Публикации с тегом границы,границы личности,самоуважение (19)

 "Созависимость. Семейная болезнь", - гласит название одной из книг Валентины Москаленко, специалистки в области созависимости. В этом названии отражена суть созависимости - её корни уходят в семью страдающего ей человека, в особую семейную ситуацию, которая была связана с тем, что кто-то из членов семьи был зависимым, а другие приобщились к этой болезни через ответную систему поведенческих и эмоциональных реакций - созависимость. 

 

Чаще всего причиной созависимости является именно алкогольная зависимость кого-то из членов семьи, но в современной аддиктологии выделяется и ряд других зависимостей. Зависимость может быть наркотической, игровой, сексуальной, пищевой или какой-либо ещё. При этом механизм разных зависимостей схож, и одни и те модели поведения действуют при разных зависимостях. Если говорить о психологических причинах зависимости, с одной стороны, это попытка заполнить внутреннюю пустоту, с другой стороны - уход от невыносимой реальности в альтернативное измерение, другой мир или изменённое состояние сознания.

 

Созависимость формируется тогда, когда человек вынужден сосуществовать рядом с тем, кто зависим, а, значит, частично брать на себя те жизненные функции, с которыми не справляется или не всегда справляется зависимый из-за своей болезни, спасать его, определённым образом относиться к его болезни - с одной стороны, выражать недовольство и, может быть, ругать, просить что-то сделать с этой зависимостью. С другой стороны, жалеть и пытаться помочь. Так, созависимый человек ходит по кругу сценария преследователя-спасателя-жертвы, оказываясь то в одной, то в другой, то в третьей роли. Не реагировать на то, что происходит с зависимым, ему трудно, и он вовлекается, пытается быть полезным и нужным, воспринимает чужую проблему, как свою, но в то же время переживает давление и несвободу от всей этой ситуации.

 

Если человек сосуществует с зависимым родственником с раннего детства, либо вырос в семье, где были зависимые, а, значит, есть и созависимые, высок риск, что его границы с самого начала будут нарушены, поскольку, функционируя в режиме треугольника преследования, спасения и жертвования, семейная система не может сохранять здоровые границы. И тогда в моменты формирования и обозначения границ они неизбежно будут нарушаться другими членами семьи, а впоследствии человеку будет трудно отделить своё "я" от чужого. 

 

Созависимым людям свойственно сливаться со своими близкими, растворяясь в них, и это значит не только то, что они склонны принимать на себя чужую боль, вовлекаться в решение чужих проблем и жертвовать собой ради других. Им трудно почувствовать себя в контакте с другими, и сам момент контакта часто означает для них потерю себя. И тогда сама ситуация контакта становится шаткой, ведь здоровый контакт подразумевает, что в нём участвуют два человека, два разных "я" со своими особенностями и пожеланиями. Сливаясь с другими, человек теряет границу контакта. Принося себя в жертву, он лишь на поверхностном уровне отказывается от своего "я", но в глубине души ждёт за это наград и ответных жертв, которые часто оставляет за пределами контакта, т.е. не проговаривает их с другими людьми. В итоге получается, что, не получая желаемого, он копит недовольство и взрывается, превращаясь из жертвы в преследователя, а потом жалеет того, на ком сорвал свою злость, и начинает его спасать.

 

Чтобы разорвать порочный круг такого сценария и созависимости, важно начать работать с собой и со своими границами. Такая работа начинается с малого - с самосознания и с момента отчётливого осознавания, в какие моменты созависимый человек теряет себя, каким образом он выбирает отказ от себя, как происходит его слияние с другим. Если начать отслеживать такие моменты, они каждый раз проявляются в повседневных коммуникациях. Например, когда созависимый человек отказывает кому-то, в этот момент он может находиться не в себе и с собой, т.е. не в контакте с собой, а на том полюсе, где другой человек. И тогда он сопереживает ему, переживает за реакцию другого человека, думает о том, чем ему грозит этот отказ в будущем, волнуется, как другой человек переживёт его отказ, но не думает в этот момент о себе. Таких ситуаций перенесения внимания на чужие реакции и чувства, т.е. гиперэмпатии можно выделить много. То же самое происходит с созависимым человеком, когда кто-то попал в беду. В эти моменты он также не с собой, а с другим, его точка внимания находится в другом, а не в себе. А, отворачиваясь от себя, он перестаёт понимать собственные потребности и чувства, которые, однако, не покидают его, но становятся его фоном или частично уходят в бессознательное, ведь в центре внимание сейчас совсем другие вещи - забота о ком-то другом или спасение кого-то другого.

 

В пособиях и книгах по созависимости часто отмечается, что созависимые люди не такие альтруистичные и благородные, какими они хотят казаться другим. Спасая других, они ждут гораздо большего взамен, совершая сделку по негласному правилу - "если я спас тебя, теперь ты мне обязан". Им часто свойственно манипулировать чувствами других, без чего им трудно почувствовать себя по-настоящему нужными. И тогда путь выздоровления начинается с признания проблемы. С того, что спасающе-преследующе-жертвенное поведение приносит не пользу, а вред как самому человеку, так и тому, кого он спасает. С понимания того, что размытые границы создают трудности в отношениях для обеих сторон. С того, чтобы перенести центр своего внимания с других на себя и научиться заботиться, прежде всего, о себе, а, значит, брать на себя ответственность за свои чувства и реакции, не перенося в этот момент центр тяжести на другого и предоставляя ему свободную возможность справиться самому. 

В повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с ситуациями, когда нам что-то не нравится в других людях, либо им что-то не нравится в нас. И это естественно, невозможно нравиться всем, но, если что-то причиняет нам серьёзный дискомфорт, мы вправе не молчать, а сообщить об этом человеку в вежливой и прямой форме. Точно так же могут критиковать и нас, и, если это критика по делу, такая обратная связь может стать важной точкой роста для нас.

 

 

Ассертивная критика подразумевает, что мы уважаем того человека, которого критикуем, однако можем высказать недовольство по поводу его конкретного поступка или поведения в какой-то ситуации. Например, мы можем очень уважать, любить и ценить нашего друга, но нам неудобно ждать его, когда он опаздывает. Если мы не скажем об этом, вряд ли он догадается об этом сам, ситуация дискомфорта продолжится, недовольство будет копиться, и есть риск, что однажды это недовольство выплеснется слишком бурно и резко, возникнет конфликт. Поэтому более здоровой реакцией будет не терпеть, а сообщить человеку о своём недовольстве и беспокойстве.

 

Ассертивную критику важно отличать от обвинений, угроз, требований и манипуляций. Ассертивно критикуя, мы не говорим человеку о том, что он плохой, не делаем излишних обобщений, а сосредотачиваем внимание на конкретной ситуации и конкретном поступке. Чтобы такую критику было легче услышать и принять, обычно, если это возможно, рекомендуется сначала сделать акцент на том положительном и хорошем, что сделал в данной ситуации человек. Например, если в роли начальника мы критикуем нашего подчинённого, сначала важно отметить его вклад в общее дело и его старания, чтобы критика не выглядела так, будто мы не замечаем и обесцениваем всё положительное, что он делает. 

