиваться за это нереализованным творческим потенциалом, который оборачивается психологическими проблемами и невротическими симптомами. 

 

Исходя из такого положения дел, на мой взгляд, одной из важных задач терапии является освобождение человека. В терапии человек может найти контакт со своими подлинными чувствами и собой-настоящим, даже если это осуждается социумом. Он может признать, что да, он не испытывает родственных чувств, не стремится к успешному успеху и не понимает, почему должен соответствовать каким-то одобряемым социумом ролям и сценариям. Такое внутреннее самоосвобождение открывает возможность идти исключительно своим путём, жить своей жизнью и реализовывать свои смыслы, но ценой этого выбора нередко становится разрыв связей с какими-то людьми и социальное отвержение.

 

Выход в терапии на экзистенцию и бытие самим собой, несмотря на сопутствующие этому кризисы, одиночество и боль, роднит терапию с анархистскими теориями, в которых также важно освобождение от иерархий, нормативности, подчинения, привычки быть кому-то удобным и угождать другим в ущерб себе. Идеальное общество для анархиста представляет собой сеть спонтанных и свободных самоорганизаций, когда люди объединяются не по традиционалистским принципам родства, плоти, крови, "своих и чужих", а по свободным принципам единомыслия и взаимопомощи. Так, освобождаясь от иерархий в голове, личность начинает формировать вокруг себя то окружение, которое подходит именно ей, и говорит "нет" всему, что пыталось поработить её в прошлом. 

Бесплатная психологическая помощь предоставляется людям, которые попали в чрезвычайную, экстренную или кризисную ситуацию. Она осуществляется либо государственными, либо волонтёрскими организациями, и тогда в первом случае оплату работы психолога берёт на себя государство, а во втором - спонсорская организация, либо психолог работает на добровольных началах. Некоторые начинающие и даже давно практикующие специалисты могут предлагать бесплатные или символически оплачиваемые демо-сессии, например, чтобы набрать необходимое им для защиты диплома количество кейсов, открыто продемонстрировать, как они ведут свою работу, в рекламных целях, либо чтобы набраться опыта и запустить сарафанное радио.

 

Для людей, которые не в состоянии оплачивать услуги психолога, бесплатная психологическая помощь является оптимальным вариантом. Она позволяет клиенту прояснить ситуацию, получить поддержку и рекомендации психолога. Такая помощь хороша в кризисном состоянии, когда человеку важна сама возможность связаться с кем-то, поскольку в остром кризисе чрезвычайно трудно опираться только на себя. Однако бесплатная помощь психолога также содержит в себе подводные камни и риски.

 

Во-первых, бесплатная психологическая помощь обычно ограничена по времени, формату и предполагает достаточно жёсткий регламент. Если консультация психолога происходит вживую, на бесплатную помощь выделяется ограниченное количество сеансов. Если это телефонный звонок или текстовая консультация, в ней значительно ограничен формат. В рамках такого формата трудно собрать полную информацию о клиенте и установить глубокий и доверительный терапевтический контакт, а потому работа ведётся исключительно с текущим состоянием клиента, но не с глубинными корнями и причинами этого состояния.

 

Во-вторых, среди психологов, оказывающих бесплатную помощь, высок риск наткнуться на выгоревшего специалиста. В государственных учреждениях это связано с большими потоками нагрузки и стресса, в волонтёрских - с выгоранием активистов, которые не получают за свою работу денежного вознаграждения, что нарушает баланс отношений "брать-давать" и неизбежно сказывается на том психологическом состоянии, из которого они оказывают помощь. А риск столкнуться с выгоревшим специалистом влечёт за собой ситуации, в которых психолог может чрезвычайно во что-то вовлечься и начать спасать, либо, наоборот, проявить холодность там, где нужна эмоциональная поддержка. Выгоревший специалист становится менее функциональным в своей работе, может выпадать из терапевтической позиции, что потенциально опасно для его клиентов. 

