Публикации с тегом доверие себе (11)

С развитием технологий набирает популярность психотерапия онлайн, но некоторые клиенты и психологи относятся к ней скептически. Кто-то считает, что контакт онлайн недостаточно глубок и полноценен, кто-то полагает, что формат онлайн снижает эффективность психотерапии. Итак, каковы же плюсы и минусы очного и онлайн форматов психотерапии?

 

Очный формат - старейшая, консервативная форма, а формат онлайн - относительно недавняя. Консерваторам ближе очный формат, поскольку именно с него всё и начиналось в истоках, а онлайн формат может казаться чем-то новым и необычным, а, значит, вызывающим подозрения и опасения. Однако с момента появления психотерапии много что изменилось. В большинстве подходов уже пациенты не лежат на кушетках, появились новые методы, техники, направления и подходы. С развитием технологий появились и новые форматы - видео, аудио, текстовые консультации. А, значит, появился и выбор - человек может выбирать любой удобный и доступный для себя формат и проходить психотерапию из любой точки мира. 

 

Со стороны очный формат может казаться безопаснее в плане конфиденциальности, поскольку психолог и клиент находятся в закрытом кабинете, а в формате онлайн теоретически может быть организован взлом и перехват данных. Однако на деле далеко не всегда мы можем ручаться и за безопасность кабинетных пространств, ведь часто психологи арендуют кабинеты, а, значит, вместе с клиентами приходят в принадлежащее третьей стороне помещение. Поэтому абсолютную безопасность вряд ли можно гарантировать как в онлайн, так и в очном формате. 

 

Очный формат даёт эффект личного присутствия, что помогает некоторым клиентам собраться и настроиться на терапию, ощутить её особую атмосферу. Так, чтобы добраться до кабинета, нужно заранее выделить время, выехать, по пути можно подумать о том, что будет обсуждаться на сеансе. В кабинете стоят кресла, горит свет, создаётся уютная и располагающая к доверительной беседе атмосфера. Психолог присутствует здесь и сейчас, что может быть важно для глубины контакта. Вся эта атмосфера представлена в формате онлайн в несколько усечённом виде - каждая из сторон находится не в общем пространстве, а в своём помещении, не нужно долго добираться до кабинета - достаточно просто включить компьютер. Телесное присутствие обеих сторон в контакте представлено лишь частично, а атмосферой терапии можно насладиться лишь на экране. Отсутствуют подушки, которые можно держать в руках, или чай/вода/салфетки, которые можно предложить. Некоторым клиентам и психологам такая атмосфера может казаться неполной, недостаточно развёрнутой для по-настоящему глубинной работы.

 

Однако создаваемая в процессе атмосфера - поле, с которым может экспериментировать как психолог, так и клиент. И, если не хватает специфической атмосферы, её всегда можно создать и в формате онлайн. Выбрать удобное время и уютное место, поставить перед собой чашку чая и подушку. Очное пространство уже организовано за нас, а в онлайн пространстве ответственность за создание атмосферы переходит к обеим сторонам контакта. Именно от них зависит, какой будет атмосфера сеансов, что создаёт дополнительные возможности для активности и творчества - при желании можно изменить фон или выбрать абсолютно любое место, из которого будет комфортнее проводить сеанс.

 

Если сосредоточиться не на форме, а на содержании, между оффлайн и онлайн форматами нет существенной разницы. И в том, и в другом формате можно переживать сильные и глубинные чувства, делиться сокровенными переживаниями, рефлексировать, размышлять и устанавливать душевный контакт. Или, наоборот, сдерживаться и в недоверии закрываться. Всё-таки суть работы зависит не столько от формы, сколько от содержания - от того, с каким именно душевным материалом клиент пришёл на терапию. И при отсутствии особых методик, которые возможны только в очном формате (некоторые телесные или гештальт-техники), эффективность онлайн-терапии нисколько не уступает очной, поскольку она зависит не столько от атмосферы, сколько от внутренней настроенности человека на серьёзную работу.

 

Онлайн-формат даёт нам много удобств, которые особенно актуальны в современном мире. Не нужно тратить время на дорогу или прерывать терапию из-за болезни или отъезда. Можно гораздо быстрее получить помощь, поскольку проще согласовать взаимно удобное время. Нет необходимости надолго отрываться от работы, можно органично встроить терапию в привычный рутинный график, поскольку формат онлайн значительно экономит время. Можно получить помощь русскоязычного терапевта из любой другой страны, если клиент находится в эмиграции. 

 

Итак, какой же формат выбрать? Ответ на этот вопрос зависит от личных предпочтений и особенностей клиента. Если человек знает, что ему гораздо проще организовать себя при очном формате встреч, тогда очный вариант, однозначно, предпочтительнее, но важно помнить о том, что сам по себе очный формат не решает проблему самоорганизации. Он лишь создаёт условия, а то, как организует себя человек, зависит только от него самого. Точно так же сам по себе очный формат не решает ни проблему безопасности, ни проблему доверия, ни проблему качества терапии. Организация внешнего пространства вносит лишь небольшой вклад в ход терапии, однако самое важное в ней - организовать своё внутреннее пространство и внутренне открыться процессу анализа, что как раз может стать одной из задач терапии вне зависимости от её формата. 

Для кого-то тревога является кратковременным и быстро проходящим переживанием, а для кого-то другого она представляет собой привычный жизненный фон, который мешает человеку спокойно жить, расслабляться, а порой и расстраивает его деятельность, вынуждая прибегать к медикаментозной помощи. Почему так происходит?