Далее мы говорим о том, что нам не понравилось или нас не устраивает, апеллируя к своим чувствам и пожеланиям. Например, мы можем попросить человека говорить чуть тише, аргументируя это тем, что громкий голос сейчас мешает нам сосредоточиться на работе. Или попросить его предупреждать заранее об отмене или переносе важного мероприятия, апеллируя к тому, что нам неудобно внезапно менять свои планы. 

 

В ассертивной критике важно не только вежливо выразить своё недовольство, пользуясь "я"-высказыванием, но и предложить некий конструктивный вариант решения проблемы. Например, сказать человеку о том, что он хорошо выполнил предыдущую задачу, а в текущий ему стоит обратить внимание на такие-то моменты. Или: "Мне было бы удобнее/приятнее/комфортнее, если бы ты в следующий раз...". 

 

 

В повседневных коммуникациях - на работе, дома, среди друзей и в общественных местах критиковать кого-то можем не только мы, критиковать могут и нас. Например, мы можем недостаточно хорошо понимать задание на работе, мешать рядом сидящему человеку тем, что роемся в сумке и активно размахиваем локтями или нарушать какие-то правила общественного приличия.

 

В качестве реакции на критику часто, в первую очередь, срабатывают защитные механизмы нашей психики. И тогда человеку хочется либо отмахнуться от критики и обесценить её, либо уйти от неё, либо как-то оправдаться, либо агрессивно ответить и начать критиковать в ответ. Однако такая первая реакция не является достаточно зрелой, если в критике есть рациональное зерно. Реагируя подобным образом, мы закрываемся от обратной связи, а, значит, от диалога с другими людьми и возможностей для своего развития.

 

Реагируя на критику, важно уметь отличить её от манипуляций, угроз и оскорблений. Структура здоровой ассертивной критики подразумевает, что человек, который обращается к нам, критикует не нас целиком, а наш конкретный поступок или действие. Он уважает нас и открыто говорит о своих чувствах и пожеланиях, а мы уже можем выбрать, как на это отвечать.

 

В ситуации манипуляции, напротив, часть того воздействия, которое пытается оказать на нас другой человек, оказывается скрытой, поскольку манипуляция направлена на то, чтобы вызвать у нас сильную эмоциональную реакцию, удобную нашему собеседнику. Так, например, многие манипуляции провоцируют у человека чувства вины и стыда. В них обычно звучат обобщения по типу "ты никогда...", "ты всегда...", "ты постоянно...". 

 

В случае оскорблений мы сталкиваемся с тем, что наш собеседник говорит не о себе, а о нас, не внося при этом никаких конструктивных предложений, но активно пытаясь задеть и уязвить нас. Например, он может высказать оценку, о которой его не просили, сделать обидное сравнение, обругать нас бранными словами.

Ситуация угрозы подразумевает шантаж. Либо человек угрожает, что сделает нам что-то плохое или чего-то нас лишит, если мы не подчинимся его требованиям, либо угрожает сделать что-то с собой. В этой ситуации снова нет уважения ни к нам, ни к нашему выбору, а есть мотив во что бы то ни стало заставить нас сделать то, что удобно другому.

 

Отличая критику от манипуляций, оскорблений и шантажа, мы можем сделать выбор, стоит ли реагировать на происходящее и как именно это делать. Если это рациональная, здравая критика, можно поблагодарить за неё собеседника, извиниться за доставленные неудобства, выразить свои чувства ("мне очень жаль") и предложить своё конструктивное решение проблемы, либо согласиться с тем, которое было предложено. Если же это манипуляция, оскорбление или шантаж, такого рода коммуникации можно либо оставить без внимания, либо перевести в шутку, либо попробовать вскрыть стоящий за ними мотив, не принимая их на свой счёт. 

Умение заботиться о своих границах важно для каждого человека, поскольку благодаря ему он сохраняет себя и регулирует свой контакт со средой. Навык отстаивания своих границ относится к более широкой практике заботы о себе, которая подразумевает, что человек себя любит, ценит и уважает. 

 

На практике запрос на работу с границами часто выглядит завуалированным, например - "хочу, чтобы от меня отстали", "хочу, чтобы меня никто не трогал", "кто-то другой нарушает мои границы, и я хочу, чтобы он перестал это делать". Во всех этих случаях уже в самом запросе содержится ценная информация о том, как человек выносит свою границу за пределы себя и помещает её в других людей, как бы передоверяя её им. Ведь, если нам хочется, чтобы нас не трогали, нам кажется, что другой человек решает, трогать нас или нет. И можно его об этом просить, можно требовать, но мы не властны над ситуацией - наша граница находится в зоне его контроля, и тогда психотерапия здесь тоже бессильна.

 

Чтобы работа с границами увенчалась успехом, в первую очередь, необходимо вернуть границу самому клиенту, чтобы только он мог решать, трогают его или нет, позволяет он себя беспокоить или нет, готов ли он терпеть диалог в неприятном для себя тоне или неуважительное отношение к себе. В этом смысле, психологическая работа с границами не может распространяться на окружающих клиента людей, но может научить его самостоятельно регулировать то, как он обращается со своими границами. Например, если его беспокоит, что кто-то постоянно звонит, в его власти не отвечать. Если кто-то рядом хамит, в его власти выйти из этого контакта. 

 

Осознание того, что граница находится внутри, приводит к вопросу о том, при каких обстоятельствах, как и зачем человек сам нарушает свои границы - терпит что-то неприятное, соглашается на то, что ему неудобно, подстраивается под других людей и теряет себя. И за этим могут стоять разные причины - страх кого-то обидеть, потерять отношения или работу, утратить возможности, стать изгоем, нарваться на агрессию и т.д. Но, отказываясь от себя, человек живёт в постоянном дискомфорте, и тогда уже ни отношения, ни работа не приносят ему радости, если он вынужден постоянно чем-то жертвовать. Следуя этому пути, он предаёт свою аутентичность и лишает себя возможности найти для себя ту среду, которая больше всего подходит ему для самореализации.

 

Внутренняя граница - это форма контакта человека с окружающей средой или форма его адаптации. И, если разбираться в истоках, часть их уходит в детство и семейные модели поведения, другая часть обусловлена личным опытом. Если человек долгое время успешно адаптировался, отказываясь в значимых для него вопросах от себя, своих потребностей и своего мнения, перестроить эту систему поведения трудно и страшно, но возможно. 

 

В психологической работе с границами психолог обычно обращает внимание на то, что, какими бы ни были проблемы с отстаиванием границ, у любого человека есть зоны или сферы жизни, которые он готов защищать и в которые он никого не допустит. Например, человек может быть очень покладистым, уступчивым и безотказным в рабочих вопросах, но он категорически отказывается обсуждать свою личную жизнь. Или, наоборот, ему проще поставить границы в формальных контактах, чем отстоять их в контакте с родителями. В этих случаях принципиальные для человека вопросы, в которых он не допускает нарушения границ, являются очень ресурсными для работы с этой темой. Если человек уже говорит чему-то "нет", значит, он способен это делать, и именно в этом месте находится его граница. Тогда навык отстаивания границ уже есть, и вопрос в том, что именно человек помещает внутрь этой границы, а что оставляет за её пределами, в чём он готов регулировать свою границу самостоятельно, а в чём доверяет управление ей другим людям.

