Публикации с тегом гештальт-терапия ,гештальт,задачи гештальт-терапии,любовь к себе, принятие себя (6)

Убеждение "я какой-то не такой" формируется при завышенном ожидании. Задайтесь вопросом, а с кем вы сравниваете? Если вы ставите слишком крутую планку, то самооценка может пострадать. Здесь важно понять, что всегда будет кто-то лучше вас. Тогда может лучше сравнивать себя с собой вчерашним?

 

Убеждение "меня не любят" вы незаметно для себя присваиваете из отношения к вам окружающих. Посмотрите на свое окружение. Вас поддерживают или наоборот критикуют и вечно недовольны? Всегда будут те кто вами не доволен, как и те, кому вы нравитесь. Решение с кем из них оставаться в ваших силах.

 

Убеждение "я беспомощный" рождается постепенно из-за привычки "сглаживать" негативный опыт. Наступили на ногу - ничего страшного, с кем не бывает. Однажды научившись ей вы начинаете обесценивать еще и позитивный опыт - отучился в институте - подумаешь. В дальнейшем чтобы не испытывать положительных и отрицательных потрясений, не рушить свое мировосприятие становится выгодно оставаться неудачником и беспомощным. Попробуйте замечать поводы для гордости, даже если они небольшие. Попробуйте замечать как и для чего вы обесцениваете. Так вы формируете возможность выбрать свое поведение.

 

 

 

 

Шербото: Лора, вы как-то сказали в шутку, что дьявол в практике психотерапии "энергично снабжает нас не только словами, но и готовыми формулами, техниками и приемами, целым мешком трюков для быстрых перемен..." - а если серьезно?

 

Лора: Хорошо, перейдем от мифа к фактам. На встрече в Нью-Йоркском Институте гештальт-терапии я задала вопрос: "Что бы ты ответил человеку, спросившему тебя, что такое гештальт-терапия?" Наш вице-президент, Ричард Китцлер, пробормотал себе под нос: "Горячий стул и пустой стул". 

Конечно, подобно Мефистофелю, он сказал это в шутку. Но наивный и нетерпеливый ученик принимает это за чистую монету: он всегда принимает часть за целое.

 

Шербото: В каком смысле?

 

Лора: Стиль, который Фриц развил в демонстрационных семинарах для профессионалов, стал широко известен, и он  является прекрасным демонстрационным методом, особенно на семинарах с профессионалами, которые уже имеют опыт анализа или терапии и сами работают с людьми. 
Но это лишь один аспект бесконечных возможностей гештальт-подхода. Он бесполезен в работе со слишком беспокойными людьми...

 

Шербото: Вы имеете ввиду невротиков?

 

Лора: А также людей с шизоидным и параноидным психотипами. К несчастью, подход, практиковавшийся на этих семинарах, широко воспринимается как суть гештальт-терапии и применяется постоянно растущим числом терапевтов к любым клиентам

. 

Шербото: Да, я согласен с Вами, и что тогда происходит?

 

Лора: Гештальт-терапия сведена к чисто техническому средству, которое случайно оказалось доступным в психотерапевтическом арсенале.

 

Шербото: Получается, в этом случае терапевты имеют возможность использовать только небольшую часть метода?

 

Лора: Верно, и тогда, как следствие, мы видим как терапевты начинают развивать такие "направления" как: "эмоциональный гештальт", "биоэнергетический гештальт", "арт-гештальт", "танцевально-терапевтический-гештальт" и "что-то еще-гештальт" и так до бесконечности.

 

Шербото: Но сама гештальт-терапия как метод, не ограниченный, как Вы сказали "набором техник" и так подразумевает и арт, и работу с телом, и многое другое?

 

Лора: Совершенно верно! Все эти комбинации показывают, что базовые идеи гештальта или неверно понимаются или вообще неизвестны. Гештальт-терапия — это не конкретная техника и не набор специфических техник. То есть это не метод стычек и столкновений, обладающий структурированной последовательностью направлений, запросов и вызовов. 
Это также не драматически-экспрессивный метод, направленный преимущественно на сбрасывание напряжения.