 

Среди разных факторов тревоги можно выделить ситуативные, личностные, семейные, социальные и культурные. К ситуативным можно отнести короткие ситуации неопределённости, которые часто возникают с нами в повседневной жизни - удастся ли что-то сделать или нет, ответит нужный человек на письмо или звонок или нет. Тревожной обычно является ситуация экзамена или собеседования, поскольку это тоже ситуация неопределённости, в которой неизвестно будущее, но это будущее значимо - чтобы не вылететь из университета, не тратить время на пересдачу, устроиться на работу. 

 

С другой стороны, на ситуативно тревожные факторы все люди реагируют по-разному. У кого-то тревога минимальна, у кого-то другого - зашкаливает. Ситуации, которые могут вызвать тревогу у разных людей, тоже отличаются. И, как правило, острее человек реагирует на те ситуации, которые затрагивают его ценности. То, как именно человек откликается на вызывающие тревогу ситуации и общий уровень тревоги, характерный для его личности, - это личностные факторы тревожности, т.е. определённый склад его личности, характер, темперамент и прочие особенности, которые обусловливают специфику переживания им тревоги.

 

К семейным факторам тревоги можно отнести нестабильную атмосферу дома, конфликты, дисфункциональную семью, тревожные для семьи темы, исходя из родовой и семейной истории. К социальным факторам относят события, которые могут вызвать тревогу у большого количества людей или представителей некоторой социальной группы, - экономические и политические изменения, кризисы, дискриминация отдельных социальных групп. 

 

И, наконец, к культурным факторам тревоги относятся те глобальные события, которые несли или продолжают на культурном уровне нести серьёзную угрозу всем представителям какой-то страны или этнической общности. К ним можно отнести войны и репрессии в прошлом, которых сейчас уже нет, но они впечатались в память поколений и историю, тем самым определив стиль жизни на долгие годы вперёд.

 

Учитывая многоуровневость феномена тревоги, при запросе на работу с тревогой психолог старается учесть влияние всех уровней и их взаимодействие. Если тревога ситуативна и адекватна ситуации, психолог подчёркивает, что сейчас психика пытается выполнить для человека полезную функцию - мобилизовать его ресурсы и возможности в момент неопределённости. Если тревога слишком интенсивна, аналитик обращает внимание на личность - что стоит за столь тревожным реагированием, почему человек реагирует именно так, какие смыслы он вкладывает в то или иное событие и не являются ли причинами тревоги когнитивные искажения, например, катастрофизация или гиперобобщение. В социально нестабильных ситуациях тревожиться также вполне нормально, но в них важно отделить собственную личность от происходящих событий, почувствовать свою автономию, зону своей самостоятельности и ответственности, чтобы не быть смытым массовым потоком тревоги.

 

Особой ситуацией является тревога культурная, поскольку её истоки бывает трудно найти. Например, в семьях иногда бытуют такие порядки, при которых есть запрет на то, чтобы выбрасывать старые вещи. "А вдруг пригодится", - звучит рациональное обоснование запрета. И, если копнуть глубже, может оказаться, что за этим стоит другое "вдруг" - "а вдруг голод", "а вдруг война", "а вдруг революция", "а вдруг разруха". И тогда становится ясно, что эта семья до сих пор хранит и передаёт "эстафету" травмы поколений, связанную со временами войн и политических переворотов. Аналогичное "вдруг" может касаться и темы времени - за короткий срок надо успеть как можно больше, потому что потом "вдруг что-то случится", "а вдруг война", "а вдруг катастрофа", и тогда старые дела могут оказаться незавершёнными и полностью потерять смысл на фоне масштаба новых кризисных событий, что, вероятно, и переживали те люди, с которыми всё это происходило.

 

Тревожное "вдруг" может касаться не только глобальных событий, но и повседневных ситуаций, вызывающих тревогу. "А вдруг партнёр забудет что-то важное", "а вдруг обманут", "а вдруг что-то сорвётся", "а вдруг что-то внезапно изменится", "а вдруг неудачный билет на экзамене". И как бы человек ни пытался контролировать ситуацию, всегда есть факторы, которые не поддаются контролю, поэтому рациональное планирование всего и вся на все случаи жизни не всегда спасает, а иногда ещё больше тревожит.

 

Как же быть с этим тревожным "а вдруг"? Альтернатива ему - работа с базовым доверием к миру, поиск в себе опор, внутренней устойчивости и гибкости, развитие умения отпускать ситуацию и расслабляться. Базовое доверие к миру формируется в раннем детстве, и, если по каким-то причинам оно не было сформировано, и вместо него мама передала ребёнку чувство тревоги, это чувство всякий раз будет возникать в неподконтрольных ситуациях вновь. Поэтому в терапии очень важно научиться компенсировать отсутствие этого доверия и создавать благоприятную для него атмосферу, например, стабилизируя то, что доступно нашему контролю, и опираясь на собственную спонтанность в том, что не может быть нам подвластно. 

Идентичность является важной составляющей жизни человека, поскольку, чтобы успешно действовать в мире и достигать своих целей, человеку важно понимать своё место в нём, опираться на свою систему ценностей, чётко осознавать, что он может назвать "своим", а что - нет. Впервые проблема идентичности актуализируется в подростковом возрасте, когда человек обретает навык рефлексии и начинает задумываться о том, кто он такой, о смысле жизни и своём предназначении. В позитивном стремлении найти себя он осознаёт и негативный полюс - отсутствие ответов на свои вопросы, свою нужду в них, а, значит, внутренний хаос, из которого позже должна родиться звезда.