 

При работе с границами также важно помнить о функции границы. С одной стороны, граница обеспечивает защиту личного пространства, а с другой - выполняет функцию контакта со средой. Обе эти функции отчётливо прослеживаются в деловых контактах, где сама форма взаимодействия является границей. Она позволяет людям говорить о делах, контактируя на той дистанции, которая не переходит в сферу личного. Так, деловые коммуникации обычно подразумевают вежливый и сдержанно-доброжелательный стиль ведения переговоров. 

 

Обращаясь с запросом "хочу научиться отстаивать свои границы", человек нередко бывает настроен довольно воинственно. Это связано с тем, что следствием долгого подавления себя является накопленная агрессия. Человек устаёт от такой ситуации, и ему наконец-то хочется сжать руки в кулаки и начать активно отстаивать и защищать свои права. И, действительно, для защиты своих границ нужна агрессия, однако далеко не все ситуации защиты границ требуют такого накала этой агрессии - многие из них решаются спокойным и мирным путём, посредством уверенного отказа, концентрации на себе и эмоциональной невовлечённости в чужую манипуляцию. 

 

Подводя итоги, важно отметить, что заботиться о границах можно по-разному. Можно передать их в руки другого человека, и тогда придётся как-то воздействовать на него, чтобы он обращался с нашими границами так, как нам хочется, но этот способ довольно энергозатратен. Можно выходить из всех неприятных коммуникаций, пользуясь избегающей стратегий, но тогда граница теряет свою контактную функцию, и человек рискует остаться в одиночестве или немногочисленном бережном к нему окружении. А можно делать акцент на том, что граница - это форма контакта, а, значит, она находится между нами и другим человеком, и тогда граница - зона нашей собственной активности, нашего вклада в тот или иной контакт. 

Ассертивное поведение - это, прежде всего, уверенное в себе поведение. Когда человек ведёт себя ассертивно, он способен отстаивать свои интересы и легко защищать свои границы, учитывая при этом потребности других людей и сохраняя с ними здоровые и продуктивные отношения. Ассертивность в поведении позволяет сохранить баланс между тем, чтобы сохранить себя и договориться с другим. В этом смысле, по отношению к пассивному и агрессивному поведению ассертивность представляет собой срединную позицию. 

 

В отличие от ассертивного поведения, как активное, так и пассивное поведение подразумевает, что кто-то, так или иначе, побеждает в борьбе за интересы, а кто-то другой вынужден уступить и отказаться от себя. При пассивном поведении человек проявляет уступчивость, соглашается терпеть то, что ему не нравится, не может сказать "нет" и заявить о своих потребностях. Для других людей в этот момент он удобен, но в долгосрочной перспективе такое поведение рискует обернуться ростом напряжения, конфликтом, кризисом в отношениях и разрывом коммуникации, поскольку в этой ситуации потребности человека оказываются подавлены, но они не перестают быть для него актуальными.

 

При агрессивном поведении человек предпочитает активно бороться за свои интересы, подавляя при этом других. Это может быть ультимативный начальник или домашний тиран. И, с одной стороны, подавляя других, в некоторых случаях он добивается своего. С другой стороны, у окружающих его людей копится недовольство, и в итоге однажды они могут отказаться от сотрудничества с ним. Агрессивный стиль поведения иногда ведёт к желаемым целям, но ценой отношений с другими людьми, которые начинают бояться и избегать такого человека, а в иных случаях проявляют ответную агрессию.

 

При ассертивном поведении человек занимает активную, но не агрессивную позицию. Он заявляет о своих потребностях, готов прислушаться к потребностям других и пойти на компромисс, т.е. предложить взаимовыгодные условия, попробовать договориться. Ассертивно ведущий себя человек не молчит и не кричит, когда испытывает дискомфорт, а умеет ясно, но вежливо сообщить о нём так, чтобы его услышали. В качестве примеров ассертивного поведения можно привести ситуации, когда человек хорошо работает, показывает отличные результаты и приводит разумные доводы повысить ему зарплату. Или прямо, но тактично обсуждает свои недовольства с членами семьи, чтобы вместе с ними прийти к конструктивному решению. Пассивное поведение в этих ситуациях будет проявляться в том, что человек отказывается от себя, уступая место другим, и страдает от возрастающего внутреннего напряжения. Агрессивное поведение - в запугивании других и попытке диктовать свои условия.

 

Как пассивное, так и агрессивное поведение предполагают слияние с другим человеком. При пассивных стратегиях человек растворяется в других, забывая о себе. При агрессивном поведении он символически "съедает" других, обращая всё на пользу себе, манипулирует другими, чтобы использовать их в своих целях. А при ассертивном поведении человек признаёт как своё право на свои потребности, так и чужие права, что позволяет сохранить между собой и другим границу, а, значит, и сам контакт. Но в любом контакте всегда присутствуют, как минимум, двое разных людей, поэтому, сохраняя контакт, мы сохраняем и некоторое напряжение, которое важно уметь выдержать, ведь потребности разных людей всегда будут различны, но, чтобы сохранять отношения, важно считаться как с тем, чего хочешь ты, так и с тем, чего хотят другие.

 

Ассертивное поведение, по сути, представляет собой проявление здоровых границ. У того, кто ведёт себя ассертивно, есть потребности, интересы, он готов о них заявить, но готов и к тому, что ему могут отказать. А, значит, готов сам позаботиться о своих потребностях, взять на себя ответственность за них и либо выдержать фрустрацию, либо найти иной способ удовлетворения этих потребностей. Т.е. ассертивность не гарантирует, что все коммуникации вокруг станут идеальными, не гарантирует она компромиссов и понимания с каждым. Но она позволяет отделить себя от другого и сохранить свою автономию в любом контакте, тогда как пассивность и агрессивность подразумевают большую зависимость от других - от тех, под кого человек подстраивается, и от тех, кого он пытается подстроить под себя.

 

Спектр применения ассертивного поведения очень широк, и его навыки будут полезны и на работе, и дома, и с друзьями, и в общественных местах, и при столкновении с бюрократическими инстанциями, ведь с ситуациями, когда важно заявить о себе и позаботиться о своих границах, мы сталкиваемся всюду. А проблему границ можно решать по-разному - можно разбирать её причины и работать с истоками в долгой психоаналитической терапии, а можно развивать в себе навыки более эффективного поведения. Как правило, оба этих подхода не исключают, а дополняют друг друга, поскольку, чтобы проработать тему границ, важно и найти корни проблемы, и перестроить свой жизненный сценарий, т.е. научиться другим навыкам и моделям поведения вместо тех, которые были некритично усвоены когда-то давно. 

