Публикации с тегом гендерные различия (5)

Среди прочих общественных стереотипов, темы пола и возраста - самые популярные по количеству созданных вокруг них мифов. В зависимости от культуры, полу могут приписываться совершенно разные, порой взаимно исключающие друг друга характеристики. В юнгианском подходе такие противоречия разрешаются посредством анализа разных архетипов женственности и мужественности, какие-то из которых представляют собой крайние формы конвенциональных проявлений фемининности/маскулинности, а другие тяготеют к андрогинным вариантам. 

 

Как и тема пола, тема возраста играет важную роль структурирования хаоса в социальном пространстве. На основании возраста человеку могут быть приписаны характеристики большей ригидности или спонтанности, опытности или наивности, вялости или энергичности. Но в качестве ограничения применимости подобных стереотипов выступает принципиальная уникальность личностного опыта каждого конкретного человека, которая не измеряется в количестве прожитых лет. Заостряя внимание на возрастных особенностях, мы оставляем за кадром опыт конкретного человека - то, какой интенсивности были пройденные им личностные кризисы; то, чем он наполнял время своей жизни все эти годы.

 

Стереотипы по поводу пола и возраста распространяются и на аналитическое пространство, в котором они предстают в качестве проекций на аналитика определённого содержания психики клиента. Выбирая аналитика, клиент может придерживаться устоявшегося в его жизни мнения, что мужчины (или женщины) понимают его лучше, либо что аналитик-мужчина будет более жёстким или менее эмпатичным, чем женщина. На аналитика старше по возрасту легче спроецировать родительскую фигуру, с аналитиком равного возраста - попытаться отыграть сиблинговую конкуренцию, а по отношению к аналитику младше занять более безопасную позицию "старшего" или "спасающего", которая защищает от переживания уязвимости, а, значит, ограничивает сам процесс анализа в том, чтобы подступиться к ней. Аналитики женского пола старше часто становятся для клиентов носителями проекции матери, аналитики младшего возраста - проекций Анимы, как и наоборот для женщин. Аналитики-ровесники своего пола могут воплощать архетипы соратника или антагониста. 

 

Такого рода проекции могут быть отправной точкой для начала анализа, ведь трудно даже начать процесс, если по отношению к людям определённого пола совсем нет доверия, а люди определённой возрастной категории вызывают ужас. Однако в процессе анализа такие проекции неизбежно подвергаются переплавлению. Аналитик старше фрустрирует клиента тем, что не соответствует возложенным на него детским ожиданиям, не даёт советов, наставлений и предписаний, а выступает в исключительно аналитической, а, значит, личностно равной по отношению к клиенту позиции. С аналитиком младше в процессе анализа могут разворачиваться противоречивые процессы переноса, когда, с одной стороны, он выбран в качестве безопасного, но в более длительном контакте привычные деструктивные паттерны взаимодействия с людьми вскрываются даже с ним, и он не соответствует проекции абсолютно безопасной фигуры, если в основу выбора положен принцип опасности/безопасности. В процессе анализа эта тема начинает разворачиваться в динамике, а от начального и поверхностного взаимодействия на уровне социальных масок клиент и психолог переходят к глубинному, личностному измерению контакта, что неминуемо поднимает те самые острые проблемы, которых, возможно, пытался избежать клиент, выбирая потенциального аналитика по принципу привычного стереотипа. 

 

Предпочитаемые клиентом половозрастные характеристики аналитика могут быть подвергнуты рефлексии как в кабинете психолога, так и в самоанализе, если эти предпочтения становятся устойчивым стереотипом или пересекаются с предпочтениями в какой-либо иной сфере жизни. Например, позиция "всегда выбираю только женщин, никакого анализа с мужчинами" - повод задуматься о тех внутренних ограничениях в выборе не только аналитика, но и круга общения, которые вряд ли можно преодолеть, продолжая выбирать тот же самый стереотип. Для преодоления этих ограничений было бы полезнее, напротив, попробовать что-то новое, сделать иной выбор и понаблюдать за собой в нём.