 

Погружаясь во внутренний хаос в поисках себя, человек одновременно осознаёт, что перед ним открыто безграничное поле разных возможностей - кем-то быть и стать. Он может получить любую профессию, выбрать любой стиль жизни, и первое время в этом многообразии разбегаются глаза. Чтобы понять, насколько та или иная роль подходит человеку, он примеряет её к себе, экспериментирует и пробует быть в разных ролях. В конечном итоге, он совершает выбор своего пути из множества других, а, значит, признаёт и собственные ограничения, ведь он не может быть всем, на это не хватит ни жизни, ни ресурсов, но может полноценно реализовать здесь и сейчас что-то одно.

 

Однако не всегда поиск себя проходит гладко и завершается успехом, поскольку в подростковом возрасте может сложиться ситуация, препятствующая переживанию этого кризиса. Например, подростковый бунт может быть пресечён и запрещён родителями, эксперименты и выборы - не поддержаны, либо в жизни человека происходит нечто более серьёзное, что вынуждает его решать другие задачи (болезнь или смерть близкого человека, травма, раннее взросление, тяжёлая материальная ситуация). В таких случаях кризис идентичности не исчезает, а переносится на более поздний срок и преследует человека во взрослом возрасте, особенно обостряясь в периоды возрастных кризисов. 

 

Помимо отсутствия кризиса в нужный срок, Э. Эриксон также выделял и иные неблагоприятные для разрешения кризиса идентичности ситуации, например, когда кризис был, но не был сделан выбор, либо когда был сделан неправильный выбор, что равнозначно отсутствию личного выбора. Например, под давлением семейных традиций человек мог выбрать не ту профессию, которую он хотел, и тогда его личный выбор не свершён, что далее может проявляться в синдроме самозванца или попытках найти себя в чём-то другом. 

 

Проблема идентичности касается не только профессии, но и общего самоощущения человека, его самотождественности, что подразумевает включение в переживание этого кризиса самых глубинных смысловых пластов. Не найдя себя, человек не может ответить на вопрос, к чему он стремится, в чём состоит его смысл жизни, каково его место в обществе, поэтому неразрешённый кризис приводит к состоянию потерянности, хроническим внутренним конфликтам, попыткам жить чужой жизнью вместо своей или дурной бесконечности экспериментов и нестабильности, когда человек постоянно что-то меняет и пробует что-то новое, но это не приводит к чувству внутреннего удовлетворения, ведь он так и не находит во всём этом себя.

 

Какие же психологические рекомендации можно дать человеку, который столкнулся с кризисом идентичности?

 

1. Во-первых, не стоит пугаться присущему этому кризису хаоса, ведь это потенциально животворящий хаос. Напротив, продуктивнее погрузиться в этот хаос и обнаружить, как много в нём разных мотивов, желаний и возможностей. Всё это содержание отражает внутреннее богатство человека, и в том, что оно ещё не оформлено, есть свои плюсы - из всего этого спектра человек свободен выбрать для себя что угодно.

 

2. Во-вторых, стоит доверять своим чувствам. Как отличить "своё" от "чужого"? Как понять, насколько сильно я чего-то хочу? Можно попробовать количественно измерить и сопоставить каждое из своих стремлений в 10-балльной шкале или представить, что будет, если это стремление не реализуется. Если отсутствие реализации какого-то стремления для человека катастрофично, а отсутствие реализации другого терпимо, значит, первое - именно то, к чему ему стоит стремиться.

 

3. В-третьих, важно не бояться экспериментировать, т.е. пробовать себя в разных ролях и погружаться в разные ситуации. Если дело касается выбора профессии, в некоторых профессиях можно попробовать себя в роли волонтёра и оценить, какие чувства возникают в процессе выполнения этой работы, насколько она внутренне откликается, либо пообщаться с представителями этой профессии, походить на разные лекции и мастер-классы, чтобы понять её изнутри. 

 

4. В-четвёртых, нужно осознать не только свои возможности, но и свои ограничения. Например, может быть такое, что человек хотел бы быть кем-то совершенно другим, кем он вряд ли когда-то станет из-за ограничений своего психотипа, темперамента или по состоянию здоровья. И тогда в выборе своего пути важно опираться не только на свои желания, но и на реальные возможности, т.е. учитывать дихотомию "могу-не могу" и честно отвечать себе на вопрос "насколько мне это по силам", "насколько это будет для меня комфортно", "каких жертв это от меня потребует".

 

5. В пятых, для облегчения выбора важно понимать, что идентичность - не то, что неотвратимо выбирается человеком на всю оставшуюся жизнь. Скорее, она отражает то, что актуально для человека здесь и сейчас и в ближайшее время, в обозримом будущем. С течением времени она может меняться, её можно менять, ведь человек постоянно узнаёт о себе и о мире нечто новое, а потому свободен менять и решения, и направление пути. 

