Публикации с тегом гештальт-подход (5)

Решающим вопросом, с которым мы сталкиваемся в психологии и других науках о человеке, является разрыв между абстрактной правдой и экзистенциальной реальностью живущего сейчас человека. Сейчас мыслители, психологи и психиатры экзистенциального направления настаивают на том, что для науки о человеке необходимо и возможно изучать человеческие существа в их действительности. Суть экзистенциального подхода состоит в том, что он возвращает внимание к целостному человеческому существованию: «Человек превосходит сумму своих частей» (Р. Mэй, 1958). Эта идея широко развивается и в гештальт-терапии.

[1]

[3]

В данной статье я коснусь темы нарциссического расстройства характера в свете гештальт-терапевтического подхода, феноменологические наблюдения (описание части терапевтической сессии), некоторые теоретические аспекты по данной теме, а также метод работы и анализ возможной динамики терапевтической работы.

К сожалению, работая над данной статьей, я столкнулся с недостатком публикаций по теме в свете гештальт-подхода, однако, существует достаточно большая база теоретических и практических научных работ, написанных с точки зрения психодинамической теории. Поэтому, в некоторых случаях, я буду переводить на «гештальт-язык», а, возможно, и переосмыслять отдельные аспекты теории и практики, затронутые в трудах по психоанализу.

Нарциссическое расстройство

Согласно Американской психиатрической ассоциации, расстройство личности представляет собой личностный тип или поведенческую тенденцию, характеризующуюся значительным дискомфортом и отклонениями от норм, принятых в данной культуре. Это тяжёлое нарушение характерологической конституции и поведенческих тенденций индивидуума, вовлекающее обычно несколько сфер личности и почти всегда сопровождающееся личностной и социальной дезинтеграцией.

Таким образом, согласно DSM-IV, нарциссическое расстройство личности проявляется всеобъемлющей напыщенностью (в фантазиях и поведении), потребностью в восторженном отношении и недостатком эмпатии, что можно заметить начиная с позднего отрочества в различном контексте по пяти или более из нижеперечисленных признаков:

*(Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders: DSM-IV / American Psychiatric Association. — 4th edition. — Washington, D.C.: American Psychiatric Publishing, May 1994.)

Нэнси Мак-Вильямс описывает личность с нарциссическим расстройством как «организованную вокруг поддержания самоуважения путём получения подтверждения со стороны», уточняя, что речь идёт о людях, для которых эта задача затмевает все остальные, а не о просто чувствительных к критике или похвалам. «Озабоченные тем, как они воспринимаются другими, нарциссические люди испытывают глубинное чувство, что они обмануты и нелюбимы». Также обращается внимание на то, что нарциссическая патология — это не сохранившееся до взрослого возраста нормальное детское чувство собственной грандиозности, а скорее компенсация ранних, и потому глобальных разочарований во взаимоотношениях.

Отто Кернберг – один из крупнейших специалистов в области расстройств личности, сформулировал структурные особенности пациентов с тяжелыми расстройствами личности, лежащими за видимым многообразием их симптомов:

Гештальт-подход

Теперь опишем нарциссическое расстройство характера с позиций гештальт-подхода. Напомню наиболее важные для меня принципы гештальт-подхода при психотерапии расстройств характера:

Как писал Ф. Перлз, накопление незакрытых гештальтов – полностью или частично неудовлетворённых потребностей, происходит в процессе приспособления организма к окружающей среде и проявляет себя повторяющимися затруднениями этого процесса – расстройствами «Self». Тремя функциями «self» являются id, Ego и Personality.

Расстройства характера проявляются потерей одной из функций, либо дисбалансом между их взаимодействием, когда присутствует совокупность устарелых реакций, застывших в виде «структуры характера», воспроизводящей модели поведения, усвоенные когда-то раньше и в другом месте, что ведёт к нарушению творческого приспособления организма к окружающей его актуальной среде.

Для терапевта важно обратить внимание на функционирование организующего поля «нарцисса». Работа происходит на «границе контакта», и в работе с таким клиентом будут проявляться паттерны не позволяющие ему удовлетворять свои потребности, то есть будет заметно, какая часть «self» клиента нарушена.

Нарушения «Self»

С точки зрения гештальт-подхода, функция «Ego» отвечает на вопрос: «Что я хочу и чего я не хочу?» Однако при нарциссическом расстройстве Ego-функция оказывается нарушенной, поскольку функция «Personality» искажена. Условно, функция «Personality» отвечает на вопрос: «Кем я являюсь и кем я не являюсь?», то есть, функция «Personality» является способом, которым человек предъявляет себя миру.По описанию О. Кернберга, особенности самоощущений и представлений о себе у людей с нарциссическим диагнозом заключаются в ощущениях пустоты, фальши, стыда, зависти или в полярных переживаниях – самодостаточности, тщеславии, превосходстве.