В суицидологии накоплены разные методы диагностики суицидальных мыслей и намерений, а также способы работы с этими состояниями. Но в данной статье я сделаю акцент не на конкретных методиках, а на более общих ценностно-методологических принципах и подходах, из которых может исходить психолог в работе с такими клиентами.

 

Первый подход опирается на жёсткую позицию безусловной ценности жизни и, главным образом, является превентивным, т.е., прежде всего, направлен на предотвращение суицида. Для этого психолог занимает директивную позицию, характерную для спасающего больных врача, и настаивает на подписании клиентом антисуицидального контракта, по условиям которого во время терапии клиент обязуется не предпринимать никаких суицидальных попыток. Антисуицидальный контракт позволяет психологу юридически обезопасить себя и побудить клиента сделать выбор между жизнью и смертью в пользу жизни, поскольку, если он решается на терапию, он признаёт, что терапия – за жизнь, про жизнь и для жизни. Директивная позиция психолога в этом подходе воспринимается как меньшее зло, по сравнению с угрозой суицида, т.е. как нечто допустимое в экстремальных для жизни клиента условиях и соразмерное степени риска.

 

Если первый подход условно можно назвать «медицинским», для второго подхода больше подошло бы название «гуманистического». Этот подход исходит из безусловной и абсолютной ценности свободы клиента, в том числе в таком сложном экзистенциальном выборе, как «быть или не быть». В этом подходе психолог не считает приемлемым для себя давить на клиента, занимать директивную позицию, к чему-либо принуждать клиента, даже если вопрос касается жизни и смерти.

 

В качестве яркого представителя второго подхода в юнгианском направлении можно выделить Дж. Хиллмана, который в книге «Самоубийство и душа» предлагал оригинальные методы работы с темой суицида. С его точки зрения, фантазии клиента о суициде отражают буквализацию более глубинных стремлений человека к символической, а не реальной смерти, а, значит, к трансформации. Проще говоря, думая о суициде, клиент хотел бы не физически умереть, а измениться самому, либо, чтобы изменился мир вокруг него. И тогда важно не запрещать эти мысли в анализе, не избегать их, а, напротив, идти в них и прорабатывать этот материал, но исключительно символически. На практике это означает, что психолог свободно обсуждает с клиентом все фантазии последнего на этот счёт и предлагает символизировать их – нарисовать, красочно представить и попробовать понять, что должно произойти в результате этого действия, в чём его предельный смысл, к чему в итоге стремится клиент. Например, фантазии о собственной смерти у клиента могут включать горюющих друзей и родственников, и тогда можно предположить, что в жизни ему остро не хватает их внимания, но, возможно, он потерял надежду на обретение их любви при жизни. Или, мечтая о небытии и пустоте, клиент, на самом деле, хотел бы положить конец своим душевным или физическим страданиям, но не видит иного выхода. В конечном итоге, процесс символизации выводит клиента на осознание, что его предельным мотивом является не смерть сама по себе, а изменение ситуации, в которой он оказался. 

 

Мысли о способе суицида также диагностичны, поскольку позволяют провести параллели с тем, как клиент справляется с проблемами в жизни. Например, фантазия о том, чтобы застрелиться, может указывать на накопившуюся, подавленную агрессию и на стремление резко разрубить узел своих проблем (одним выстрелом или ударом), а не аккуратно распутать его. Фантазии о том, чтобы умереть легко и безболезненно (под действием таблеток или газа) могут означать желание клиента уйти от проблем, а также нетерпимость к любой боли и фрустрации, что проявляется и в его жизни. На символическом уровне в этом случае хочется, чтобы проблемы были решены сами, без его участия, без его страданий, а он предпочёл бы не вовлекаться и просто забыться.

 

Аналогично важны для анализа и фантазии клиента о загробной жизни, если возникают мысли о смерти. Верит он или нет в её существование, как себе её представляет, какие чувства вызывают эти представления. Эти фантазии символизируют то, к чему, по сути, стремится клиент, когда думает о суициде. Если он фантазирует о рае, скорее всего, ему не хватает удовольствий и комфорта в жизни, если о пустоте – покоя и отдыха, если боится адских миров и мучений – похоже, за мыслями о суициде стоит нестерпимое чувство вины. Как правило, фантазии о наличии или отсутствии и качестве загробной жизни тесно связаны с религиозными представлениями клиента, которые также могут стать ресурсом для проработки этой темы. Например, можно обратить внимание на то, как близкая клиенту по духу религия относится к этой теме, каким образом аргументирует допустимость или недопустимость суицида. Если клиент атеистичен по взглядам, можно рассмотреть эту тему с позиции рациональности – насколько рационально, с его точки зрения, как «быть», так и «не быть», и какие доводы сейчас во внутреннем конфликте перевешивают.

 

Обретая символическую форму, фантазия разряжается на уровне чувств, и вместо безысходности человек погружается в более широкий контекст скрытых смыслов этой темы. Таким образом, открывается возможность выйти за пределы этой темы, открыть для себя нечто другое, более важное и ценное. И для этого терапевту вовсе не нужно применять никакого давления и насилия, подобно санитарам,  надевающим на пациентов смирительные рубашки. Всё-таки психологическая работа является более тонкой, и простым «нет, нельзя» или «пока мы с вами работаем, вы обещаете…» вряд ли решить столь сложную психологическую проблему.

 

С точки зрения представителей директивного подхода, антисуицидальный контракт является эффективной профилактической мерой, а главный акцент в работе они делают именно на заботе и безопасности. Однако в этом подходе есть некое противоречие. Ведь, если психолог показывает, что ему не всё равно, и он категорически не поддерживает фантазии клиента, во-первых, время контракта оказывается ограниченным (получается, что психологу не всё равно только во время работы, а после её окончания запрет внезапно снимается), а, во-вторых, директивная позиция открывает поле для опасных манипуляций. Зная о том, что для психолога это тревожная тема, клиент попадает в рисковую для себя ситуацию соблазна отреагирования, наказания терапевта несоблюдением контракта. Кроме того, условие контракта для продолжения терапии демонстрирует неверие психолога в то, что клиент справится с этой проблемой сам, без дополнительного контроля. 

 

В недирективном подходе психолог демонстрирует уважение к любым мыслям и фантазиям клиента, а также полную готовность их принять, не осуждая и не диктуя клиенту, что ему делать. Однако этот подход также имеет свои ограничения, и стоит с осторожностью его применять к тем клиентам, способность к символизации у которых нарушена или развита не в полной мере, а также к клиентам в психотических состояниях, где размыта грань между символическим и реальным.

В работе "Анатомия человеческой деструктивности" Э. Фромм рассмотрел разные аспекты, формы и степени проявления агрессии в жизни человека и общества. С его точки зрения, агрессия может быть как конструктивной, так и деструктивной.

 

Конструктивная агрессия выражается в стремлении человека к полезной ему и окружающим цели, в желании утвердить себя, раскрыть свой потенциал, преодолеть препятствия. Например, если человек хочет стать врачом, поскольку чувствует в себе к этому призвание и способности, а среда сопротивляется ему (родители хотели бы видеть его юристом), но он преодолевает давление среды и реализует себя, это конструктивная агрессия. 