 

Юнгианские психологи также обычно учитывают культурный контекст проблемы и, в случае необходимости, могут прибегать к расширению её понимания, с точки зрения разных культур. Так, для западноевропейского сознания очень важна идентичность, поскольку в культуре ценятся люди с сильным "эго" и достижениями, и общепризнанной ценностью является внешняя реализация. В восточной культуре иные акценты - например, в истории индуизма можно встретить людей, которые рано приняли санньясу и отреклись от мира. В практике буддизма важно не отождествление человека со своим "я", а разотождествление, и "я" признаётся иллюзий, а основой всего - пустота. Это значит, что ум человека постоянно меняется, его охватывают разные переживания, и в этом непостоянстве ума можно выстоять только, если опереться на более глубинную основу всего. И тогда внешние, поверхностные и материальные идентичности ("я - отец", "я - мать", "я - юноша", "я - мужчина", "я - женщина", "я - врач", "я - директор" и т.д.) теряют значение, поскольку они не позволяют ухватить суть вопроса - все эти внешние "я" не имеют отношения к сердцевине нашего существа. При поиске идентичности важно учитывать эти разные контексты, поскольку их осознание помогает человеку понять, зачем ему нужна или не нужна та или иная идентичность, с точки зрения культуры, в которой он живёт, и какие глобальные философские проблемы стоят за её поиском. Без понимания контекста вопроса есть большой риск уйти в туман и так и не найти себя, ведь вопрос "кто я?" порой подобен пиранье, поглощающей вопрошающего, выводя его далеко за пределы обыденного опыта к проблемам самого бытия человека в мире. 

Иногда нам всем свойственно заряжаться чужими мыслями и чувствами. В психологии этот механизм называется интроекцией. В отличие от проекции, когда человек выносит вовне своё внутреннее содержание, при интроекции, напротив, он впускает в свой внутренний мир чужое содержание. Осуществляя проекцию, мы можем думать, что кто-то злится на нас, но, если копнуть глубже, окажется, что дело обстоит совсем наоборот - мы злимся на этого человека, но по каким-то причинам не позволяем себе пережить это чувство. При интроекции, включая в свои чувства чужие, мы можем переживать не свою злость, а ту злость, которую испытывает в контакте с нами другой человек.

 

Механизм интроекции тесно связан со слиянием и уязвимостью, ведь, как правило, мы не впускаем в себя всё содержание окружающего нас мира, поскольку фильтруем его. Другие люди могут критиковать нас или восхищаться нами, но верим мы далеко не всему. Им может не нравиться то, как мы себя ведём, либо они могут хотеть от нас чего-то другого, но мы не склонны всему подчиняться. Однако, когда включается механизм интроекции, становится трудно отличить своё от чужого. В этот момент чужое начинает восприниматься как своё, а потому человек неожиданно для себя может пойти реализовывать чужое желание или зарядиться чужим страхом.

 

Как правило, феномен принятия интроекта обусловлен повышенным доверием к той личности, от которой он был принят, либо ситуацией повышенной уязвимости человека. Например, гораздо охотнее мы прислушиваемся к мнениям близких для нас людей. И тогда мамина или папина фраза "да кому ты будешь нужен без высшего образования" или "тогда никто не возьмёт тебя замуж" может стать руководством к действию для человека, который не очень был хотел делать что-то, чего от него хотят родители, и при других обстоятельствах отнёсся бы к этому критично. Точно так же травмирующей порой оказывается безобидная фраза друга или подруги, ведь кажется, что это близкий человек, и он не причинит зла, а в кризисной ситуации к этому человеку есть запрос на помощь. И тогда совет друга вновь падает на почву, которая готова его принять, а человек незаметно для самого себя принимает то, с чем он, на самом деле, не согласен.

 

Что же происходит после того, как интроект был принят? В отличие от сознательно принятых человеком решений или мнений, переживание интроекта часто сопровождается чувством сильного дискомфорта и внутреннего конфликта, поскольку, сознательно соглашаясь с чем-либо, человек успевает переварить некий опыт, а интроект "проглатывается", но не пережёвывается и не переваривается, а потому сильно мешает. В психологической работе интроекты могут проявлять себя, когда речь заходит о каких-либо иррациональных установках или убеждениях клиента, которые мешают ему жить, двигаться вперёд и расти, но которые он никак не может обосновать или вписать в свою картину мира. Психолог обычно просит рассказать об этих убеждениях поподробнее, привести конкретные примеры и аргументы, и вдруг оказывается, что, на самом деле, деструктивное убеждение уходит своими корнями в какой-то случайный диалог или является брошенной сгоряча фразой близкого человека.

 

Чем больше интроектов копится в психике человека, тем дальше он от контакта с самим собой, поскольку его психику засоряют усвоенные, но не переработанные чужие мысли, чувства и желания. Так, например, находясь рядом с кем-то, переживающим сильный страх, другой человек проникается этим чувством, и даже, когда эта связь разорвана, чувство может продолжить преследовать его и мешать ему жить. В этом случае психотерапевтическая работа подобна генеральной уборке - вместе с психологом клиент ищет те чувства и мысли, которые были некритично усвоены им от других людей, и начинает подвергать их критике, т.е. разбираться в том, полезную или вредную функцию они выполняют сейчас, при каких обстоятельствах, в каком контексте и для чего это было сказано, какой посыл скрывался за конкретным интроектом, как он был понят и принят клиентом. 

 

Работа с интроектами, в конечном итоге, приводит к тому, что человек символически расчищает поле своей психики для нового опыта, место которому трудно найти, когда всё пространство занято чужими "не трогай", "не ходи", "нельзя", "делай то", "не делай этого", "никогда" и т.д. Расчищая все эти установки и убеждения, человек находит дорогу к самому себе, получая возможность сформировать что-то своё, а, мысленно отдавая не свои чувства тем, кому они по-настоящему принадлежат, он освобождает место для новых переживаний. 