 

В-третьих, если клиент не платит деньгами, часто за помощь он платит чем-то ещё. Во многих случаях форма оплаты заранее обговаривается с клиентом. Например, в обмен на работу он соглашается, что по материалам его случая психолог может записать видео или опубликовать статью, либо описать этот случай в своей дипломной работе. Тогда клиент вправе согласиться на такие условия или нет. Более опасной является ситуация, когда за бесплатной помощью у психолога скрываются какие-либо иные мотивы, которые часто остаются скрытыми даже для него самого. Например, это может быть мотив самоутверждения, поиск любви и восхищения в работе, либо инструментальный, объективирующе-исследовательский интерес к людям. В таких случаях клиент всё же платит за терапию, но не деньгами, а, например, тем, что он чувствует себя обязанным и должным такому психологу, невольно вовлекаясь в деструктивные переносные отношения и обслуживая потребности психолога вместо работы над запросом.

 

В-четвёртых, бесплатная психологическая помощь подразумевает меньший вклад, а, значит, и меньшую ответственность клиента за изменения. Результаты такой работы часто обесцениваются, поскольку подспудно клиент может думать, что "бесплатный сыр только в мышеловке", "бесплатно чего-то хорошего не предложат", "платить же не надо - зачем тогда работать и выполнять рекомендации". Если клиент временно находится в затруднительном материальном положении, бесплатная помощь психолога может стать для него хорошим подспорьем, однако в ситуации, когда клиенту хронически не хватает денег на жизнь, регулярное получение бесплатной помощи лишь подкрепляет его жизненный сценарий. Зная о том, что всегда можно проконсультироваться где-то бесплатно, человек не находит в себе мотивации выбираться из хронически переживаемого им финансового кризиса.

 

В-пятых, бесплатная помощь психолога содержит в себе риск инфантилизации клиента. Получая бесплатную помощь, клиент сильнее проваливается в позицию ребёнка, поскольку именно детям дары и поддержка обычно достаются бесплатно. И, если в кризисных ситуациях такой регресс вполне нормален, при злоупотреблении бесплатными консультациями психолога клиент рискует застрять в детской позиции, в которой ему не нужны ни деньги, ни взрослый равноценный обмен. 

 

В-шестых, получение бесплатной психологической помощи часто вызывает слишком много противоречивых чувств у клиента, которые могут негативно повлиять на работу. С одной стороны, это могут быть чувства вины и стыда. С другой стороны, чувство, что хочется покапризничать, и кажется, что психолог всё делает не так и плохо. Может быть также чувство недоверия, подозрительности - а почему психолог работает бесплатно, не обманывает ли он в чём-то другом, из какого мотива он работает сейчас. Наличие этих чувств значительно затрудняет как саму работу, так и принятие её результата, и следствием такой ситуации может быть замкнутый круг, когда человек ходит от одной организации к другой, надеясь получить помощь, но вместо этого всё больше ранит себя и разочаровывается в психологах.

 

В целом, бесплатная психологическая помощь - полезная практика, однако, прибегая к ней, важно не злоупотреблять ей и учитывать её ограничения. Она может быть полезна в острых ситуациях, но в ней невозможно разрешить длительно беспокоящие проблемы. В ней можно получить ситуативную поддержку, но в ней невозможна глубинная работа. Поэтому, если человек замотивирован на собственное развитие, личностный рост и серьёзные изменения, для этих целей такой помощи недостаточно. 

 Феминистская психотерапия появилась в России сравнительно недавно, и её появление связано с активным просвещением женщин в вопросах феминизма и развитием феминистской мысли. Феминистская терапия создана женщинами для женщин, т.е. её фокус направлен на то, чтобы восстановить, сохранить и поддержать здоровье и благополучие женщины, помочь женщине найти в себе ресурсы и обрести силу, чтобы справиться с теми трудными ситуациями и условиями жизни, которые ставит перед ней патриархальное общество. 