 

Деструктивная агрессия, с точки зрения Фромма, проявляется в разрушительных для человека и общества тенденциях - насилии и некрофилии. Эти тенденции не служат жизни и развитию, а, напротив, направлены на то, чтобы опустошить всё живое. Такая агрессия подразумевает слепое разрушение ради самого разрушения, а не для того, чтобы построить нечто новое. 

 

Конструктивную и деструктивную агрессию можно разделить по средствам и цели. Реализуя конструктивную агрессию, человек может конкурировать с другими, быть неудобным кому-то, иногда идти против устоявшихся социальных правил, кому-то не нравиться и вызывать страдания у своих конкурентов или завистников, но он не совершает насилия, и им движет благая цель - он хочет расти, развиваться, приносить пользу себе и обществу.  

 

Деструктивная агрессия в основе своей бессмысленна, поскольку не имеет цели за пределами мести и разрушения. За ней могут стоять глубокие психологические травмы, детские обиды, отчаяние, экзистенциальные кризисы, подавленная депрессия, чувство бессмысленности жизни, любых стремлений и усилий. По сути, деструктивная агрессия является пустым отреагированием, выжигающим окружающее пространство, а конструктивную можно сравнить с пропалыванием почвы, чтобы посадить то, что могло бы расти.

 

В повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся как с конструктивной, так и с деструктивной агрессией, и не всегда эти формы легко отличить друг от друга, поскольку в нашей культуре на агрессию существует запрет, само слово "агрессия" негативно окрашено, а конструктивные формы не ассоциируются с агрессией, хотя в их основе лежит заряд положительной, продуктивной агрессивности. Например, в психотерапевтической среде считается, что границы - это благо, но здоровые границы немыслимы без умения человека обращаться с собственной агрессией. Обозначая себя и ограничивая другого, человек проявляет агрессию.

 

Точно так же благом считается целеустремлённость и настойчивость в достижении успеха в сфере карьеры, но эти качества не могут быть отделены от агрессии, ведь, чтобы стремиться к цели и преодолевать препятствия, человеку нужна агрессия. Если он слишком добрый и мягкий, ему будет не хватать концентрации и сил, и, в любом случае, его мягкость будет причинять кому-то неудобства, поскольку всем вокруг нельзя угодить. Агрессия нужна и для того, чтобы защитить себя и своих близких. И, если человек не в контакте с собственной агрессией, у него могут быть трудности в том, чтобы постоять за себя, причиняющие вред как ему самому, так и окружающим. Без агрессии невозможен и выбор, ведь, чтобы сделать его, чему-то нужно сказать "да", а чему-то другому - "нет". 

 

С другой стороны, деструктивные формы агрессии не всегда осознаются самим человеком, могут рационализироваться им или сознательно и лицемерно прикрываться благими целями. Так, человек, который стремится к власти ради самой власти, нередко утверждает, что хотел бы достичь блага для общества. Или отец, не желающий, чтобы его ребёнок реализовал своё желание стать врачом, может утверждать, что, на самом деле, хотел бы, чтобы его ребёнок был счастливым, а счастье он видит в том, чтобы зарабатывать как можно больше денег, и ребёнок просто пока не осознаёт, какое это благо, а, значит, надо направить его на путь истинный. Но в итоге может оказаться, что отец просто хотел бы, чтобы ребёнок обеспечивал его в старости или прожил ту часть жизни, которая не была прожита им самим. 

 

Границы между конструктивной и деструктивной агрессией иногда оказываются слишком тонкими. Например, условия психотерапевтического сеттинга могут причинять острую боль человеку, отвергающему любые ограничения, но без них сам процесс работы невозможен, и тогда, несмотря на боль, сеттинг оказывается полезнее его отсутствия, а отсутствие границ, несмотря на комфорт, могло бы стать разрушительным. Или в случае необходимости медицинского вмешательства человек вынужден пойти на риск и боль, иногда - на побочные эффекты лечения, но это необходимо для его выздоровления, что, в конечном итоге делает агрессию конструктивной, превращая её в решимость. Точно так же утверждение самого себя порой может не нравиться окружающим. Например, родителям может не нравиться партнёр их ребёнка, его профессия, его стремление к сепарации. Но у него нет иного выхода, если он хочет жить полноценной жизнью, ведь принесение себя в жертву не принесёт счастья ни ему, ни родителям, поскольку деструктивная агрессия, за которой скрываются их личные комплексы, ненасытна и не может быть удовлетворена. 

 

Таким образом, главными критериями, позволяющими отличить конструктивную агрессию от деструктивной, являются: 1) глубинные мотивы человека (стремится ли он сейчас к росту и развитию или действует из побуждений обиды, злости и разочарования); 2) конечные цели (несёт ли проявление агрессии некий положительный результат или просто разрушает нечто, оставляя за собой пустое пространство); 3) преобладание пользы над вредом (в случаях, когда обретение пользы подразумевает риск); 4) уважение к себе и окружающим (равная конкуренция, готовность не только выставлять свои границы, но и считаться с чужими). 

Запрос на умение говорить "нет" актуален для нашей культуры по разным причинам. С одной стороны, многие дети растут без отца или в семьях с дисфункциональными отцами, а именно отец берёт на себя ведущую функцию в том, чтобы сформировать у ребёнка чувство структуры и границ. С другой стороны, сказывается фон христианской культуры, поверхностное понимание которой погружает людей в темы вины и воздаяния, и приводит к отождествлению простого бытового "нет" с жестокостью, а безотказности - с состраданием и милосердием. 

 

Неумение говорить "нет" создаёт человеку проблемы в разных ситуациях - на работе, в личной жизни и, в целом, в любой социализации. Сближаясь с другими людьми, он постоянно сталкивается с тем, что у них возникают какие-то запросы и потребности, которые он не хочет или не в состоянии удовлетворить. Не отказывая, он злится и обижается на других, а, отказывая, страдает от чувства вины и не может пережить чужую фрустрацию, что превращается в замкнутый круг и может вести к печальным последствиям резкого разрыва значимых отношений или избегания близости.

 

Но, если наблюдать за собой и происходящим вокруг, ситуации, в которых нам нужно сказать "да" или "нет" возникают на каждом шагу. Мы говорим "да" или "нет", если на улице к нам обращается прохожий за помощью, в магазине, когда нам предлагают какой-то товар, в кабинете у врача, когда мы даём или нет согласие на некую процедуру или вмешательство, в разговорах по телефону, когда нам звонят с разными интересными и не очень предложениями. 

 

Однако, как правило, весь комплекс связанных с неумением говорить "нет" переживаний и реакций актуализируется лишь в определённых ситуациях. Большинство людей легко могут отказать навязчивому продавцу, отказаться от ненужной услуги, сказать "нет" в ответ на звонки мошенника из "Сбербанка" (если человек уже владеет этой информацией и отдаёт себе отчёт в происходящем). Но почему-то иногда становится сложно сказать "нет" начальнику или отказать другу в просьбе. Типовые ситуации, в которых трудно сказать "нет", у каждого свои, и для начала надо разобраться, что это за ситуации, что в них вызывает такой сильный эмоциональный заряд.