 

Аналогично половозрастные предпочтения в выборе аналитика могут являться формой сопротивления, когда, например, выбирается аналитик старше для того, чтобы он заменил родителя, а не для того, чтобы разобрать с ним раннюю динамику своих детско-родительских отношений и освободиться от её влияния. Или выбирается аналитик определённого возраста и пола для конкуренции с ним и отреагирования подкреплённого стереотипами отношения к определённой половозрастной категории. В таких случаях половозрастной выбор является не точкой входа в анализ, а проявлением внутреннего конфликта между запросом на помощь и теми потребностями, которые ему противоречат. Поэтому, чтобы суметь извлечь из анализа максимальную пользу, важно заранее проанализировать стоящие за таким выбором мотивы и сознательно подойти к вопросу, честно признавшись себе в том, почему выбирается именно такая категория специалистов, чем она особенно примечательна, что именно сейчас проецируется на аналитика и ожидается от процесса работы с ним, исходя из его пола и возраста, и почему именно в этом человеке возможно разместить надежду на исцеление.

 Феминистская психотерапия появилась в России сравнительно недавно, и её появление связано с активным просвещением женщин в вопросах феминизма и развитием феминистской мысли. Феминистская терапия создана женщинами для женщин, т.е. её фокус направлен на то, чтобы восстановить, сохранить и поддержать здоровье и благополучие женщины, помочь женщине найти в себе ресурсы и обрести силу, чтобы справиться с теми трудными ситуациями и условиями жизни, которые ставит перед ней патриархальное общество. 

 

В связи с тем, что феминистский подход является новой практикой в терапии, к этому подходу возникает много вопросов. Например, зачем отдельно выделять именно феминистскую терапию, если в психологии и так достаточно много разных подходов? Не является ли эта терапия идеологически заряженной и не выходит ли она за рамки привычной для классических подходов нейтральности терапевтки? Или: не пропагандирует ли феминистская терапия ненависть к мужчинам или добровольное одиночество для женщин?

 

Чтобы ответить на эти вопросы, важно обозначить рамки и сферу деятельности феминистской психотерапии. Во-первых, феминистской терапевткой может быть названа любая практикующая специалистка с высшим психологическим образованием, которая критично относится к мизогинным (т.е. женоненавистническим) установкам как в профессиональной среде, так и в повседневной жизни. К таким установкам относятся мифы из серии "всё женщины...", которые часто сводятся к тому, что женщины - существа глупые, никчёмные и годящиеся исключительно для обслуживания мужчин. К большому сожалению, эти мифы не ограничиваются обыденной жизнью, а проникают в психологическую среду и даже в некоторые психологические теории и психотерапевтические подходы, в результате чего при обращении к психологам женщины сталкиваются с непрошенными советами, недооценкой их личностного и профессионального потенциала и навязыванием подчинённых ролей в патриархальной системе. В своей работе феминистская психотерапевтка отслеживает любые формы мизогинии, очищает от них подход, в котором она работает, и информирует клиентку в области фем-теории и её возможностей. Так, например, она критикует распространённый в патриархальной культуре миф о красоте, следуя которому, женщина часто соглашается на калечащие бьюти-практики, чтобы нравиться мужчинам и не отвергаться патриархально настроенными женщинами. Аналогичной критике подвергается созданный патриархатом иерархичный формат взаимоотношений, в противовес которому феминистская терапевтка предлагает эгалитарное, т.е. горизонтальное взаимодействие. 

 

Во-вторых, феминистскую психотерапевтку отличает специфический фокус её работы, и главным фокусом является женщина. На практике это означает, что такая терапевтка занимает позицию, которая противоположна социальной дискриминации женщин. Например, по негласным социальным правилам, многие работодатели предпочтут рассмотреть в качестве потенциального сотрудника именно мужчину, а не женщину с аналогичными навыками, знаниями и опытом. Во многих повседневных коммуникациях предпочтение также отдаётся мужчине (мужчины часто перебивают женщин, мужчине отдана привилегия самому начинать знакомство и проявлять инициативу и т.д.). В таких ситуациях женщина оказывается на втором плане, т.е. на вторых ролях, и её возможности проявить себя значительно ограничены. Феминистская психотерапевтка не только предлагает рефлексировать эти ситуации и вырабатывать комфортные для женщины стратегии совладания с ними, но и старается максимально выравнять гендерное неравенство в своей работе. Так, в ситуации дефицита времени она предпочтёт взять в терапию именно женщину, а не мужчину.  Выбирая, к кому обратиться для личной терапии или супервизии, она тоже выберет женщину. На интервизиях в сообществе феминистских терапевток, как правило, разбираются именно женские, а не мужские кейсы. В самом психотерапевтическом взаимодействии с клиенткой терапевтка также фокусируется на женщине - на её потребностях и личностном росте, а не на том, чтобы она стала удобнее для тех мужчин, которые находятся рядом с ней.