 

В связи с тем, что феминистский подход является новой практикой в терапии, к этому подходу возникает много вопросов. Например, зачем отдельно выделять именно феминистскую терапию, если в психологии и так достаточно много разных подходов? Не является ли эта терапия идеологически заряженной и не выходит ли она за рамки привычной для классических подходов нейтральности терапевтки? Или: не пропагандирует ли феминистская терапия ненависть к мужчинам или добровольное одиночество для женщин?

 

Чтобы ответить на эти вопросы, важно обозначить рамки и сферу деятельности феминистской психотерапии. Во-первых, феминистской терапевткой может быть названа любая практикующая специалистка с высшим психологическим образованием, которая критично относится к мизогинным (т.е. женоненавистническим) установкам как в профессиональной среде, так и в повседневной жизни. К таким установкам относятся мифы из серии "всё женщины...", которые часто сводятся к тому, что женщины - существа глупые, никчёмные и годящиеся исключительно для обслуживания мужчин. К большому сожалению, эти мифы не ограничиваются обыденной жизнью, а проникают в психологическую среду и даже в некоторые психологические теории и психотерапевтические подходы, в результате чего при обращении к психологам женщины сталкиваются с непрошенными советами, недооценкой их личностного и профессионального потенциала и навязыванием подчинённых ролей в патриархальной системе. В своей работе феминистская психотерапевтка отслеживает любые формы мизогинии, очищает от них подход, в котором она работает, и информирует клиентку в области фем-теории и её возможностей. Так, например, она критикует распространённый в патриархальной культуре миф о красоте, следуя которому, женщина часто соглашается на калечащие бьюти-практики, чтобы нравиться мужчинам и не отвергаться патриархально настроенными женщинами. Аналогичной критике подвергается созданный патриархатом иерархичный формат взаимоотношений, в противовес которому феминистская терапевтка предлагает эгалитарное, т.е. горизонтальное взаимодействие. 

 

Во-вторых, феминистскую психотерапевтку отличает специфический фокус её работы, и главным фокусом является женщина. На практике это означает, что такая терапевтка занимает позицию, которая противоположна социальной дискриминации женщин. Например, по негласным социальным правилам, многие работодатели предпочтут рассмотреть в качестве потенциального сотрудника именно мужчину, а не женщину с аналогичными навыками, знаниями и опытом. Во многих повседневных коммуникациях предпочтение также отдаётся мужчине (мужчины часто перебивают женщин, мужчине отдана привилегия самому начинать знакомство и проявлять инициативу и т.д.). В таких ситуациях женщина оказывается на втором плане, т.е. на вторых ролях, и её возможности проявить себя значительно ограничены. Феминистская психотерапевтка не только предлагает рефлексировать эти ситуации и вырабатывать комфортные для женщины стратегии совладания с ними, но и старается максимально выравнять гендерное неравенство в своей работе. Так, в ситуации дефицита времени она предпочтёт взять в терапию именно женщину, а не мужчину.  Выбирая, к кому обратиться для личной терапии или супервизии, она тоже выберет женщину. На интервизиях в сообществе феминистских терапевток, как правило, разбираются именно женские, а не мужские кейсы. В самом психотерапевтическом взаимодействии с клиенткой терапевтка также фокусируется на женщине - на её потребностях и личностном росте, а не на том, чтобы она стала удобнее для тех мужчин, которые находятся рядом с ней.

 