 

Некоторые интроекты лежат на поверхности, и тогда в терапии легко обнаружить их корни, другие въедаются очень глубоко. Так, например, иногда человек обнаруживает, что всю жизнь страдал от страха своего отца, своей матери или своего друга детства. И тогда работа непосредственно с самим страхом может не привести к успеху, ведь страх принадлежит не самому клиенту - он изначально чужой.

При обнаружении интроекта недостаточно просто понять, что это чужая мысль или чужое чувство. Важно также восстановить то, при каких обстоятельствах и почему человек стал уязвим к нему, как он его принял, какие механизмы этому способствовали, чтобы в дальнейшем он мог позаботиться о профилактике подобного опыта. 

Отношение к мистическому опыту человека в психологии неоднозначное. В натуралистических подходах он может игнорироваться или даже сводиться к психическим расстройствам. В психотерапии не каждый аналитик способен выдержать столкновение с мистическим опытом клиента, из-за чего этот опыт нередко редуцируется к незрелости, бегству от реальности и защитным механизмам психики. Исключение мистического опыта из пространства терапии, с точки зрения юнгианского подхода, приводит к тому, что игнорируется самое ценное - образно-символическое пространство жизни человека. 

 

В психотерапии мистический опыт клиента проявляет себя в символически насыщенных или вещих снах, явлениях синхронии, религиозных переживаниях. В своих работах Юнг уделял таким явлениям особое внимание, поскольку полагал, что современное ему человечество живёт в период духовного кризиса, однако, несмотря на это, психика продолжает нуждаться в духовных опорах. В труде "О синхронистичности" он исследовал явления необъяснимого совпадения внутренних переживаний человека с событиями в реальном физическом мире. Например, человек внезапно вспомнил кого-то, о ком долго не вспоминал, и тут же получил от этого человека звонок. Или символ из сна стал внезапно часто встречаться ему в реальной жизни. Когда происходит нечто подобное, нельзя сказать, что психический опыт человека является причиной какого-то события в его реальной жизни. Т.е. что сон вызвал то событие, которое предвещал. Нельзя и сказать, что произошедшее впоследствии событие является причиной вещего сна. Вещий сон оказывается связанным с предвещаемым им событием мистически-иррациональным образом. В этой взаимосвязи внутреннее событие не является причиной внешнего, как и наоборот, а их общая причина покрыта вуалью тайны, именно поэтому подобные совпадения были названы Юнгом "акаузальными".

 

Но для чего аналитику нужно искать в них смысл? Почему такие явления столь важны для хода анализа? Ведь, казалось бы, это может быть простым совпадением, не имеющим никакого отношения к запросу клиента. С точки зрения Юнга, это не так. Через мистический опыт с человеком ведёт диалог сама Самость. Посредством анализа мистического опыта можно выделить, какие архетипы сейчас оказывают наибольшее влияние на жизнь человека. А, значит, прогнозировать, к чему может привести захваченность этими энергиями. Кроме того, мистический опыт может указывать на одностороннюю сознательную установку человека, когда какую-то часть себя или мира он упорно не замечает, следствием чего становится дисбаланс в его жизни. Например, на сознательном уровне человек может придерживаться исключительно рациональных взглядов, но его бессознательное иначе относится к миру, что создаёт конфликт и блокирует творческий потенциал человека.

 

Исследование мистического опыта приближает нас к глубинным пластам коллективного бессознательного. Погружение в эти глубины необходимо, чтобы найти в них истоки проблем и ресурсы для их решения. Игнорирование мистического опыта в анализе приводит к редукции человека к простому и одномерному существу. Его внимательное изучение, напротив, позволяет обогатить жизнь человека и открыть в ней новые смыслы.

Помню, как стал изучать психологию и терапию. Одно из первых понятий, о котором я узнал - проекция - наделение своим опытом других. Или наделение тем, чего я в себе не принимаю, опять же других. 

 

На первой ступени обучения гештальт терапии я высокомерно напоминал всем, кто проецирует, что они проецируют. Не только я - другие тоже. Есть такая забава у начинающих гештальтистов - выучить что-то одно и начать замечать его везде и во всем. Не только замечать, но и озвучивать. Стыдить этим неосознающего проектанта? Пофиг - главное, что я распознал проекцию. У иных эта забава не заканчивается никогда. Не знаю, плохо это или хорошо. 

 

В связи с проекцией будущих терапевтов учат проверять, является ли верным то, что им кажется или видится. «Мне кажется, что...», «я фантазирую, что...», «я могу ошибаться, потому хочу у тебя уточнить...». Разные формулировки, чтобы прояснить, проекция ли то, что я вижу или... проекция, которая оказалась верной. Ведь мудрые учителя учили тому, что кроме проекции у человека ничего нет - так уж устроен человек: я все воспринимаю через призму своего опыта. И проверить, другой ли опыт у другого - значит сделать некоторое усилие над собой. Ну и иногда проекция оказывается верной. Навык проверять - замечательный навык. Помогает избежать большого количества внешних и внутренних конфликтов.  