 

Спектр работы феминистской психотерапии чрезвычайно широк, и с помощью этого подхода можно работать с совершенно разными проблемами, с которыми сталкиваются женщины в повседневной жизни, в том числе с темой насилия, личных отношений, гендерных стереотипов, гендерной дискриминации. В такой терапии женщина-психолог помогает клиентке осмыслить ту ситуацию, в которой она находится, и укрепить свою сильную позицию в ней. Например, к феминистским терапевткам часто обращаются женщины, страдающие или пострадавшие от домашнего насилия. В этих случаях фокус работы терапевтки направлен на то, чтобы помочь женщине обрести безопасность и восстановить её чувство собственного достоинства. Бывают случаи, когда запрос клиентки изначально направлен на то, что ей хотелось бы быть удобной для других, т.е. она просит сделать с ней что-то такое, чтобы с ней не расстался муж или чтобы ей легче было найти мужчину. В подобных случаях феминистская терапевтка исходит из конечной цели благополучия женщины и информирует клиентку о том, что она может помочь ей принять и полюбить себя, стать удобной, прежде всего, для себя, справиться со своими страхами, но было бы антигуманно работать в сторону того, чтобы поломать себя ради удобства и комфорта каких-то мужчин, просто потому что они мужчины. Т.е. в своей работе феминистская терапевтка не поддерживает вредоносные для женщины паттерны женской гендерной социализации, а, напротив, помогает ей преодолевать их. 

 

Критика феминистской мысли и, в частности, феминистской психотерапии, связана с недооценкой негативного влияния патриархального общества на качество жизни женщин. Кто-то считает, что патриархат остался в далёком прошлом, а потому эта тема не актуальна сейчас. Кто-то придерживается патриархальных взглядов, полагая, что подчинённая позиция женщины в отношениях с мужчиной помогает ей чувствовать себя счастливой и защищённой. Феминистская терапия, напротив, делает акцент на независимости, силе и чувстве собственного достоинства женщин, не отрицая печального факта всё ещё существующей в обществе гендерной дискриминации. 

Идентичность является важной составляющей жизни человека, поскольку, чтобы успешно действовать в мире и достигать своих целей, человеку важно понимать своё место в нём, опираться на свою систему ценностей, чётко осознавать, что он может назвать "своим", а что - нет. Впервые проблема идентичности актуализируется в подростковом возрасте, когда человек обретает навык рефлексии и начинает задумываться о том, кто он такой, о смысле жизни и своём предназначении. В позитивном стремлении найти себя он осознаёт и негативный полюс - отсутствие ответов на свои вопросы, свою нужду в них, а, значит, внутренний хаос, из которого позже должна родиться звезда.

 

Погружаясь во внутренний хаос в поисках себя, человек одновременно осознаёт, что перед ним открыто безграничное поле разных возможностей - кем-то быть и стать. Он может получить любую профессию, выбрать любой стиль жизни, и первое время в этом многообразии разбегаются глаза. Чтобы понять, насколько та или иная роль подходит человеку, он примеряет её к себе, экспериментирует и пробует быть в разных ролях. В конечном итоге, он совершает выбор своего пути из множества других, а, значит, признаёт и собственные ограничения, ведь он не может быть всем, на это не хватит ни жизни, ни ресурсов, но может полноценно реализовать здесь и сейчас что-то одно.

 

Однако не всегда поиск себя проходит гладко и завершается успехом, поскольку в подростковом возрасте может сложиться ситуация, препятствующая переживанию этого кризиса. Например, подростковый бунт может быть пресечён и запрещён родителями, эксперименты и выборы - не поддержаны, либо в жизни человека происходит нечто более серьёзное, что вынуждает его решать другие задачи (болезнь или смерть близкого человека, травма, раннее взросление, тяжёлая материальная ситуация). В таких случаях кризис идентичности не исчезает, а переносится на более поздний срок и преследует человека во взрослом возрасте, особенно обостряясь в периоды возрастных кризисов. 

 

Помимо отсутствия кризиса в нужный срок, Э. Эриксон также выделял и иные неблагоприятные для разрешения кризиса идентичности ситуации, например, когда кризис был, но не был сделан выбор, либо когда был сделан неправильный выбор, что равнозначно отсутствию личного выбора. Например, под давлением семейных традиций человек мог выбрать не ту профессию, которую он хотел, и тогда его личный выбор не свершён, что далее может проявляться в синдроме самозванца или попытках найти себя в чём-то другом. 