Спектр работы феминистской психотерапии чрезвычайно широк, и с помощью этого подхода можно работать с совершенно разными проблемами, с которыми сталкиваются женщины в повседневной жизни, в том числе с темой насилия, личных отношений, гендерных стереотипов, гендерной дискриминации. В такой терапии женщина-психолог помогает клиентке осмыслить ту ситуацию, в которой она находится, и укрепить свою сильную позицию в ней. Например, к феминистским терапевткам часто обращаются женщины, страдающие или пострадавшие от домашнего насилия. В этих случаях фокус работы терапевтки направлен на то, чтобы помочь женщине обрести безопасность и восстановить её чувство собственного достоинства. Бывают случаи, когда запрос клиентки изначально направлен на то, что ей хотелось бы быть удобной для других, т.е. она просит сделать с ней что-то такое, чтобы с ней не расстался муж или чтобы ей легче было найти мужчину. В подобных случаях феминистская терапевтка исходит из конечной цели благополучия женщины и информирует клиентку о том, что она может помочь ей принять и полюбить себя, стать удобной, прежде всего, для себя, справиться со своими страхами, но было бы антигуманно работать в сторону того, чтобы поломать себя ради удобства и комфорта каких-то мужчин, просто потому что они мужчины. Т.е. в своей работе феминистская терапевтка не поддерживает вредоносные для женщины паттерны женской гендерной социализации, а, напротив, помогает ей преодолевать их. 

 

Критика феминистской мысли и, в частности, феминистской психотерапии, связана с недооценкой негативного влияния патриархального общества на качество жизни женщин. Кто-то считает, что патриархат остался в далёком прошлом, а потому эта тема не актуальна сейчас. Кто-то придерживается патриархальных взглядов, полагая, что подчинённая позиция женщины в отношениях с мужчиной помогает ей чувствовать себя счастливой и защищённой. Феминистская терапия, напротив, делает акцент на независимости, силе и чувстве собственного достоинства женщин, не отрицая печального факта всё ещё существующей в обществе гендерной дискриминации. 

В ответ на вопрос "может ли психолог навредить клиенту?" многие психологи уверенно скажут, что нет. И, действительно, в случае, когда психолог хорошо знает свою работу, её различные тонкости и нюансы, соблюдает профессиональную этику, посещает супервизии и интервизии, повышает свою квалификацию, проводит качественную диагностику и применяет техники безопасности, вероятность причинения вреда клиенту чрезвычайно мала, что обычно подразумевается по умолчанию или проговаривается на первых сеансах, перед началом терапии.

 

Однако в социальных сетях и публичном пространстве часто можно встретить жалобы клиентов на то, что психолог причинил вред. Разбираясь в вопросе, кто прав, кто - виноват, важно учесть те обстоятельства, при которых терапия может быть потенциально неэффективной или даже опасной для клиента.

Итак, в каких же случаях терапия может причинить клиенту вред?

 

1. В случае, если в момент терапии клиент находится под действием психоактивных веществ, т.е. в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Большинство психологов не работают в этом состоянии с клиентами, о чём заранее их предупреждают. Если клиент приходит на сеанс под действием психоактивных веществ или алкоголя, психологу важно распознать это состояние и отказаться от работы в нём, поскольку, во-первых, для эффективной терапии человеку важно находиться в сознании, и терапевтическое воздействие в состоянии опьянения не достигнет своих целей. Во-вторых, терапия в состоянии опьянения может быть потенциально опасна для клиента, поскольку в этот момент его может затопить бессознательным материалом, а сознательные механизмы контроля будут ослаблены, что влечёт за собой риск погружения в деструктивное состояние, из которого клиенту будет трудно самостоятельно выйти. 

 

2. В случае, когда клиент находится в состоянии острого психоза. В состоянии острого психоза клиент, в первую очередь, нуждается в психиатрической и медикаментозной помощи, чтобы сначала купировать психоз, а затем начать психотерапевтическую работу. Если психолог будет работать с клиентом в момент психоза, во-первых, эффективность такой работы под большим сомнением, поскольку в этот момент клиент недоступен непосредственному контакту и в слабой степени владеет собой, чтобы рефлексировать и выполнять психологические упражнения. Во-вторых, работа психолога в этом состоянии чревата ещё более глубоким погружением человека в психоз и усугублением ситуации, особенно, если эта работа связана с трансовыми техниками, символами коллективного бессознательного, трансперсональными методами. Работа с подобными методами подразумевает, что у клиента достаточно крепкое и прочное эго, чтобы выдержать столкновение со своим бессознательным материалом. Если же его эго уже размыто психотическим состоянием, от данных методов психологу стоит воздержаться и порекомендовать клиенту обратиться к психиатру, если есть подозрения на психоз и потерю связи с реальностью. Грамотный психолог обычно в состоянии предсказать вероятность психоза и, если такая вероятность высока, он воздерживается от техник, которые могут привести к этому состоянию (например, в гештальт-подходе с пограничными и психотическими клиентами техника пустого стула не применяется вовсе или применяется с большой осторожностью).