Эти полярности - противоположные состояния в восприятии собственного Я - «Грандиозное либо ничтожное».

Таким образом, мы видим, что вместо актуальных выборов, Ego-функция «нарцисса» занята обслуживанием неадекватной функции «Personality». Кроме того, функция «Personality» сформирована не в контакте с id –функцией, поскольку на вопрос «В чем я нуждаюсь?» - как мы увидим ниже, у нарциссического клиента нет «своего собственного», актуального и адекватного текущей ситуации, ответа.

Также заметно, что граница контакта нарциссической личности является слишком застывшей. На этот важный паттерн, который проявляет себя, поскольку нарциссическая личность не предпринимает никаких рисков во время контакта, избегая его, главным образом, путем ретрофлексии, указывают некоторые авторы, работающие в гештальт-подходе. По их мнению, ретрофлексия в этой ситуации означает, что когда такой клиент разочарован, он сохраняет свое чувство разочарования внутри себя и трансформирует его в направлении совершенства. Он становится направленным внутрь себя и не открывает границ для столкновения, в котором отношения «Я-Ты» становятся «Мы».

Формирование расстройства

Дефицитарная среда, в которой рос «нарцисс»:

беспомощные родители, не справляющиеся со своими потребностями, пытающиеся реализовать себя в детях.
Послание его родителей может звучать так: «Не будь тем, кто ты есть, будь тем, каким мне нужно, чтобы ты был, и я полюблю тебя».

Со стороны ребенка - озабоченность, поглощенность оценками, ориентация на оправдание чужих ожиданий.

Страсть к идеальному миру и неприятие «не идеальности» в себе.

Одиночество, неуверенность в том, что мир примет его таким, каков он есть, много ожиданий.

Игнорирование реальности.

Выработка защиты с помощью обесценивания окружения.

Таким образом, человек с нарциссическим расстройством личности постоянно живет в поле высоких ожиданий, связанных с достижениями, но редко обращается к себе как к «достойному собеседнику» для того чтобы принять решение. Характерна постоянная потребность в достижениях для подтверждении своей ценности, которая хронически фрустрирована. Это невнимание и неуважение к собственной личности естественно проецируется и на других. Поэтому, о таких людях нередко говорят: «Он занят только собой и больше никем не интересуется».

Один из постоянных паттернов поведения «нарцисса»: как только он убеждается, что может сделать что-то, интерес к этому пропадает. Контакт ему не очень интересен, а погружение в мир переживаний другого человека часто вызывает сильное напряжение и раздражение.

Некоторые авторы называют этот феномен «верхушечные ценности»: «нарциссу» важно определить, что знает и умеет «другой», насколько он ценен и можно ли рассказать о себе что-либо подобное, возможно ли с ним конкурировать.

Многие его действия и достижения имеют целью отрицание болезненной нехватки самоуважения и предпринимаются для того, чтобы не чувствовать ее.

Клиент "N" - Молодой человек, представитель «модной» творческой профессии. Несдержан, часто нарочито груб даже «хамоват», требует восхищения от других, на словах декларирует, что является исключительно особенной, разносторонней личностью.

Клиент: (сидит на стуле развалившись) ...Вот вчера видел знакомую на мероприятии... (насупившись) ...как они меня достали...

Терапевт: Расскажешь что случилось?

К.: Да... (пауза, не смотрит на терапевта) ...ты же знаешь, я бизнес запустил, а она такая подходит: «Ну как там твое дело? Расскажи!» - я сразу понял, что она издевается... (подается вперед, внимательно смотрит на терапевта)

Т.: эээ...

К.: Она думает, что если у меня что-то получилось, то она это сделает, вообще не напрягаясь... (смотрит внимательно, плечи поднимаются, взгляд слегка исподлобья)

Т.: Похоже, что для тебя очень важен твой бизнес.

К.: Да! Я столько сил и нервов трачу... (далее идет рассказ о перипетиях дела, основной мотив «Я хочу убедить тебя, что я побеждаю людей и обстоятельства, являясь для всех примером»)... А она считает меня...

Т.: Ты сказал, что она интересовалась, как ты построил дело? Похоже, что ты являешься для нее неким эталоном успешного бизнесмена.

К.:(откидывается назад, внимательно смотрит на терапевта) Как?..

В этом случае терапевт помогает клиенту быть внимательным к возникающим фигурам, проявляет терпение, избегая фрустрации, позволяет клиенту самому совершать «маленькие открытия» и не спешит «осознавать» за него.

 

Работа с нарциссическими клиентами — это очень длительная и медленная работа в зоне пре-контакта, когда терапевт должен быть готов к постоянному обесцениванию клиентом достижений терапии и к постоянному беспокойству клиента об эффективности процесса.

Этапы психотерапии с нарциссическим расстройством характера схематично выглядят таким образом:

Важно: не иерархические а эгалитарные отношения, создание принимающей и поддерживающей среды. Встреча клиента, получение от него осознанного "да".
Одно из важных направлений – это создание «здорового Мы», поэтому, при формировании терапевтических отношений, появляется уже заметный терапевтический прогресс.