 

За неумением сказать "нет" обычно скрываются ранние детские страхи и переживания отвержения, но могут быть и ситуации насилия, когда отказ ребёнка вызывал у родителей реакции, которые ломали его, заставляли закрыть рот и согласиться или промолчать, чтобы не стало хуже. И, если родители пугали ребёнка, либо совершали над ним физическое или эмоциональное насилие в ситуациях, когда он нуждался в том, чтобы утвердить себя, вероятно, в тот момент они не чувствовали в себе достаточно сил, чтобы справиться с детскими капризами и отказами, ведь это мог быть, например, отказ ходить в детский сад или в школу, отказ убирать свою комнату, а психологические знания и компетенции есть отнюдь не у всех родителей. Поэтому родители могли делать то, что они умеют и знают, а именно - повторять модели своих родителей и обращаться с ребёнком так, как когда-то обращались с ними. 

 

Несмотря на то, что во взрослом возрасте человек более свободен и независим, и чужое отвержение уже не сможет убить его, оставив без заботы и пропитания, во взрослом возрасте тоже может быть неприятно и больно, когда тебя отвергают. Многим людям страшно потерять партнёра или друга, остаться в одиночестве или без работы. Поэтому, говоря "да" вместо "нет" тому, чего они не хотят, они в то же время говорят "да" чему-то ещё, что для них важно - дружбе или отношениям, одновременно говоря "нет" самим себе, в чём и кроется главный корень проблемы. Ведь невозможно поддерживать какие бы то ни было длительные, устойчивые и благополучные отношения, отказываясь в них от себя. Отказ от себя ведёт к ситуации созависимости, слияния, а затем и к агрессии, усталости и, как следствие, к дисгармонии в отношениях. К тому же, и партнёр как по бизнесу, так и по личным отношениям вряд ли хотел бы видеть рядом с собой уставшего, вымотанного и вечно недовольного человека, который делает всё, что бы он ни попросил, но без энтузиазма, без желания, а ломая себя и совершая над собой насилие. 

Таким образом, научиться говорить "нет" важно не только с целью заботы о себе, но и с целью заботы о других. Говоря "нет", мы обозначаем свои возможности и потребности, что не менее важно для окружающих, чем умение слышать их. Не проявляя себя, мы, напротив, ставим других в неловкую и непредсказуемую ситуацию, в которой они не знают и могут лишь догадываться о том, чего мы хотим, а чего - нет. А, значит, мы не проявляем достаточной честности, не рискуем быть открытыми и прерываем саму возможность диалога. 

 

Как же научиться говорить нет? В первую очередь, важно вернуть себе утерянный в проблемной или конфликтной ситуации контакт с самим собой и признать внутреннее противоречие. Да, сейчас некая часть меня хочет чему-то сказать "да", а чему-то другому - "нет". Возможно ли развести эти вещи? Могу ли я сказать "да" дружбе, но "нет" - конкретной просьбе? Как можно было бы выразить своё стремление сделать и то, и другое? Или: есть ли некие условия, при которых я мог бы сказать "да"? Например, с удовольствием согласился бы, если бы услуга была оплачена. И тогда тоже следует внести это в диалог - да, могу, на таких-то условиях. Но бывает и так, что наше "нет" звучит категорично, и нам не хочется делать чего-то ни при каких обстоятельствах. Тогда следует понять, что стоит за этим "нет" - идеологическое убеждение, личная неприязнь к человеку, либо некая важная для нас ценность. И это тоже не стоит оставлять за пределами контакта - продуктивнее будет попробовать внести в него эту ценность или чувство. Например, нет, потому что мне это не интересно. Или: нет, у меня сейчас нет для этого ресурса или настроения. Или: нет, потому что я убеждён, что это не принесёт мне пользы.

 

Искреннее "нет" звучит гораздо более убедительно, чем социально желательная отговорка, однако в ситуациях, когда критично сказать именно дипломатичное "нет", можно прибегать и к последним. Самое главное - прочувствовать и сохранить за собой право на самого себя - на то, чтобы быть отдельным от других, самостоятельным и независимым человеком со своими личными потребностями и желаниями, который не обязан жертвовать собой ради кого-то другого и вполне свободен отказаться от этого, если не хочет. 

Слияние в отношениях естественно на первом их этапе - когда партнёры только знакомятся друг с другом, испытывают друг к другу сильные чувства и начинают отношения. На этапе слияния больше замечаются сходства, чем различия, и партнёры могут переживать ощущение единения, как будто они являются одним целым, во всём самом главном согласны друг с другом и не хотят расставаться даже на короткое время. 

Своими корнями переживание слияния и то, насколько человеку комфортно в нём, уходит в ранние детские отношения с мамой, в возраст младенчества, для которого как раз был характерен этап слияния. И, если на этом этапе человек не смог насытиться чувством безопасности или впоследствии отделиться от мамы, в дальнейшем он будет стараться продлить чувство слияния, что негативно скажется на построении отношений. 

 

Помимо первого этапа, отношения проходят и дальнейшие этапы развития, на которых снимаются проекции и обнаруживаются различия между партнёрами. Это могут быть бытовые разногласия или разница во взглядах. Партнёры обнаруживают, что, на самом деле, являются совершенно разными людьми, и у каждого из них есть свои потребности, желания, мысли, мнения, которые не всегда совпадают с таковыми у другого. В момент таких осознаний между ними могут возникать конфликты, ссоры, и основная цель этапа сепарации в том, чтобы осознать, что они разные, но могут быть вместе, поскольку между ними есть точки соприкосновения, они могут договариваться и уживаться друг с другом. Либо, наоборот, партнёры понимают, что первичная влюблённость и этап слияния были целиком порождены проекциями, а при столкновении с реальностью их ожидания от отношений не могут реализоваться, и тогда они расстаются.

 

Однако увлечённость переживанием слияния мешает этапу сепарации, когда вместо того, чтобы осознавать различия и более реалистично воспринимать друг друга, оба партнёра или кто-то из них продолжает длить этап слияния вопреки тому, что уже пришло время для сепарации. Это происходит из-за ранних детских травм, комплекса брошенного, страха покинутости и одиночества, несформированной идентичности и страха перед тем, чтобы быть собой. И тогда в отношениях нарастают конфликты из-за того, что партнёры пытаются совместить несовместимое, либо один из них хочет переделать другого так, чтобы тот полностью вписался в его проекцию или был таким же, как он, не имея права быть другим человеком. В итоге получается, что слияние уже невозможно удержать, но и сепарации не происходит, и такая ситуация порождает зависимые отношения.

 

В отличие от естественного первого этапа слияния, который даёт обоим партнёрам ресурс приятных моментов и воспоминаний, чтобы затем им было легче вместе проходить через кризисы, неестественное, искусственно удерживаемое слияние в зависимых отношениях заставляет кого-то из партнёров или обоих жертвовать собой и своими интересами для поддержания зависимости. И вместо ресурсного состояния слияние превращается в удушье и пытку - в отношениях наступает застой, партнёры не могут отделиться друг от друга, чтобы получать новый опыт и обмениваться им, они начинают бурно ссориться и столь же бурно мириться, и в итоге отношения истощают обоих вместо того, чтобы наполнять силой и радостью.