 

3. В случае, когда психолог нарушает профессиональную этику. Под профессиональной этикой подразумеваются базовые этические принципы, из которых исходит психолог в своей работе - конфиденциальность, уважительное отношение к клиенту, отказ от вступления в двойные отношения с клиентом. Например, в своей работе психологу важно быть толерантным. Он не оценивает клиента, не выносит этических суждений по поводу него и уважительно относится к любому опыту. Если психолог чувствует, что определённые темы вызывают у него эмоциональное напряжение, и он не способен проявлять толерантность в них, он перенаправляет клиента к своему коллеге. Но он не должен навязывать клиенту свои взгляды и убеждения. Его личные ценности также не должны влиять на процесс терапии, который строится только на основании запроса клиента. В случаях же, когда психолог пытается навязать клиенту свою картину мира, есть риск причинения вреда, особенно, если клиент является человеком внушаемым, ищет в ком-то опору, проецирует на психолога родительскую фигуру и находится в очень уязвимом состоянии. Точно так же психолог может серьёзно навредить клиенту, если нарушит принцип конфиденциальности в работе. Рассказанная за пределами сеанса информация может попасть в какие угодно руки и, например, испортить клиенту репутацию или даже сломать ему жизнь. Поэтому нарушение конфиденциальности можно назвать профессиональным преступлением.

 

4. В случае, когда психолог нарушает или позволяет клиенту нарушать сеттинг. В психотерапии обычно приняты определённые границы и рамки, и они заранее обговариваются с клиентом. Эти рамки включают в себя договорённость на время начала и окончания сеансов, продолжительность и частоту сеансов, границы общения между психологом и клиентом. Вред от нарушения сеттинга может быть, на первый взгляд, не очень очевидным (например, можно подумать - "а что такого страшного, если мы задержимся на пару минут?"), но в контексте длительной терапии частые ситуации нарушения сеттинга значительно замедляют процесс и способствуют увязанию как клиента, так и психолога в проекциях и переносах, что серьёзно осложняет ход терапии.

 

5. В случае, когда клиент является пограничной или очень травмированной и, как следствие, нарушенной личностью по своей психологической структуре и организации. Иногда в терапии психолог может столкнуться с клиентом с глубокой пограничной организацией личности или даже с пограничным расстройством личности. Такие люди, как правило, пережили в своём личном опыте многочисленную травматизацию, склонны к самоповреждениям, аутодеструктивному поведению и запутанным отношениям. В этих случаях клиент ранится об весь окружающий его мир и обо всех окружающих его людей вне зависимости от того, как они себя ведут. А ранится он из-за собственных проекций и моделей поведения, которые направлены на то, чтобы проверить тот или иной контакт на прочность. В этих случаях психолог заранее предупреждает клиента о том, что терапия может быть болезненной, а сам механизм и сценарий того, как клиент попадает в ситуации ретравматизации, потребует длительной коррекции. 

 

Подводя итоги, можно сказать, что в некоторых случаях терапия может быть нежелательной или даже потенциально опасной для клиента, но все эти случаи поддаются диагностике и отслеживанию психолога, благодаря чему в большинстве ситуаций он заранее способен предупредить об этом клиента и снизить риски. Не меньшая ответственность за заботу о себе лежит и на клиенте, со стороны которого также важно соблюдение правил безопасности, информирование психолога о своем состоянии здоровья, внимание к себе, уважение к границам и выполнение общих рекомендаций психолога.