 

Шербото: Но ведь сейчас многие терапевты, стремясь, принести облегчение своим клиентам помогают им "сбрасывать напряжение"?

 

Лора: Напряжение — это энергия, а энергия слишком дорого стоит, чтобы ее просто сбрасывать: она должна быть доступна, чтобы обеспечивать необходимые и желательные перемены. Задача терапии — развить удовлетворительную поддержку для реорганизации и перенаправления энергии.

 

Шербото: Спасибо, за разъяснения, Лора. Поговорим теперь о целостной гештальт-терапии как Вы её понимаете, хорошо?

 

Лора: Базовые идеи гештальт-терапии скорее философские и эстетические, нежели технические. Гештальт-терапия — это экзистенциально-феноменологический подход, и в качестве такового он является опытным и экспериментальным. 
Акцент на Здесь и Сейчас не предполагает, как часто думают, что прошлое и будущее не важны или не существуют для гештальт-терапии. Наоборот, прошлое постоянно присутствует в нашем суммарном жизненном опыте, в наших воспоминаниях, ностальгиях или сожалениях, и особенно в наших привычках и комплексах, незавершенных делах и застывших гештальтах. Будущее присутствует в наших приготовлениях и начинаниях, ожиданиях и надеждах, или ужасе и отчаянии.

 

Шербото: Не могу не спросить Вас, как одну из создателей метода: почему вы назвали свой подход именно "Гештальт-терапия"?

 

Лора: Понимаете, "Gestalt" — это холистическая идея. 
Гештальт — это структурированное единство, которое больше или отлично, от суммы своих частей. Это фигура переднего плана, выступающая из фона, она «существует». Термин «гештальт» вошел в психологический лексикон через работы Вольфганга Келера, применившего принципы, проистекающие из теории поля к проблемам восприятия. Позднее гештальт-психология была разработана Максом Вертгеймером, Гельбом и Гольдштейном, Коффкой и Левиным, а также их коллегами и студентами. Для развития гештальт-терапии особенно важны работы Вертгеймера, Гольдштейна и Левина.

 

Шербото: Лора, я знаю что вы работали с многими известными гештальт-психологами, лично знали Мартина Бубера... Что бы посоветовали для лучшего понимания гештальт-терапии?

 

Лора: Всякому, кто хочет полностью понять гештальт-терапию, стоит изучить работы Вертгеймера о продуктивном мышлении, Левина о незавершенных гештальтах и определяющем значении интереса для формирования гештальта и Курта Гольдштейна об организму как неделимом единстве.

Организмический подход Гольдштейна соединяется с теорией организмической самоорганизации Вильгельма Райха, чтобы в гештальт-терапии превратиться в постулат континуума осознания, свободного непрерывного формирования гештальтов, в котором то, что наиболее интересно и важно для выживания индивидуального или социального организма, становится фигурой, выходит на передний план, где может быть полностью пережито и ответственно принято.

Но самый важный вклад Райха в развитие гештальт терапии - это то, что он обнаружил тождественность между мышечным напряжением и формированием характера. Броня характера, достигающая максимального выражения в обсессивном характере, - это застывший гештальт, который становится помехой для непрерывного формирования гештальтов.

 

 

Лора: (смеётся) На практике, сосредоточение на телесном осознании пришло в гештальт-терапию не из Райха, а из моих занятий ритмикой и современными танцами на протяжении всей моей жизни, из моего раннего изучения работ Людвига Клагеса, "Выражающее движение и креативность", моего знакомства с методами Александера и Фельденкрайза задолго до развития биоэнергетики и других "телесных терапий"!

 

Шербото: Интересно...

 

Лора: А работа с дыханием, осанкой, координацией, голосом, чувствительностью и движением стала частью моего терапевтического стиля уже в 1930-х, когда мы ещё называли себя психоаналитиками!

 

Шербото: Лора скажите, какие ещё идеи Вы считаете кардинально важными для понимания гештальт-терапии?

 

Лора: По-моему, жизненно важные для теории и практики гештальт-терапии идеи - это понятия "границы", "контакта" и "поддержки".

Контакт — это распознавание другого и обмен с другим, с разным, с новым, со странным. 