Клиент оценивает и себя и терапевта. Это место, обычно для терапевта очень трудное, поэтому важно понимать - клиент исходит не из потребности, а из характера. Поэтому, необходимо дать выбор и помогать клиенту встретить реальность. Или, другими словами - терапевту необходимо оставаться в реальности и встречать там клиента. (Например, О. Кернберг предлагает тактично, но настойчиво конфронтировать с проявлениями грандиозности, а также систематически интерпретировать защитные механизмы, используемые нарциссом, и прояснять чувства.)

Не «пере-» и не «недо-» оценки - иначе он не почувствует искренности. Нарциссу трудно быть в группе: трудно показывать слабые стороны и трудность принимать слабости. Чувствует опасность от окружения.
Работа на осознавание или на нахождение взрослых аналогов детских потребностей
Нахождение ценности близости и отношений с другими людьми, переживание реальных адекватных чувств, осознание собственных тревоги одиночества, а не избегание их -необходимо для восстановления саморегуляции личности «нарцисса».

 

Таким образом, мы увидели, что при восстановлении «Self», «нарцисс» может привести свое представление о себе к реальности, восстановить связь с id-функцией, а также адаптивно использовать функцию «Ego», восстановить чувства эмпатии, любви, и в дальнейшем не поддавться тревоге и «обесцениванию» себя и окружения, что позволяет личности полноценно функционировать в поле организм/среда.

 

 

Перлз Ф. Практика гештальт-терапии. – М: Институт общегуманитарных исследований, 2000

Гингер С., Гингер А. Гештальт-терапия контакта. – СбБ.: Специальная Литература, 1999

Отто Ф. Кернберг Тяжелые личностные расстройства: Стратегии психотерапии - : Класс Независимая фирма; 2005

Резник Р.В. «Порочный круг» стыда: альтернативный гештальт-подход // Российский гештальт. Новосибирск; Москва, 1999,

Мак-Вильямс, Нэнси. Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры личности в клиническом процессе — Москва: Класс, 1998.

Еремеев А.Н. Материалы лекций. - Бишкек, 2015 

Контакт -

 

 

 

 

Данная статья появилась на свет как результат размышлений об особенностях работы студентов долгосрочных образовательных программ по гештальттерапии.

С моей точки зрения, гештальттерапия не является самостоятельной профессией, а является специализацией в деятельности психотерапевта или психолога - консультанта, поскольку является одним из направлений психотерапии в целом.

И в зарубежной, и в отечественной практике вопрос о различиях и о  разграничении между психологическим консультированием и немедицинской психотерапией, как видами деятельности практикующего психолога, остается открытым.

Так, Р.Кочюнас описывает двухполюсную модель Л. Брамера и Е.Шострома, где психологическое консультирование занимается решением ситуационных проблем, возникающих у клинически здоровых людей и решаемых на уровне сознания, а к области психотерапии относится стремление к глубокому анализу проблем с ориентацией на бессознательные проблемы и структурную перестройку личности. К.Гелсо, Б.Фретц и Д.Блошер выделяют помимо клинического здоровья такие аспекты, отличающие консультирование, как краткосрочность, ориентация на настоящее и будущее, фокусировка на проблемах взаимодействия личности и среды.

Рассмотрим критерии, определяющие эти различия. Первым из них может являться время, затраченное на индивидуальную работу,  количество встреч с клиентом. Однако если отличия краткосрочного – разового, к примеру, консультирования и долгосрочной, длящейся несколько лет психотерапии, выглядят очевидными, то существование долгосрочного консультирования, наряду с краткосрочной терапией, существенно затрудняет подобное разграничение. И поскольку возможна краткосрочная психотерапия, длящаяся пять встреч и долгосрочное консультирование, продолжающееся десять встреч, то становится ясным, что количество используемого для работы времени не является достоверным критерием для обозначения отличий консультирования от терапии.

Какие же еще критерии могут быть выделены для различения психотерапии и психологического консультирования?

Юлия Алешина определяет психологическое консультирование как «…непосредственную работу с людьми, направленную на решение различного рода психологических проблем, связанных с трудностями в межличностных отношениях, где основным средством воздействия является определенным образом построенная беседа». 

Основываясь на этом определении, можно говорить о том, что предметом психологического консультирования, как правило, являются межличностные отношения и затруднения в их установлении, поддержании, и регуляции, а целью, в самом общем виде, будет улучшение межличностных отношений клиента. Иными словами, психолог-консультант, как правило,  занимается вопросами нарушения у клиента отношений с окружающими людьми: детьми, родителями, мужем или женой, начальником или коллегами; снижение конфликтов дома и на работе, восстановление взаимопонимания с супругом или ребенком становятся целью психологического консультирования, тогда как  общая цель психотерапии может быть обозначена как  структурная перестройка личности.