 

Проблема идентичности касается не только профессии, но и общего самоощущения человека, его самотождественности, что подразумевает включение в переживание этого кризиса самых глубинных смысловых пластов. Не найдя себя, человек не может ответить на вопрос, к чему он стремится, в чём состоит его смысл жизни, каково его место в обществе, поэтому неразрешённый кризис приводит к состоянию потерянности, хроническим внутренним конфликтам, попыткам жить чужой жизнью вместо своей или дурной бесконечности экспериментов и нестабильности, когда человек постоянно что-то меняет и пробует что-то новое, но это не приводит к чувству внутреннего удовлетворения, ведь он так и не находит во всём этом себя.

 

Какие же психологические рекомендации можно дать человеку, который столкнулся с кризисом идентичности?

 

1. Во-первых, не стоит пугаться присущему этому кризису хаоса, ведь это потенциально животворящий хаос. Напротив, продуктивнее погрузиться в этот хаос и обнаружить, как много в нём разных мотивов, желаний и возможностей. Всё это содержание отражает внутреннее богатство человека, и в том, что оно ещё не оформлено, есть свои плюсы - из всего этого спектра человек свободен выбрать для себя что угодно.

 

2. Во-вторых, стоит доверять своим чувствам. Как отличить "своё" от "чужого"? Как понять, насколько сильно я чего-то хочу? Можно попробовать количественно измерить и сопоставить каждое из своих стремлений в 10-балльной шкале или представить, что будет, если это стремление не реализуется. Если отсутствие реализации какого-то стремления для человека катастрофично, а отсутствие реализации другого терпимо, значит, первое - именно то, к чему ему стоит стремиться.

 

3. В-третьих, важно не бояться экспериментировать, т.е. пробовать себя в разных ролях и погружаться в разные ситуации. Если дело касается выбора профессии, в некоторых профессиях можно попробовать себя в роли волонтёра и оценить, какие чувства возникают в процессе выполнения этой работы, насколько она внутренне откликается, либо пообщаться с представителями этой профессии, походить на разные лекции и мастер-классы, чтобы понять её изнутри. 

 

4. В-четвёртых, нужно осознать не только свои возможности, но и свои ограничения. Например, может быть такое, что человек хотел бы быть кем-то совершенно другим, кем он вряд ли когда-то станет из-за ограничений своего психотипа, темперамента или по состоянию здоровья. И тогда в выборе своего пути важно опираться не только на свои желания, но и на реальные возможности, т.е. учитывать дихотомию "могу-не могу" и честно отвечать себе на вопрос "насколько мне это по силам", "насколько это будет для меня комфортно", "каких жертв это от меня потребует".

 

5. В пятых, для облегчения выбора важно понимать, что идентичность - не то, что неотвратимо выбирается человеком на всю оставшуюся жизнь. Скорее, она отражает то, что актуально для человека здесь и сейчас и в ближайшее время, в обозримом будущем. С течением времени она может меняться, её можно менять, ведь человек постоянно узнаёт о себе и о мире нечто новое, а потому свободен менять и решения, и направление пути. 

 

Юнгианские психологи также обычно учитывают культурный контекст проблемы и, в случае необходимости, могут прибегать к расширению её понимания, с точки зрения разных культур. Так, для западноевропейского сознания очень важна идентичность, поскольку в культуре ценятся люди с сильным "эго" и достижениями, и общепризнанной ценностью является внешняя реализация. В восточной культуре иные акценты - например, в истории индуизма можно встретить людей, которые рано приняли санньясу и отреклись от мира. В практике буддизма важно не отождествление человека со своим "я", а разотождествление, и "я" признаётся иллюзий, а основой всего - пустота. Это значит, что ум человека постоянно меняется, его охватывают разные переживания, и в этом непостоянстве ума можно выстоять только, если опереться на более глубинную основу всего. И тогда внешние, поверхностные и материальные идентичности ("я - отец", "я - мать", "я - юноша", "я - мужчина", "я - женщина", "я - врач", "я - директор" и т.д.) теряют значение, поскольку они не позволяют ухватить суть вопроса - все эти внешние "я" не имеют отношения к сердцевине нашего существа. При поиске идентичности важно учитывать эти разные контексты, поскольку их осознание помогает человеку понять, зачем ему нужна или не нужна та или иная идентичность, с точки зрения культуры, в которой он живёт, и какие глобальные философские проблемы стоят за её поиском. Без понимания контекста вопроса есть большой риск уйти в туман и так и не найти себя, ведь вопрос "кто я?" порой подобен пиранье, поглощающей вопрошающего, выводя его далеко за пределы обыденного опыта к проблемам самого бытия человека в мире.