Это не состояние, в котором мы можем быть или не быть, а активность: я контактирую на границе между мной и другим. 

Граница — это то, где мы касаемся друг друга, и одновременно переживаем отдельность. Это место, где есть возбуждение, интерес, озадаченность, любопытство, или страх и враждебность, где прежде неосознаваемый или неопределенный опыт входит в фокус, выходит на передний план в качестве четкого гештальта!

Свободное непрерывное формирование гештальтов — это то же самое, что процесс роста, творческое развитие Я и отношений.

Если этот континуум прерывается внешним вмешательством или блокируется формированием застывших гештальтов, или ригидного характера, или навязчивыми мыслями и действиями, то не может возникнуть никакого нового сильного гештальта. 

Переживание границы смазывается и даже стирается застывшими и незавершенными гештальтами, 

Возбуждение превращается в тревогу и ужас или в безразличие и скуку; 

Способность различать и разбираться не присваивается и проецируется; 

вкусы, идеи и принципы других людей присваиваются и интроецируются; 

энергия, которая могла бы быть доступна для непосредственного и творческого действия, дефлексируется в дурацкую активность или ретрофлексируется во внутренние “трения”, самобичевание, жалость к себе и саморазрушение.

 

 * * *

* * *

 

Шербото: Да, это то, с чем приходят к нам клиенты...

 

Лора: И вы хотите спросить - "как же гештальт-терапевт справляется с этой свистопляской невротических и психотических патологий, с которым он встречается каждый день?" 

 

Шербото: Угадали!

 

Лора: Наша цель — континуум осознания, свободно проистекающее непрерывное формирование гештальтов, которое может происходить только при поддержании возбуждения и интереса. 

Контакт может быть адекватным и творческим только в той степени, в какой доступна поддержка. 

Под поддержкой я понимаю лишь в минимальной степени заботу и уверенность, которую я в качестве терапевта обеспечиваю через свои доступность и интерес, в большей же степени — самоподдержку, на которую пациент или терапевт, либо полагается, либо ощущает недостаток. 

Поддержка начинается с первичной физиологии, то есть, дыхания, кровообращения и пищеварения, продолжается в развитии коры головного мозга, росте зубов, прямохождении, координации, чувствительности и движении, языке и его использовании, привычках и традициях, даже и особенно в комплексах, которые были сформированы как поддержка, на момент своего формирования. 

Весь опыт и обучение, которые были полностью ассимилированы и интегрированы, образуют бэкграунд человека, который придает смысл появляющимся гештальтам и, следовательно, поддерживает определенный образ жизни на границе с возбуждением. Все, что не ассимилировано, теряется или остается интроектом, блоком для непрерывного развития.

 

Шербото: Лора, говоря о самоподдержке, вы имели ввиду, что она появляется, когда опыт личности интегрирован?

 

Лора: Да, интегрированная личность обладает стилем, цельным способом выражения и общения. Он или она может не приспосабливаться к желательному, «хорошо приспособленному», социально полезному и желательному, или даже "здоровому". Его  могут обозвать "эксцентричным" или "безответственным", "чокнутым" или "нарушителем"; он может быть анархистом, художником, поэтом, или бродягой! (Смеётся)

 

Шербото: Лора, я к сожалению должен убрать слишком "крепкие" выражения из текста, но, думаю желающие всегда могут обратиться к полной версии вашей статьи. Итак, следующий вопрос: Кто же нуждается в терапии?

 

Лора: Люди, которые жаждут терапии и нуждаются в ней — это те, кто застрял в своей тревожности, своей неудовлетворенности, своих неполноценных отношениях и работе, в своем несчастье. Им не хватает поддержки для того типа контакта, который был бы необходимым, или желательным, или адекватным в ситуации, в которой они находятся.

Ныне любой существенный недостаток поддержки переживается как тревога.

Обычно тревога — это то же самое, что недостаток кислорода, но и снижение или даже приостановка дыхания и вместе с этим снижение возбуждения и интереса может уже быть формированием реакции на потенциально опасную ситуацию (прикидываться мертвым) или на требование "контролировать себя".

Существует много степеней раскоординации между поддержкой и контактными функциями: от изредка возникающего беспокойства, неуклюжести и смущения до хронической тревоги и паники. 