Подобная структурная перестройка в рамках многообразия направлений психотерапии обозначается с помощью различных понятий, но общим предметом для всех подходов будут внутриличностные изменения, влияющие, в свою очередь, на способность клиента создавать и регулировать межличностные отношения. Иначе говоря, психотерапевт значительно большее внимание уделяет устройству внутренней жизни клиента – его страхам, самооценке, внутриличностным конфликтам, неуверенности в себе, склонности к изоляции, избеганию, соматизации или формированию симптомов, ригидности суждений, экзистенциальным кризисам и тому подобным вопросам, разрешение которых способно изменять поведение клиента при поддержании отношений со значимыми людьми.

Во многом цели взаимодействия клиента с консультантом или терапевтом определяются запросом клиента. Соответственно, запросы для консультирования и запросы на психотерапию будут различаться, отличия  определяются в первую очередь локусом ответственности, заключенным в первичной жалобе клиента. Если локус ответственности помещен вовне, например: «У меня такой непослушный ребенок, сделайте его более послушным, или скажите, что нужно сделать, чтобы ребенок меня  слушался»», или «Муж мне совершенно не помогает, как дать ему понять, что он неправ?», то клиентка пока готова только к психологическому консультированию. Данный вывод основан на том факте, что  у нее нет понимания собственного вклада в разлад с мужем и ребенком, нет готовности и интереса к собственным изменениям, отсутствует согласие на ту самую структурную перестройку личности.

Если же локус ответственности помещен вовнутрь, то запрос будет  звучать иначе: «Хочу разобраться,  я как-то так разговариваю с ребенком, что он меня не слушается»; или «Замечаю, что веду себя при муже таким образом, что ему незаметно, когда мне требуется помощь, хочется это изменить».

 Подобная  формулировка означает, что клиент признает свою ответственность за сложности, возникающие в отношениях, и заинтересован в собственных изменениях более, нежели в изменении окружающих.

При запросе на консультирование от терапевта потребуется дополнительная работа, направленная на присвоение ответственности клиентом, поскольку даже при консультативной работе нужен контракт, подразумевающий определенное участие и вклад клиента. Необходимо понимание клиентом того, что для реализации его запроса придется ему самому  производить некую внутреннюю работу – размышлять, наблюдать за собой и за другими, анализировать поступки и отношения. При продуктивном консультативном процессе постепенно приходит готовность пробовать что-то другое, в чем-то измениться. Однако между готовностью опробовать иные способы поведения и готовностью внутренне измениться существует определенная разница; можно попробовать по-другому себя повести в типичной ситуации, и, не задумываясь о причинах прежних форм поведения.

 Клиент: «У нас происходят постоянные конфликты с ребенком».

Терапевт:  «А вы попробуйте поставить себя на его место, вам было бы приятно такое обращение?»

Клиент: «Ой, нет, не хотелось бы, спасибо, я поняла, не буду командовать, буду обсуждать».

И такой работы может оказаться достаточно, чтобы отношения нормализовались. При этом клиент не задумывается, что его побуждало к доминированию или гиперопеке.

Изменения же требуют большего внутреннего самоанализа. В этом проявляется еще одно отличие консультирования от терапии – отличие направленности во времени.

Как правило, консультирование исследует процесс, происходящий в настоящем, и производится попытка разрешить некоторое затруднение, чтобы улучшить ситуацию в будущем: «Мы сейчас много ругаемся с мужем, что нужно делать, чтобы отношения стали менее конфликтными?», «Я очень теряюсь на собеседованиях при устройстве на работу, как проявлять себя более уверенно?». В терапии же, начиная со времен психоанализа, традиционно уделяется много времени прошлому опыту и влиянию этого опыта на организацию  нынешних затруднений клиента. Возможность переосмыслить прежний опыт, изменить привычные взгляды, опровергнуть семейные сценарии и родительские послания, найти внутреннюю опору, интегрировать отторгаемые части собственного «Я», эта возможность и создает условия для структурной перестройки личности, влекущей за собой изменения в поведении, отношениях и образе жизни клиента.

Существует еще несколько значимых отличий психологического консультирования от психотерапии, в частности, консультирование ориентировано на клинически здоровых людей, тогда как терапия может проводиться и с людьми, имеющими нарушения с клинической точки зрения, однако для этого психотерапевту требуется  большее количество специальных знаний.

Другим принципиальным отличием будет построение и использование клиент-терапевтических отношений, чрезвычайно значимых в психотерапии и редко возникающих в процессе психологического консультирования. Если полагать, что в консультировании основной техникой является специальным образом построенная беседа, то в психотерапии клиент-терапевтические отношения являются одним из важнейших технических и методических средств. Выявление феноменов переноса и контрпереноса, свидетельствующих о значимости личных отношений клиента и терапевта, дают возможность терапевту предъявлять свои собственные реакции, возникающие в ответ на действия или реплики клиента, и, таким образом, исследовать любые сложности и искажения, появляющиеся в отношениях и оказывающиеся типичными для клиента.