С точки зрения юнгианской психологии, которая рассматривает любые психологические феномены сквозь призму архетипов, состояние слияния в любви отражено архетипом андрогина, представленном в платоновском мифе. В диалоге "Пир" Платон изложил миф о целостных первосуществах, которые были разделены Зевсом за их гордыню, и на первом этапе разделения они страдали от невозможности воссоединения, а затем Зевс сжалился над ними и дал им возможность воссоединяться в любви. В результате разделения они утратили первоначальную целостность, но обрели способность любить друг друга и создавать пары, что было бы невозможно, если бы они не были разделены, ведь тогда целостное мужеженское, женско-женское или муже-мужское существо вынуждено было бы любить самого себя.

Из этого мифа можно извлечь очень ценные смыслы для понимания того, как устроены отношения. А именно - для любви нужно, чтобы имели место быть двое, а не только один. Т.е. необходимы не только встречи, но и расставания, не только контакт и согласие в нём, но и отдых от контакта. Не только сходства, но и различия. Чтобы любовь была возможной, нужна встреча двух разных людей, которые могут в чём-то сойтись и дополнить друг друга. И тогда стремление к абсолютному слиянию оказывается нереалистичным, ведь на свете нет двух абсолютно идентичных друг другу людей, а, если бы и были, им было бы слишком скучно друг с другом, ведь они бы ничем не смогли обменяться.

 

Тоска по вечному слиянию не всегда приводит к зависимым отношениям. Иногда она побуждает человека проходить лишь первый этап отношений, напитываться энергией и соскакивать со второго этапа, когда начинается осознание различий, поскольку этот этап становится для человека невыносимым. Таким образом, избегание этого этапа может вести и к контрзависимости, и к неспособности строить длительные отношения и находиться в партнёрстве, а не в монаде. Но эта трудность решаема в психотерапии и, чтобы решить её, важно проработать как тему собственного "я", своей идентичности и способности быть в гармонии наедине с собой, так и тему Другого - кто он для человека, каков его образ, чем он притягивает и пугает и почему так важно слияние, в котором ему нет места.

В обыденной речи мы часто смешиваем понятия "эгоизм" и "эгоцентризм", что порождает разные непонимания. Обвиняя другого человека в эгоизме, мы, как правило, подразумеваем, что он делает что-то во благо себе, игнорируя потребности других людей, недостаточно чуток и внимателен к другим, ставит свои желания и цели выше чужих. И тогда рядом с таким человеком другим людям не хватает пространства, чтобы быть, чувствовать себя свободно и безопасно. Или они вынуждены жертвовать ради него своими интересами, что также их не устраивает.

 

С психологической точки зрения, описанное выше поведение, скорее, относится к феномену эгоцентризма. Эгоцентризм является естественным этапом развития ребёнка, когда он ещё не научился учитывать в своей картине мира других людей и ставить себя на место другого. По мере взросления в норме человек обретает этот социальный навык, учится понимать, что другие люди могут быть не похожи на него, и, чтобы жить в согласии с ними, с их мнениями тоже важно считаться. Если по каким-то причинам формирование этого навыка было нарушено, человек так и не научается выходить за пределы собственного "я" в своём мировосприятии, последствиями чего являются не только сложности в построении отношений с другими людьми, но и личные страдания самого такого человека, поскольку часто он и сам не понимает, что думают, чувствуют и чего хотят другие люди, а, значит, не может прогнозировать их реакции.

 

В отличие от эгоцентризма, эгоизм - это зрелая мировоззренческая позиция заботы о себе, которая вовсе не отрицает, что при этом можно заботиться и о других. У каждого из нас есть свои потребности, желания, мечты, стремления, цели, личные границы и ожидания. Каждый из нас нуждается в том, чтобы окружающие люди проявляли к нему вежливость и уважение, учитывали его присутствие и его потребности. У всех нас есть потребность в личном пространстве и комфорте. И здоровый эгоизм заключается в том, что человек берёт на себя ответственность за свои потребности и желания, за реализацию своих целей, за заботу о своём комфорте. При этом он понимает, что, помимо него, вокруг есть другие люди, и их потребности тоже важно слышать, понимать и учитывать. Но иногда потребности людей приходят в конфликт, и тогда можно договариваться, искать компромиссы, точки соприкосновения, либо расходиться. 

 

Различать эгоизм и эгоцентризм особенно важно в конфликтных ситуациях и в ситуациях манипуляций. Ведь любого человека можно обвинить в том, что он заботится о себе вместо того, чтобы позаботиться о ком-то другом. Или сказать ему: "Если ты не согласен соответствовать моим ожиданиям и делать то, чего я от тебя хочу, ты эгоист". Но такая постановка вопроса возможна только из позиции эгоцентризма, а не эгоизма, поскольку именно эгоцентричная личность полагает, что мир вертится вокруг неё одной, и другие люди существуют лишь для удовлетворения её потребностей. Эгоизм же не требует принесения себя в жертву чужим интересам, отказа от себя и необходимости себя ломать. И в том, чтобы быть эгоистом, не соответствовать чужим ожиданиям (например, кому-то не нравиться, говорить другим "нет", иногда фрустрировать их) нет ничего страшного. Позиция эгоиста честна в том смысле, что он открыт к тому, чтобы встретиться с другим, но в то же время готов и к тому, что эта встреча может не состояться, поскольку другой - отдельная личность, и он тоже может сказать "нет", не согласиться или даже выйти из коммуникации. Т.е. другой тоже имеет свои права и, если мы договариваемся о чём-то, мы распределяем обязанности, а, если нет, можно договориться с кем-то другим.

 

Эгоцентричный человек не может уважать чужой отказ, поскольку не способен поставить себя на место другого. Ему трудно понять, что в момент его просьбы или требования другой человек является другим, т.к. эгоцентризм способствует мысленному и эмоциональному присоединению к себе других людей. Эгоцентричный человек не рассматривает их в качестве других, а видит в них своё продолжение, например, как свою правую руку, которая всегда готова помочь. Поэтому в случае внезапного отказа "руки" служить его потребностям он изумляется и возмущается - в его картине мира такого быть не должно, ведь другие люди для него - не личности, а функции. Эгоист же способен открыто заявить, что сейчас он заботится о собственных интересах, но при этом готов проявить уважение к чужим, поскольку они - такие же люди, как он. 

 

Разделяя эгоизм и эгоцентризм, важно понимать, что эгоцентризм не является диагнозом, а варианты эгоизма тоже могут быть разными. При желании с эгоцентризмом можно работать как в кабинете психолога, так и самостоятельно или в личных отношениях. Для этого важно тренировать умение поставить себя на место другого, и в психотерапии этому помогает техника пустого стула, либо мысленное представление себя в теле другого человека, либо задание психолога для партнёров поменяться местами и ролями и попробовать высказаться от лица партнёра. В этом же направлении отлично работают расстановочные методы, ведь в них человек тоже вынужден занять позицию другого и рассказать о том, что он чувствует из этой позиции. Эгоизм же в большей степени относится к мировоззрению, чем к психологическим навыкам, поэтому работать с ним гораздо сложнее, и в общении с другими каждый сам выбирает, какой уровень эгоизма он допускает для себя и какой готов принимать в других. 