У нас сейчас нет времени углубляться в феноменологию этих раскоординаций. Я хочу подчеркнуть только одну вещь: неуклюжесть и смущение — это потенциально творческие состояния, временное отсутствие баланса, которое мы переживаем на границе роста, когда мы одной ногой стоим на знакомой, а другой на незнакомой земле, это само по себе -  переживание границы!

Если мы мобильны и позволяем себе колебаться, мы можем поддерживать возбуждение, игнорировать и даже забыть о неуклюжести, достичь новой земли, а вместе с тем — большей поддержки. Эту грациозную неуклюжесть можно наблюдать в любом маленьком ребенке, пока он не социализируется и не начнет следовать цивилизованному требованию «не горячиться». 

 

Шербото: Вы говорите об "интроектах"?

 

Лора: Да, и я знаю по собственному опыту, как трудно избавиться от интроектов, которыми мы были обременены большую часть своей жизни. В этой точке я почти всегда чувствую себя немного неуклюжей и смущенной.

Прямо сейчас я чувствую некоторое напряжение, поскольку не до конца знаю, с кем я разговариваю, а точнее — к кому обращаюсь. Но я также знаю, что перенесу это. Я научилась жить с неопределенностью без тревоги.

 

Шербото: Вернёмся к обсуждению гештальт-терапии, хорошо?

 

Лора: То, как мы способствуем развитию более гибких поддерживающих функций у наших пациентов, зависит от поддержки, которая есть у нас и нашего осознания того, что доступно у наших клиентов. 
Хороший терапевт не пользуется техниками, он применяет себя "в" и "к" ситуации со всем тем знанием, навыками и всем жизненным опытом, которые интегрированы в его бэкграунд и со всем осознаванием, имеющимся у него в любой данный момент.

 

Шербото: Мы возвращаемся к тому, что гештальт-терапия - это нечто большее чем набор техник?

 

Лора: Да, поэтому я бы говорила скорее о стилях терапии, нежели о техниках. В рамках гештальт-терапии применима почти любая техническая методика, если она экзистенциальная, опытная и экспериментальная, применима в той степени, в которой может быть мобилизована поддержка, то есть, если клиент уже осознает, или можно сделать так, чтобы он осознал, "что" и "как" он делает сейчас, и он хочет экспериментировать с расширениями или альтернативами. 

Итак, мы начинаем с очевидного, с того, что непосредственно доступно осознаванию терапевта и клиента, и мы двигаемся отсюда маленькими шагами, которые непосредственно переживаются и, следовательно, легче ассимилируются. 

 

Шербото: Лора, что Вы имеете ввиду под "маленькими шагами"?

 

Лора: Это времяемкий процесс, который иногда неверно понимается теми, кто жаждет легких восторгов и волшебных результатов. 
Но чудеса — результат не только интуиции, но и времени. 

Я с подозрением отношусь к чудотворцам, а мгновенные прорывы меня утомляют. Чаще всего они приводят к негативной терапевтической реакции, к ухудшению или даже к психотическому срыву. 

Здесь виден недостаток уважения к экзистенциальному положению клиента, неприятие его таким, как он есть в этот момент, и попытка отправить его побыстрее туда, где, по-нашему, он должен быть. Это ничего не дает ни для развития осознавания и самостоятельности клиента, ни для роста терапевта.

 

Шербото: Лора, большое спасибо за Ваше интервью, нам, сегодняшним гештальт-терапевтам очень важно мнение создателей метода для понимания того, куда мы можем двигаться дальше!

 

 

* Напоминаю, что для этого литературного гештальт-эксперимента я использовал статью Лоры Перлз "ИСТИННЫЕ И ЛОЖНЫЕ ИДЕИ В ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ"

Потреба походить від треба. Треба з праслов’янської *terba «потреба, необхідність», яке пішло  від *terbiti «очищати від лушпиння; теребити; корчувати; м’яти, смикати; термосити; каструвати».

 

Це про те, що для того, щоб мати необхідність потрібно займатися активністю - смикати, теребити, корчувати. 