К. – Мне трудно устанавливать контакты с людьми и общение быстро сходит на нет, мной никто не интересуется, все как будто избегают..

Т. – А в нашем контакте, что вам важно было бы получать от меня?

К. – Ну, вы приятный человек, но если бы вы были повеселее, а говорили побыстрее и пообразнее, мне с вами было бы лучше…

Т. ( в легком замешательстве) – Ну, я, кажется, начинаю понимать ваших окружающих… Мне тоже захотелось от вас отстраниться…

К. – И вам тоже? Но что я такого сделал?

Т. – А вы заметили, что в одной фразе успели описать, с вашей точки зрения, три моих недостатка?

К. – Не может быть… я вовсе и не намеревался…

Проблемы взаимонепонимания, искажения восприятия, неточность и неконгруэнтность самопредъявления, склонность к обидчивости или самоуничижению, гиперконтроль или излишняя уступчивость, неспособность сказать «нет» или отстаивать свои интересы; - все это может быть проявлено и обсуждаемо не на материале реальных конфликтов, случавшихся «там и тогда», а непосредственно между клиентом и терапевтом, где последний может давать ценные и  достоверные обратные связи, основываясь на идее воспроизведения клиентом привычных стереотипов построения/разрушения отношений в контакте с терапевтом.

В процессе консультирования консультант практически не может использовать свои собственные реакции на клиента, кроме как для диагностики, поскольку не успевает стать значимым персонажем в жизни клиента, и привнесение собственных реакций может вызывать сильное недоумение у клиента, дескать: «Вы-то тут при чем? мы вроде о моих проблемах говорим?».

Максимум, что ему доступно, это реплики типа: «Полагаю, что на месте вашего мужа, я бы чувствовал…..», и то, они могут вызывать несогласие и сопротивление клиента: «Вы его просто не знаете!».

Но использование клиент-терапевтических отношений не является единственным техническим различием терапии и консультирования,   если считать, что основным инструментом работы психолога-консультанта является беседа, то психотерапевт, безусловно, использует более широкий спектр техник, даже будучи ограничен рамками одного подхода. К ним могут быть отнесены как классический анализ сновидений, так и обмен ролями, дублирование, медитации, концентрация на телесных ощущениях и упражнениях, рисование, кукольное интервью, генограмма, работа с пустым стулом, суггестивные внушения,  танец, циркулярное интервью, семейная скульптура, парадоксальные директивы, работа с песком и многое другое.

  Можно предположить, что специалист, владеющий как навыками проведения краткосрочных консультаций, так и долгосрочной терапии, способен даже в рамках психологического консультирования использовать отдельные технические приемы, помимо беседы, позволяющие провести более эффективное воздействие. Основываясь на этом предположении, хотелось бы обсудить, какие технические приемы гештальттерапии могут быть продуктивно использованы в рамках психологического консультирования.

Однако прежде чем перейти к обсуждению технических приемов, необходимо более ясно очертить специфические отличия гештальттерапии от остальных направлений психотерапии.

Задача эта не столь проста, как можно предположить, поскольку теория гештальттерапии, как и всякий развивающийся теоретический подход, обладает внутренними противоречиями, представители разных школ рассматривают одни и те же понятия под разным углом, вкладывая различные оттенки смыслов, вплоть до взаимоисключающих.

Тем не менее, если выделять набор понятий, концептуально отличающих гештальттерапию от иных подходов, то можно рассматривать такие понятия как:  теория поля, феноменология, диалог, осознавание, контакт, фигура\фон, завершенный и незавершенный гештальт, саморегуляция, здесь-и-теперь, эксперимент.

Способность клиента к осознаванию себя в здесь-и-теперь является одним из центральных фокусировок гештальттерапии.  Если проанализировать описание Лорой Перлз двух случаев из ее долгосрочной практики работы с клиентами, то становится заметно, что развитие способности клиента к концентрации внимания на себе, сознавание своего дыхания, мыслей, телесных реакций в актуальном состоянии, оказывается как одной из целей гештальттерапевта, так и одним из основных инструментов работы для улучшения контакта клиентов с окружающим миром.  Однако использование этого инструмента в консультативной работе часто оказывается затруднительным, как по причине внешнего локуса ответственности у клиента и отсутствия готовности фокусировать собственное внимание на себе самом, так и по причине краткосрочности консультирования. Как правило, способность к осознаванию себя формируется в течение некоторого времени и требует от клиента специальной сосредоточенности на себе, что для многих, не готовых к серьезной внутренней работе,  также становится затруднительным.