Процесс психотерапии подразумевает определённый регламент, который может отличаться у разных терапевтов, в зависимости от подхода. В рамки регламента входят время, место, частота встреч, формат общения между психологом и клиентом. Некоторые терапевты работают час, другие - 50 минут, третьи - полтора часа. Кто-то предоставляет клиенту возможность звонка или письма терапевту вне сеанса в случае экстренной ситуации (например, при работе с суицидально опасными клиентами), кто-то - нет. Кто-то работает по предоплате, кто-то другой просит оплату лишь по факту сеанса. У кого-то оплачивается каждый пропуск, у кого-то другого - лишь в случае отсутствия предупреждения за 24 часа.

 

Эти границы обусловлены как спецификой подхода, так и индивидуальным стилем работы психолога, и они содержат в себе терапевтический смысл. Например, внекабинетное общение создаёт опасность двойных отношений между психологом и клиентом, которые негативно влияют на ход процесса, поскольку в этом двойном общении вынужден раздваиваться и клиент - часть материала он обсуждает на сеансе, а другую часть выносит за его пределы. Формат 50-55 минут необходим, если запись клиентов следует друг за другом, и за 5-10 минут психологу нужно проветрить помещение, сходить в туалет, подготовиться к следующему сеансу. Если эти простые, бытовые вещи не будут сделаны, к следующему сеансу он может быть не в рабочем состоянии. 

 

В качестве основных функций границ можно выделить поддержание стабильности, устойчивости терапевтического пространства и терапевтичного формата работы, а также защиту и комфорт обеих сторон, чтобы в процессе у них были равные права и возможности. Например, когда в последний момент отменяет сеанс терапевт, он берёт на себя компенсацию пропуска, и клиент не остаётся с чувством, что его оставили, бросили, причинили ущерб, а взамен ничего не дали. Аналогичную степень ответственности берёт на себя и клиент, ведь он тоже отвечает на свои действия в процессе. 

 

Однако, несмотря на то, что условия обычно обсуждаются заранее, иногда в терапии возникают ситуации проверки границ. Например, клиент может "случайно" позвонить или написать клиенту вне сеанса с каким-то деловым вопросом, который касается психологии, - не предоставит ли терапевт какую-то информацию ("внекабинетное общение, в целом, нельзя, но вдруг по теме и по делу можно?"). Либо клиент может отменять сеансы по согласованному с терапевтом графику, но отменить при этом 5-10 сеансов подряд в надежде сохранить за собой прежнее время. Опоздания или попытки задержать сеанс также являются проверкой границ - не задержится ли психолог, как он отреагирует. Или, например, клиент может быть убеждён, что, если он не внёс предоплату за сеанс, таким образом он уже негласно и понятно для психолога предупредил о его отмене. 

 

Проверки границ подобного рода могут отражать попытки клиента экспериментировать с внешней средой, проверяя её на прочность. Когда клиент ставит под сомнение границы терапевтического пространства, он вызывает психолога на взаимодействие, т.е. на диалог или конфликт по этому поводу. В широком смысле, эти попытки можно рассмотреть как стремление клиента к большей эмоциональной близости в процессе. Иногда он может сомневаться в том, что он, действительно, важен для своего терапевта, в том, что он вызывает у терапевта какие-то чувства, в том, формален ли терапевт в выполнении своих обязанностей или человечен. Нарушая границу, сознательно или бессознательно, он ждёт реакции. Заметит ли терапевт, что я опоздал, или терапевту всё равно? Интересно ли психологу, почему я опоздал? Будут ли здесь меня ругать за опоздания, как в школе или на работе? Накажут ли? Насколько все выставленные психологом границы по-настоящему работают, либо контракт формален? Если контракт только формален и формален психолог, не является ли столь же формальным, бесполезным и сам процесс? Психолог - это функция или живой человек?

 

С другой стороны, проверка границ, по сути, представляет собой попытку нарушения запрета. Одной из функций запрета в терапии является создание особой формы отношений, в которой невозможно отреагировать, а, значит, повышается внутреннее напряжение, которое сублимируется в работу. К примеру, в терапии есть строгий запрет на романтические отношения между психологом и клиентом. И, если у клиента возникают к терапевту специфические чувства, эти чувства подвергаются анализу, они становятся материалом для дальнейшей работы - насколько эти чувства похожи на те чувства, которые клиент испытывает в отношениях, какие в них присутствуют проекции и ожидания, почему выбран именно недоступный и запретный объект и насколько часто такие объекты выбираются клиентом... В анализе эти чувства разбираются отстранённо и как бы со стороны, ведь, испытывая их, клиент не погружается в отношения. 

 

В некоторых случаях запрет может порождать желание его нарушить - например, когда в семье клиента бытовали такие порядки, при которых что-то было категорически нельзя, но иногда можно. В этом случае клиент и в терапии будет ждать этого "иногда" или ситуации, когда "за хорошее поведение можно". И тогда само восприятие сеттинга порождает у клиента переживание двойственности, он до конца не верит в то, что чего-то совсем ни при каких обстоятельствах нельзя, и не понимает, в чём смысл этого запрета. А, значит, ему не хватает определённости - всё-таки понять, в конечном итоге, можно что-то или нельзя.

 

Также, попытка нарушения запрета иногда отражает агрессию со стороны клиента. Если ход процесса вызывает большое сопротивление, обсуждаются дискомфортные темы, нет ожидаемого эффекта, клиент может бессознательно захотеть "наказать" терапевта - создать ему неудобные условия, поставить в неловкую ситуацию, обмануть, вызвать на конфликт, чтобы отреагировать агрессию.

 

Перечисленные выше причины проверки границ не являются исчерпывающими, и за проверкой границ могут стоять переживания беспомощности (когда человек не может утвердить себя в другом пространстве, а терапия кажется ему более безопасной средой), прогрессивные скачки в терапии (когда клиент решается быть активным и пытается символически изменить условия, а, значит, делает первые шаги в сторону изменения своей жизни), чувства тревоги и небезопасности (непонятно, насколько прочным является терапевтическое пространство, если не проверить его), а также иные мотивы (нехватка спонтанности и свободы в процессе, проекция на терапевта строгого родителя, избыток внутренне запретных тем, от которых слишком тесно, а потому "теснота" проецируется на сеттинг и т.д.). В каждом из них необходимо разбираться индивидуально, помня о том, что происходящее в терапии является самым ценным и показательным для анализа материалом. Именно поэтому обычно психолог не игнорирует, а разбирает эти моменты, пытаясь понять, что именно сейчас стоит за данным действием, какое значение оно имеет для клиента и его запроса, и на что указывает проверка границ символически.