 

Коли людина відчуває потребу її організм мобілізує енергію, щоб її задовольнити, а після задоволення енергія стухає. Після чого організм повертається в стан спокою, гомеостазу.

 

В нас ще є "потребувати", "затребувати", "требувати" ніби про різний голод потреб і різний рівень енергії в залежності від голоду.

 

Тобто, це стан в якому для певних життєвих необхідностей організм виділяє енергію для активностей.

 

Цикл пізньолатинською cyclus "коло" походить від гр. ϰύϰλος "коло, коловий рух". Тобто це про рух по колу.

 

Я люблю спостерігати за циклічністю природи:
Схід - зеніт - захід сонця
Літо - осінь - зима - весна

 

Такі ж цикли є в усіх процесах. В гештальт терапії є цикл задоволення потреб:

 

Преконтакт - контакт - повний контакт - постконтакт
За Ф.Перлзом та П.Гудманом.

 

На преконтакті ми відчуваємо дискомфорт, порушення спокою та рівноваги. Це може бути зовнішній та/або внутрішній подразник.

 

Наприклад, смокчуче відчуття в районі шлунку, яке розпізнаємо як голод.

 

На контакті з'являється енергія для задоволення голоду, ми вирішуємо, що хочеться з'їсти, дивимося що доступно в холодильнику чи варто йти в магазин, обираємо шматок торта. 

 

На повному контакті їмо його, зливаємося з тортом, пережовуємо,  відчуваємо смак, консистенцію крему, структуру тіста, температуру. 

 

На постконтакті відчуваємо задоволення голоду і як нам з цим. Якщо є нудота, бо крем надто жирний або голод наступає знову за півгодини то вирішуємо більше не їсти цей торт. Якщо ж є задоволення, все підійшло, було смачно, то вирішуємо іноді їсти цей торт.

 

Цей цикл ми проходимо за день по багато разів. Але іноді люди зупиняють і модифікують цикл. Не у всіх ситуаціях найбільш підходящим варіантом є допроходження циклу. Люди обирають і творять модифікації в різних ситуаціях. 

 

Неблагоприємним стає коли є застрягання в певній модифікації і є неможливість задоволення певного типу потреб.

 

Всі потреби від простих до складних проходять цей цикл.

 

Надалі на цю статтю буду посилатися в наступних, як на базову.

Гуманистический подход к психотерапии К. Роджерса сформировался на базе критики поведенческого подхода, который казался Роджерсу слишком формальным, директивным и объективирующим клиента. Вместо того, чтобы рассматривать человека как разумное животное, которое вынуждено обуздывать свои инстинкты, чтобы не причинять вред другим людям, К. Роджерс предложил такой подход, который позволил бы вернуть глубинную веру в позитивную и созидательную природу человека. Для него человек - не набор инстинктов, стимулов и реакций, а творческое существо, которое нуждается в любви и принятии для исцеления и здоровой социализации.

Работая с людьми с нарушениями поведения и адаптации, он отмечал, что только принимающий подход позволяет им вернуть доверие к себе и способность действовать, исходя из конструктивных мотиваций. Так, например, за агрессией он обнаруживал глубоко скрытую за ней боль. За антисоциальным поведением - нехватку любви и принятия.

В своём подходе К. Роджерс исходил из того, что клиент является лучшим экспертом в области собственной жизни, а задача терапевта - слушать и внимать, сохраняя контакт со своими чувствами и возвращая этот контакт клиенту. В этом подходе именно уникальный терапевтический контакт между психологом и клиентом является исцеляющим, поскольку в нём клиент получает тот опыт здоровых, открытых и зрелых отношений, который недополучил в жизни. Чтобы создать возможность для переживания такого опыта, терапевту нужно быть конгруэнтным, т.е. целостным. Свободно и искренне вносить свои чувства в терапевтическое пространство. Не обманывать клиента. Не закрываться от подлинного контакта интерпретациями или конструктом "переноса", а быть непосредственно и быть настоящим.

Такая терапевтическая роль предполагает высокую степень ответственности и зрелости самого терапевта, ведь, чтобы создать здоровые и зрелые терапевтические отношения, психолог должен быть в достаточной мере устойчивым и внимательным как к самому себе, так и к другому.