Концепция завершенного и  незавершенного действия, напротив, прекрасно укладывается в рамки консультативного процесса, поскольку может быть предъявлена и экспериментально опробована в ходе взаимодействия клиента с консультантом. Примером тому может являться использование техники пустого стула для выражения вовне мучительного для клиента переживания, не предъявленного вовремя во взаимодействии со значимым человеком. «Новый начальник в первый день на меня накричал, уже прошел месяц, но я не могу с ним разговаривать, все стараюсь передавать через секретаршу, а это мешает работе…»; «мы давно расстались с молодым человеком, он уехал в другую страну, но я продолжаю изводиться от чувства вины и не знаю что сделать…». Применение техники пустого стула позволяет выразить переживание и, таким образом, «завершить гештальт», в процессе краткосрочного, даже единократного консультирования.

Использование феноменов в работе с клиентом, безусловно, является частью инструментария гештальттерапевта как при долгосрочной гештальттерапии, так и в ситуации консультирования. Если обращать более пристальное внимание на телесные или эмоциональные проявления клиента в ходе консультации, можно обнаружить сферы, где заблокирована энергия, необходимая для достижения поставленных целей  или выявить зоны подавляемых чувств, скрытых предубеждений, являющихся основой для возникновения разного рода конфликтов в рабочих и семейных отношениях. Обнаружение и обсуждение подобных феноменов может явиться достаточным результатом для клиента в рамках краткосрочного консультирования.

Концепция диалога, заимствованная гештальттерапией у Мартина Бубера, являясь одной из фундаментальных основ, может быть применима скорее в долгосрочной терапии, где длительное интимно-личностное общение создает условия для подлинной встречи «Я» и «Ты», нежели в практике консультирования, где клиент чаще воспринимает консультанта как специалиста, способного помочь ему в решении проблем, а не как многогранную личность, партнера для духовного роста.

Теория поля, несомненно, обогащает как длительную гештальттерапию, так и краткосрочное консультирование, несмотря на противоречия, существующие в подходах разных школ гештальттерапии к самому понятию поля. Например, поля, в частности, образуемого в ходе взаимодействия клиента с терапевтом, более естественно использовать в ходе обсуждения клиент-терапевтических отношений в рамках долгосрочной терапии. Тогда как – ничто не может быть исключено из поля как малосущественное – особенно актуален в ходе краткосрочной консультации, когда у терапевта нет достаточно подробной информации о клиенте. Любые феномены: паузы, изменения интонации, вздохи, жесты, изменения мимики или позы, - могут указывать на наличие неких элементов, упускаемых клиентом из виду, но, возможно, значимых для понимания полноты ситуации.

К. – У меня ссорятся дети… Иногда даже дерутся… Что делать, как себя с ними вести?

Т. – А сколько лет детям?

К. – 7 и 10….

Т. – А что вы делаете, когда они ссорятся?

К. – Я говорю старшей, что она должна быть умнее и уступать… А учителя жалуются, что она дерзит и никого не слушает…

Т. – Должна быть умнее и уступать? (Дублирует интонацию клиента)

К. – Конечно!... должна же она понимать, что мне и так трудно… Второй брак… Муж и так недоволен, как я ее воспитываю… Сыном-то он сам больше занимается, а за дочку с меня спрашивает, почему она посуду не моет и по дому не помогает…

Очевидно, что клиентка находится в слиянии с дочерью, (или с ее образом),  не отдавая себе отчета, как  может восприниматься ситуация с точки зрения девочки и почему она себя ведет так непослушно и дома и в школе. При этом она упускает из виду разделение в глазах мужа детей на «нашего» и «твоего» и позиционирует проблему только как конфликт между детьми. Все составляющие семейной ситуации, игнорируемые клиенткой, необходимо обсудить в процессе консультации для более полного понимания и изменения процессов, происходящих в семейном поле.

Говоря о теории поля, нельзя не упомянуть понятие фигуры\фона, которыми,так или иначе,  и образуется «субъективное» поле клиента, (как, впрочем, и терапевта), в каждый момент времени, «здесь–и–теперь». Наиболее эмоционально заряженные элементы поля, связанные с актуальной потребностью, образуют фигуру, выступающую из менее заряженного фона. Как только потребность, так или иначе, удовлетворена, фигура разрешается, завершается, теряет свою эмоциональную заряженность, и ее элементы уходят обратно в фон, из которого вновь начинают выделяться наиболее заряженные элементы, образуя следующую фигуру. Процесс этот непрерывен, если только слишком эмоционально заряженная фигура, не получившая должного разрешения, не начинает образовывать незавершенный гештальт.

Так же важно понимать, что процесс образования фигуры в фоне «субъективного» поля клиента всегда происходит только в реальном времени, иначе говоря, в «здесь–и–теперь». Даже если фон событий, породивших незавершенный гештальт, находится за пределами кабинета, в котором происходит сеанс консультирования или терапии, даже если события эти принадлежат далекому прошлому, актуализация воспоминаний, сомнений и переживаний клиента происходит только в «здесь–и–теперь». Этот фон и эта фигура могут не иметь никакого отношения к терапевту, но актуализируются его расспросами, его вниманием и интересом к клиенту. Таким образом мы получаем доступ к событиям внутренней жизни клиента, не получившим должного разрешения «там–и–тогда», в его собственной жизни.