 

Но вот как-то так получилось - и заметил я это не так давно - что в связи с приобретенным навыком прояснять с другими, я перестал полагаться на то, что вижу, и доверять тому, что чувствую. Стал доверять тому, как и что мне объясняют больше, чем феноменам, которые наблюдаю. Стал доверять другим больше, чем себе... Тут важно, конечно, обозначить, что в основном такими другими были очень значимые люди - думаю, это повлияло на такой дисбаланс доверия-недоверия. Близкие люди... Ну ведь правда - близкий вряд ли будет врать близкому?... А с чего это ты так решил, Дима?... Что за штамп из детства и романтического кинематографа? “Everybody Lies”, как говорит реалистично-неромантический Доктор Хаус. А он рубит тему. 

 

Так вот... Вспомнил историю. Я встречался с девушкой. Ну вроде как встречался... Но вроде как слышал, что я не один такой у нее... Но вроде как то, что происходило между нами - говорило мне, что я особенный... И она говорила... Но вроде как и не единственный... Говорили другие... И вот мне что-то казалось, что-то я даже пытался проверять, что-то даже мне отвечали более или менее логическое... Интуитивно проверял проекции. Получал ответы. И верил. Ей. Не себе. Пока не увидел, как она перед свиданием со мной, буквально в 100 метрах от меня, целует другого парня. Что интересно, она мне попыталась сказать буквально следующее: «Это не то, что тебе кажется. Просто дружба». Вроде как: «то, что ты видел - это не то, что ты видел». Мы расстались сразу же. Я расстался. Мне было больно. Но от висящей на ушах лапши было более больно. Больнее больного... Тогда я был еще подростком...

 

Такие ситуации не особо повторялись. Потом через много лет я стал изучать психологию и терапию - узнал о проекциях - см. выше. 

 

И вот в последний год я осознал опять, что доверяю словам, объяснениям больше, чем феноменам и фактам. Доверяю другому больше, чем себе. Мне очень важно было верить человеку. Ну с близкими так у меня.  Человеку тоже похоже было важно, чтобы я верил. И я очень верил. Пока не увидел... 

 

- Она что, считает, что я не достаточно умный?

- Нет. Она тебя вообще не считает...

 

Так что, дорогие мои адепты гештальта. И просто обычные добрые люди. В который раз слово «баланс» возникает в моей жизни. Отсутствие баланса - зло. Присутствие баланса - добро. Хорошо бы, выучив, что такое проекция, проверяя ее с другими, не утратить способность видеть своими глазами: доверять своим чувствам, доверять тому, что я вижу, доверять себе. Чтобы не выплеснуть с водой ребенка. 

 

Дмитрий Чабан

Киев. Декабрь 2018

 

 Когда я была молодая, Я была жадна к чтению Зигмунда Фрейда. Но я потеряла интерес к психоанализу, когда я начала работать с пациентами. Я обнаружила, что концепции и теории, которым я противостояла еще во время моего психоаналитического обучения были приглашением обвинять людей самих себя за их страдания(дистресс). Эти теории были фактически созданы для « ремонта» или «коррекции поведения». В этом подходе я нашла элементы гибельного и сильно оскорбительного идеала обучения и воспитания, знакомый в Германии как schwarze Pädagogik «отравленная педагогика».

 

Что заинтересовало меня, так это как эти страдания( дистресс) случились, какие факторы из детства могут объяснить страдания этих взрослых, и способ при котором можно освободиться от тяжелых последствий жестокости родителей. Но ни одна из теорий, которые я встречала, не выглядели искренно желающей принять участие в детской реальности, и это ставит их полностью в ряд с отношением в обществе в целом.

Это были мои пациенты, которые дали мне косвенные ответы на мои вопросы. Их рассказы, через что они прошли в детстве, раскрыло факты тяжелейшей жестокости их собственных родителей, и с этими фактами мне было тяжело разобраться с помощью моего психоаналитического обучения.

 

В тоже время,  я осознала, что мои пациенты имеют глубоко укоренившееся сопротивление помнить эти болезненные события: с одной стороны они чрезвычайно  сильно чувствуют трагические ситуации, через которые они проходили в детстве; с другой стороны отказываются воспринимать их серьезно. Некоторые из них описывают акты чудовищной жестокости с полным отсутствием эмоций, как будто это что- то, что они ожидали. Они верят, что родители любили их и, будучи ребенком, они вполне основательно заслужили суровое наказание, потому - что они были невыносимы. Регулярность, с которой правдивые чувства были отвержены или отделены, дало мне понимание,  что почти все мы минимизируем боль, от ран, от которых мы страдали в детстве. Мы делаем это, потому что мы все еще боимся наказания из рук наших родителей, которые не могли принять нас такими, какими мы есть. Эти детские страхи живут во взрослых. Если они остаются бессознательными, и не осознаются, тогда они сохраняют свою ядовитость до конца нашей жизни. К сожалению, эти страхи живут также в тех, кто улучшает теории, которые маскируют детскую реальность и концентрируют наше внимание на теориях,  вместо понимания нашего психического устройства. Этот подход начался с Фрейда и был позже взят Юнгом и другими. Как и в настоящий день «спиритуалистские» интерпретации, этих теорий имеет одну цель для терапевтов, это уменьшить страхи детей с которыми дурно обращались.