Избавление от интерпретаций в гуманистическом подходе позволяет психологу не быть директивным. Исходить из реальности, слушать клиента, не навязывать свою позицию, не давить, не принуждать и не уходить от контакта. Избавление от понятия переноса помогает не патологизировать клиента и не превращать терапевтические отношения в искусственные. Оба приёма позволяют достичь большей близости, естественности и спонтанности в терапевтическом пространстве.

Сложность применения такого подхода состоит в том, что открытое пространство неизбежно должно быть чем-то заполнено. И, если нет техник, готовых интерпретаций и работы с переносом, в терапевтическом контакте открывается широкое поле для свободы и творчества. Без готовой структуры терапевтический процесс каждый раз становится иным, ведь любовь и принятие, несмотря на универсальность этих чувств, в каждом индивидуальном случае будут выражаться по-разному. А, значит, успех такой терапии во многом будет зависеть от опыта и интуиции терапевта, от умения установить уникальный контакт, в котором клиент почувствует, что его любят и принимают таким, какой он есть, вне зависимости от чувств, которые он сейчас выражает.

Предельная безоценочность Роджерса выглядит как терапевтический идеал, доступный далеко не каждому специалисту. Ведь быть по-настоящему безоценочным и подавлять в себе автоматически и по привычке возникающие оценки - это разные вещи. А, чтобы прийти к подлинной безоценочности, терапевту необходимо быть очень проработанной личностью, из чего следуют закономерные ограничения в применимости этого подхода. Далеко не все начинающие терапевты могут за короткие сроки вырасти до уровня такого принятия.

Несмотря на практические трудности применения этого подхода, связанные с отсутствием конкретных техник, методов принятия и демонстрации этого принятия клиенту, гуманистический подход задаёт ценностную планку, к которой, на мой взгляд, стоит стремиться каждому практикующему психологу. Этот идеал состоит в том, чтобы быть любящим и принимающим, целостным и конструктивно действующим в согласии с собой, эмоционально отзывчивым, эмпатичным и чувствительным.

Но всё же без конкретных техник и методов трудно найти форму выражения такого принятия. А, значит, в большинстве случаев одного гуманистического подхода недостаточно - необходимо ещё что-то, что позволило бы структурировать терапевтическое пространство и опыт клиента. Например, гипотетические, но не универсальные для всех концепты, терапевтические вопросы, упражнения и гибкие техники, направляющие процесс самопознания, но не ограничивающие его слишком жёсткими рамками.

В этом смысле, гуманистический подход вряд ли сильно противоречит поведенческому, ведь в некоторых случаях у клиента может быть запрос на анализ деструктивных убеждений, изменение привычек или формирование новых навыков. Но суть гуманистического подхода не в том, чтобы не откликаться на такие запросы, а в том особом отношении, которое в идеале должно пронизывать весь терапевтический процесс, чтобы он был эффективным. Ведь трудно по-настоящему помочь чужому и безразличному человеку, который воспринимается психологом лишь в качестве объекта. Чтобы исцеление могло свершиться, необходим контакт и обмен, а, значит, из этого процесса невозможно изъять глубинную личностную вовлечённость психолога, которая по умолчанию подразумевает доверие клиенту, уважение к его "нет", готовность быть рядом и оказывать поддержку на пути самопознания.

И тогда любому психологу, в любом подходе иногда полезно обратиться к трудам Роджерса и задать себе проверочные вопросы: "Насколько сейчас я слышу и готов слышать своего клиента? Не слишком ли я настойчив в интерпретациях? Не пытаюсь ли я заполнить ими нехватку контакта? Насколько моя интерпретация сейчас вдохновляет клиента к самопознанию? Не заслоняет ли она его от меня и от него самого?". Согласно логике Роджерса, интерпретации могут быть опасны тем, что они ограничивают свободу как терапевта, так и клиента. Обретаемый с их помощью терапевтический эффект носит временный характер, когда их автором не является сам клиент. Поэтому для долгосрочного эффекта было бы полезнее принять неопределённость и научиться быть в ней до тех пор, пока клиент самостоятельно не созреет для большего самораскрытия и не породит лучшее для себя решение из глубин самого себя.