В этой точке возможности долгосрочной гештальттерапии и краткосрочного консультирования разнятся. В длительной гештальттерапии терапевт совместно с клиентом могут исследовать процесс построения и разрушения гештальтов: как именно клиент формирует или удерживает свои фигуру, чем и как он искажает или блокирует свое взаимодействие с людьми вообще,  и с  терапевтом, в частности.

В процессе консультирования отношения между клиентом и терапевтом не успевают сформироваться настолько, чтобы их можно было использовать как материал для работы, поэтому более эффективным становится использование терапевтом разного рода экспериментов и техник.

Амплификация применяется для более ясного осознавания телесных и эмоциональных процессов клиента, сопровождающих воспоминания о событиях и отношениях в «там–и–тогда», актуализировавшиеся в «здесь–и–теперь».

Диалог частей может быть использован в ситуациях затруднения с принятием решений.

Обмен ролями позволяет клиенту как оказаться на месте другого, так и посмотреть на себя со стороны.

Использование игрушек может быть полезно как при рассмотрении запутанной семейной ситуации, так и для озвучивания хора голосов в сознании клиента.

Предложение о совместной деятельности  с терапевтом – построить башню из кубиков, нарисовать рисунок, смастерить гирлянду – дают возможность клиенту получить обратную связь от терапевта и более полно осознать склонность к доминированию \ страх оценки \ избегание ответственности или еще какие-то особенности межличностного взаимодействия клиента, в зависимости от запроса и целей консультации.

Все эти техники и эксперименты могут быть с успехом использованы и в ситуации длительной терапии, однако, в ситуации краткосрочного консультирования, они оказываются незаменимым подспорьем для терапевта или консультанта, владеющего соответствующими методами и средствами; и позволяют  продуктивно провести сеанс в рамках психологического консультирования, с использованием технологии гештальттерапии.

Литература

Автор: Мария Лекарева, Ольга Алеева.

 

 

 

Одной из центральных идей гештальт-психологии (и, как следствие, гештальт-терапии), как известно, является понятийная пара «фигура-фон». Вряд ли у меня достанет терпения объяснить ее с азов. Поэтому данный текст рассчитан на читателя, который уже знает, в чем дело.

Вкратце. Гештальт-психология постулирует, что человеческое восприятие (как внешнее, так и внутреннее (восприятие собственных потребностей) тяготеет к однозначному структурированию внешней реальности и внутреннего опыта. Мозг, а за ним - ухо, глаз, пальцы, да и душа (куда деваться) стремятся понимать любую совокупность случайных частей, как целое и придавать этому целому какое-то значение, а то - и смысл. Так, цепочку скобок, загнутых в разные стороны, глазу проще воспринимать, как недорисованые квадраты. Цепочку подков - как круги. Речь, звучащую в белом шуме, ухо сначала желает расшифровать, как родную, и только, если ни одного понятного слова вычленить не удается, мозг смиряется, что лопочут на чужом языке. Незнакомый прямоугольный предмет рука ощупывает, как знакомый, причем мозг психически здоровых людей предлагает наиболее бытовые гипотезы («спичечный коробок», «детский кубик»), а мозг шизофреника - вычурные («обломок космического корабля»). Так или иначе, все сводится к одному: психика стремится сформировать фигуру из фона, опираясь на предыдущий опыт и актуальную потребность. Здоровая психика делает это более успешно, больная - менее. Но тенденция всегда одна: создать фигуру. На бытовом языке восприятие работает по закону «понять и успокоиться». Психотик, как утверждает Тодд Берли, боится фигуры и испытывает сложности с ее созданием. Неудивительно, добавлю я, что психотик вечно лишен покоя.

То же происходит не только в сфере восприятия, но и в сфере удовлетворения потребностей. Человеческий организм, если он нормально функционирует, стремится выделить единственную, наиболее актуальную на данный момент потребность и удовлетворить, структурируя под нее внешнюю среду (фон). Так, если я голоден, я вижу вокруг ларьки, магазины или кафе. Затем я нахожу, где и что поесть, и фигура голода разрушается. Она уходит в фон, позволяя проявиться следующей фигуре (хочу спать, хочу трахаться, хочу написать текст про грязный гештальт, и т.п.).

Далее. Что характеризует инфантильную психику? Ответ прост, если мы вспомним поведение детей: тенденция во что бы то ни стало формировать и продвигать собственную фигуру, в ущерб фону. А фоном, как правило, являются другие люди со своими фигурами. Помните гротескного младенца, персонажа одного из старых диснеевских мультиков? Со словом «печенька» он полз к цели, круша все на своем пути. «Печенька!» - кричал жуткий малыш, пока рушились кухонные полки, билась посуда и мебель сдвигалась со своих мест. Уничтожив все вокруг себя, он достал печеньку и успокоился.