 

Почти каждый на этой планете получал порку, когда он был маленьким и делает все что может, чтобы уменьшить страх наказания от рук родителей и эту бессознательную динамику сложно сделать видимой. После всего этого, никто не хочет говорить о страдании, с которым он встречался, чтоб уменьшить тот страх, который длится десятилетиями, кто - то в этом процессе жертвует своим здоровьем. После того как я слушаю трагические истории моих пациентов в течении  20 лет, без попытки быть смущенной теорией Фрейда и других, Я написала книгу «Драма одаренного ребенка» где я указала на факты, что почти все знают, но сильно отрицают. Впоследствии я опубликовала книгу « В начале было воспитание», отсылающее к трем биографиям, где я показала социальные последствия родительской жестокости. Одну из особенностей,  которую книга открывает, это как полное отсутствие и абсолютное искоренение эмпатии с ранних лет, постоянное преследование отцом, превращает ребенка Адольфа Гитлера в массового убийцу с кровью на руках миллионов людей. В моих поздних книгах Я постоянно демонстрировала, что корни политических карьер таких массовых убийц как Сталин, Хуссейн, Милошевич и других находятся в их отрицании унижений нанесенных им в детстве.

 

Я получила лучшую похвалу от моих исследований, но еще никто не следовал за мной. Почему? Предположительно потому - что почти все мы являемся жертвами большей или меньшей жестокости, но это что - то, что даже мы не можем допустить, пока мы, наконец, не посмотрим фактам в лицо.

Конечно я не могу доказать эти гипотезы, потому что я не расследовала жизни всех людей в мире. Но письма, адресованные мне в последние годы, обнаруживает такую реальность, как жестокое обращение с детьми, что это тяжело отрицать. Авторы этих писем решили сломать их бессознательную клятву молчания, несмотря на их осознаваемый страх. Поддерживаемые моими книгами и статьями они попытались  извлечь воспоминания своих ранних детский лет, чтобы принять их правдивые чувства, и почувствовать серьезное негодование,  злость,  ярость по отношению к поведению их родителей. Они были изумлены, что вместо того чтобы быть наказанными за это, они приобрели большую свободу возвращая эти воспоминания. Внезапно, они стали способны понять направления их собственных жизней гораздо лучше, и ожила их потерянная эмпатия к ребенку которым они были. В этом направлении они выучили то, что они не имели никакой возможности выучить, будучи ребенком это воспринять свою боль, и другие чувства серьезно. Один читатель написал мне недавно «Когда я был маленьким, однажды я упал об стену. И взрослый проходя мимо, спросил меня, возможно, я ударился. Я никогда не забуду это, потому что это было первый раз в моем детстве, что кто-то, когда - то спросил меня этот вопрос. Для моих родителей моя боль и мои печали просто никогда не существовали, что ж я их стер также».

 

Мужчина использовал этот пример, чтоб показать полную атмосферу его детства, то, что мы и должны открыть, чтобы сделать себя свободными от этого, не боясь последствий. Это идет хорошо в работе с индивидуальными травмами, что на сегодняшний день травма терапия пытается решить. Это открытие многих лет беспрестанного плена, осознание такого достижения, как финального обладания нашими чувствами. Этот плен был временем  равнодушия, недостатка понимания, отказа от контакта, жестокости, садизма, обмана, лжи, и очень частых искажений.

 

Смысл этих писем не является необычным. Миллионы людей имеют такую же судьбу, но этот факт очень далек из-за их тишины, из-за их невозможности или сопротивления перевести страдания в слова. Писатели этих писем являются первооткрывателями. Они исключительны, потому что они имели смелость преодолеть страх их родителей, они имели смелость признать их собственную правду. Я могу больше не спрашивать их разрешения опубликовать эти письма в книгу, но эти письма можно найти на моем вебсайте. Мои ответы показывают, как я пыталась сопровождать этих людей в их собственный поиск самих себя.

 

Жестокое отношение к детям, тяжело узнаваемое как таковое. Обычно, это рассматривается как часть достаточно нормального воспитания. Крайняя степень – это тотальное отрицание боли от которой мы страдали не только в сторону опознавания боли, но и неправильности это делать с нами. Самое главное, это отрицание, злости маленького ребенка, которая  должна быть подавлена в его теле из-за страха наказания. Родители гордятся страхом, взрослые дети ждут целую жизнь для их инсайтов и любви, что напоминает ловушку в форме длительной привязанности в страхе быть брошенным. Последствия привязанности, которая формируется при отсутствии правдивых чувств - это психологические и физиологические нарушения, подавления и отказ от удовлетворения жизнью и счастья.

 

Мои читатели показали, в своих ответах на мои вопросы , как они пытались найти путь к их собственной правде. Вначале, они признали пожизненное отрицание их реальности и чувств, и впервые едва сдерживаемый,  хотя и праведный гнев на угрозы которым они были подвержены – порке, унижению, обману, непринятию, запутыванию, пренебрежению, и эксплуатации. Но если они имеют возможность почувствовать злость и горевание за то, что они пропустили в жизни, почти все они снова открывают живость пытливого ребенка, у которого никогда не было даже малейшего шанса быть принятыми, уважаемым и выслушанным своими родителями. Только тогда взрослый дает это уважение своему внутреннему ребенку, потому - что он/она знают правдивую историю, и могут таким образом учиться понимать и любить своего внутреннего ребенка.

 

К их огромному сюрпризу, симптомы  которые мучили всю их жизнь постепенно исчезают. Потому, что эти симптомы были ценой, которую они должны были платить за отрицание страха к своим родителям.

Полное повиновение родителям и прародителям, не взирая на то, что они сделали , есть необходимо, не только в некоторых религиях, но ДЛЯ всех них, без исключения, хотя взрослые дети часто должны платить за это самоотрицание тяжелыми болезненными симптомами. Причина почему это не сложно идентифицировать, даже редко берется в расчет. Детей принуждают игнорировать их потребности для уважения и им не разрешено показывать их , таким образом они позже смотрят на их собственных детей потворствуя этой потребности. Это есть оригинальная 4 из 4 заповедь(«уважай твоих отца и детей»).

 

Эта внутренняя динамика заметна во всех религиях. Религии были явно придуманы людьми которых не уважали в детстве, но были взрослыми которые изголодались за уважением с детства и которые выросли в беспрекословном повиновении родителям. Они научились жить с принудительным самообманом  к которому вынудили их в самые ранние годы. Много впечатляющих ритуалов были придуманы, чтобы заставить ребенка игнорировать его правдивые чувства и принимать жестокость своих родителей, без возражения. Они были заставлены подавить их злость, их ПРАВДИВЫЕ чувства и должны были уважать родителей, тех кто не заслужил такого благоговейного отношения, иначе они были бы обречены на нестерпимые чувства вины всю их жизнь. К счастью, есть личности кто начал прекращать такого рода самоуничтожение и противиться попытке исподволь внушению чувства вины в них. Эти люди стоят против практики, что предлагает всегда рассматривать этику. На самом деле, это есть глубоко не этично, потому что это продуцирует заболевания и препятствует выздоровлению. И это противоречит законам жизни.

Иногда человек приходит к психологу, когда обнаруживает, что не знает, не понимает себя. Или обращается с чем-то другим, а на каком-то этапе работы это вдруг становится очевидным: что он для себя самого terra incognita. И помимо тревоги, растерянности, ощущения отсутствия опор и других переживаний, здесь может быть много недоверия себе.
Вы помните, Сталкер Тарковского не спешит зайти в комнату, чтобы исполнилось его заветное желание. Кто знает, чего на самом деле жаждет его душа? Он сам, похоже, не уверен в своих ответах.

Бывает, кажется, что если начнешь наконец «быть собой» и хотя бы иногда «делать, что хочется», если вдруг заметишь и покажешь другим свой настоящий размер, то в посудной лавке случится катастрофа. Или, например, признаешься — себе для начала, что ужасно устал, или что тебе совсем не нравится то, чем ты занимаешься последние -надцать лет, то это перечеркнет и твое прошлое, и твое будущее.

Хорошо, когда есть опыт доверия себе. Хорошо знать, что даже если в эту минуту что-то «поплыло» и ты не совсем понимаешь себя или совсем не понимаешь, все равно у тебя остаешься ты, который знает, чего хочет и куда идет. Нужно дать себе время. А начинается все с малого — с вопроса: «Что я чувствую прямо сейчас?». И с доверия собственным ответам.

«— …Ну вот, я опять все придумала, — клиентка О. обратилась с другим запросом, но в сессиях часто сталкиваемся с ее недоверием собственным чувствам.
— Что ты придумала?
— Свои чувства.
— Ты не можешь придумать свои чувства. Это как раз то, на что ты можешь опираться: что чувствуешь именно ты. И только ты это знаешь.
— А я начинаю сомневаться, если кто-то мне говорит, что я чувствую.
— Ты допускаешь, что кто-то знает это лучше тебя?
— Да.
— Я могу предполагать, что ты чувствуешь в тот или иной момент. У тебя достаточно говорящие интонации, мимика — часто можно догадываться. Но все равно никто не скажет это наверняка, кроме тебя.
— А я сомневаюсь
— Тебе сейчас удобно сидеть?
— Вот ты спросила, и я задумалась… не знаю.
— Хорошо, можешь сказать, что сейчас ощущаешь: например, где что давит, напряжено?
— Чувствую, что всем весом давлю на пуфик. Стесняюсь своих ног…
— Ты стесняешься сейчас?
— Да.
— А если я скажу, что не стесняешься? 
— Я тебе поверю.
— О., ты не стесняешься сейчас… (молчим). Что ты чувствуешь, когда я это говорю?
— Думаю, что ты лучше знаешь. Может, это я не стесняюсь, а комплекс какой-то — и ты мне можешь это объяснить.
…
— Тебе холодно сейчас?
— Нет. Не холодно.
— О., тебе холодно… (молчим, смотрим друг на друга). Что с тобой происходит?
— Я начинаю прислушиваться и понимаю, что в ноги мне не холодно, но в плечах да, чувствую холод.
— Ищешь доказательства того, что я права?
— Да.
— О., тебе в ноги холодно.
— Нет (смеется).
— А я говорю, что холодно… 
— Я хочу тебе верить…
— Видишь, что происходит? Похоже, с твоими чувствами то же самое. Когда-то так сложилось: возможно то, что ты чувствуешь, не принималось во внимание. Или тебе приходилось верить чужому восприятию. Но твои чувства реальны.
— Я привыкла так жить…»

Честно говоря, я тоже привыкла. И мне понадобилось немало времени, чтобы «отвыкать» и учиться доверять своим ощущениям, чувствам и желаниям. И психотерапевтическое пространство — формат индивидуальной работы с психологом или в группе — становится в этом деле хорошим подспорьем. Это неспешная работа по распознаванию своих чувств и желаний и опыт доверия себе — возможности действовать, опираясь на них.