Взрослеющая психика изменяется естественным образом: от фиксации на фигуре - к постепенному учету фона вокруг нее. Неблагополучный подросток уже не рушит кухонную мебель, а просто тихо ворует лишнюю печеньку, прекрасно зная, что взбучка будет позже, когда мама это обнаружит. Еще более неблагополучный подросток ворует не печеньку, а деньги из кошелька у мамы. Чем выше адаптация, чем больше зрелость, тем лучше человек может учитывать фон вокруг себя. И тем лучше, как ни парадоксально, ему удается обслужить тем самым свою фигуру. Так, подросший ребенок ждет прихода взрослых и просит печеньку, а подросток просит деньги и объясняет, зачем они ему нужны. Как можно догадаться, оба оказываются более успешны в итоге.

Помня о том, что большие явления, движимые людьми, зачастую развиваются по тем же законам, что и отдельный человеческий организм, легко понять эволюцию самой гештальт-терапии. Все помнят Перлза, а многие даже читали его «Помойное ведро», в котором он подробно описывал нам, как хорошо и правильно, что всю жизнь он делал все, что взбредет в голову, не заботясь о последствиях. Изредка он прерывается на теоретизирование, однако основной пафос «Помойного ведра» мне всегда казался именно таким. Фрейд (из которого Перлз, собственно, и вылупился в свое время) в его рассуждениях выглядит нудным маразматиком, что очень напоминает подростковое отрицание родительской роли в их жизни. В общем, ранний Перлз - квинтэссенция раннего гештальта.

Как можно теперь догадаться, история развития гештальта, идет по тем же законам, что и развитие того самого младенца. Оговариваясь, что не считаю себя в праве рассуждать о психоанализе, думаю, тем не менее, что и с ним происходят весьма похожие процессы. Как выглядит гештальт сейчас? Беглое воспоминание всего, мною когда-либо услышанного или прочтенного, а также опыт многолетнего бытия в западных обучающих программах и лучшие образцы отечественных (группы Дологополова, например), - говорят о том, что современный гештальт давным-давно способен охватить не только локальную фигуру, но и фон, ее окружающий. И к счастью, я думаю. Значит, мы выросли.

К чему я, собственно, веду.
Поскольку гештальт в Россию пришел позже, довольно понятно, что взросление его отставлено далеко вперед. Но иногда я удивляюсь, насколько далеко оно в некоторых случаях отставлено. Порой, вероятно, имеет место какой-то эффект вырождения, когда некое несчастливое «гештальтическое семечко» залетит в какой-нибудь прекрасный и далекий от чего бы то ни было город, клуб или психологическую тусовку, и дальше возникает целая популяция мутирующих друг в друга «цветов», отдаленно напоминающих то, что все остальные называют гештальтом.

К моему глубокому огорчению, до сих тут и там раздаются бодрые выкрики окологештальтистски-настроенных психологов о том, что главное дело жизни - это понять, чего ты хочешь (и просовывать это потом куда ни попадя), что за твои чувства в контакте отвечаешь только ты (а другой, с которым ты их испытываешь - ни при чем), что за подорванное доверие отвечает доверяющий, а не тот, кто его подрывает, и так далее. При этом чувства (и вытряхивание их наружу) превращается в сверхценность, а функция обмена чувствами (коммуникация) - остается в стороне. Главное - сообщить миру, что ты чувствуешь. Типичный выходец из подобной среды (ученик, участник подобных групп или горе-клиент) обычно совершенно не способен учесть окружение (Помните Перлзовское «Я - это я, ты - это ты…»?). В ответ на сообщение «Не надо больше таскать мое печенье» или «Не воруй больше моих денег» или «Будь добр, снимай трубку, когда я звоню тебе!», он (в лучшем случае) отвечает гениальным «Мне грустно», потому, что его научили, что надо делиться чувствами, но совсем не объяснили, зачем.

Все это, как нельзя лучше, вписывается в тему раннего гештальта: агрессивное формирование своей фигуры в ущерб любому фону (состоящему из чужих фигур), подростковое игнорирование поля. Сплошные эго, голод и агрессия. Но, знаете, это все уже давно неактуально. Взрослый человек (а не младенец) понимает, что мир не может упираться в печеньку.

В общем, как грустно шутил Борис Новодержкин, «Вы ошибаетесь, если думаете, что гештальт-терапевт - это человек, который блюет на пол, ходит под себя и кричит дурным голосом». И лично мне бы не хотелось, чтобы, когда я отвечаю на вопрос, чем я занимаюсь, обо мне так думали. И главное, что огорчает, что в некоторых случаях это уже вовсе не болезни роста, а, увы, впадение в маразм.