Публикации с тегом аддикт избегания (4)

Настоящая близость всегда связана с большим риском. В этом ее парадокс: наличие тесных эмоциональных связей необходимо для счастья, но никто не может гарантировать, что одна из них не причинит сильную боль. Иногда кажется, что слишком сильное чувство способно поглотить личность влюбленного, а порой нас парализует страх оказаться слишком зависимыми или потерять того, кто стал так дорог. Эти сомнения вполне нормальны до тех пор, пока они не мешают строить полноценные отношения, — но в некоторых случаях они захватывают власть над жизнью человека, заставляя его снова и снова избегать сильных чувств и привязанностей. 

Как возникает контрзависимость и можно ли ее победить?

Абонент временно недоступен

Многие истории сложных отношений не обходятся без загадочного и противоречивого героя (или героини). Такие люди производят приятное впечатление и сами проявляют неподдельную симпатию к тем, кто их по-настоящему зацепил, но когда дело доходит до подлинной эмоциональной близости, вчерашний нежный друг превращается в холодное и отчужденное существо, стремящееся увеличить дистанцию и отказывающееся признавать важность уже сложившихся отношений. Он не хочет говорить на личные темы и тратит очень много свободного времени на занятия и увлечения, никак не связанные с партнером, откровенно флиртует с кем-то на стороне, а в самых тяжелых случаях — даже избегает прикосновений. Что-то явно пошло не так, но почему и в какой момент?

Обычно партнеры таких персонажей склонны искать причину в себе, но скорее всего, эта проблема началась задолго до их знакомства. В одном из прошлых ликбезов мы уже рассказывали о созависимости. Созависимость — это нарушение привязанности, при котором человек зацикливается на партнере и делает его центром мироздания. Способность вступать в близкие отношения с другими людьми и в то же время оставаться самодостаточным, обеспечивающая здоровое социальное поведение в дальнейшем, формируется в раннем детстве — в процессе перехода от психологического слияния с матерью в младенчестве к разделению с ней в возрасте 2–3 лет. И если в этот период ребенок получает психологическую травму, эти механизмы могут дать серьезный сбой, который проявится и во взрослой жизни.

Логично предположить, что если существует одна крайность — созависимые люди, которым не хватает самодостаточности, есть и другая — те, кто с трудом вступает в близкие отношения. Этот тип нарушений обычно называется контрзависимостью, или аддикцией избегания. Но стоит помнить о том, что нарушения привязанности — это именно спектр с разными оттенками и степенью проявления нарушений. Не нужно воспринимать созависимость и контрзависимость как черно-белую дихотомию без нюансов.

У меня вызывает жуткое сопротивление сам термин «контрзависимость» — как будто бы при его помощи взяли и сбалансировали другой полюс «зависимость». И получился такой биполярный конструкт, с одной стороны которого полное слияние и полное избегание близости — с другой, с набором противоположных поведенческих проявлений. Например, созависимое поведение по Уайнхолдам проявляется в «уязвимости и ранимости», а контрзависимое — «в силе и твердости». И такая классификация вызывает у меня массу вопросов. Ведь в экзистенциальной психологии и психотерапии сила духа как раз и выражается в способности принять свою слабость, свое несовершенство, свои возможности и ограничения.

В основе стремления к слиянию (созависимые отношения) и к избеганию близости лежит одно и то же чувство — человек чувствует себя весьма уязвимым, он постоянно чувствует угрозу. Только это чувство угрозы про разное. В случае созависимых отношений человек чувствует себя уязвимым, находясь наедине с собой, ему нужен кто-то рядом, чтобы через отношения идентифицировать себя. Фактически другой человек нужен в функции зеркала, в котором можно отразиться и понять «я есть, я хороший». Или, наоборот, «я есть, но я плохой».

В случае контрзависимых отношений есть уязвимость другого рода — боязнь быть непринятым, отвергнутым, страх подойти близко и обжечься. Что, вполне возможно, случалось не один раз в разных отношениях. Это действительно очень страшно — снова приблизиться к тому, что угрожает. Можно ли это назвать силой и твердостью? В моем понимании — нет. И это тоже про отказ от себя.

А еще на отказ от собственной жизни в разных формах можно посмотреть немного под другим углом зрения. Жизнь интересами и потребностями других людей (или уход в работу) иногда бывает неосознанным бегством от сближения с собой. Когда начинаешь приближаться к себе, то на поверхности появляется много эмоций из-за прошлого травмирующего опыта, который не пережит и вытеснен. Способа сделать так, чтобы не болело, и тогда, и сейчас нет. А так хочется, чтобы не болело! И тогда любая из этих форм поведения может быть пригодной для избегания боли — либо жизнь в слиянии, либо бегство от близости.

Что же должно произойти, чтобы к сознательному возрасту человек стал проявлять ярковыраженные признаки контрзависимости? Однозначного ответа на этот вопрос нет, но возможны разные варианты. Первый — слишком контролирующие родители, не дающие малышу обрести желанную самостоятельность. В результате ребенок начинает ассоциировать близкие отношения с несвободой, давлением и страхом потерять себя и «зацикливается» на отстаивании собственной независимости. Этой модели он продолжает следовать и во взрослых отношениях.

Второй вариант — противоположный: разделение с матерью, наоборот, произошло слишком рано, до того, как ребенок оказался к этому готов. Либо он просто недополучал тепла и внимания со стороны кого-то из родителей (или обоих). В этом случае отношения ассоциируются с болью потери и возможным отвержением. А значит, лучше ни к кому не привязываться или бросать дорогого человека первым, до того, как он сам тебя отвергнет. «Как показали наши клинические исследования, — пишут психологи Берри и Дженей Уайнхолд в книге «Бегство от близости», на данный момент самой известной зарубежной работе по теме контрзависимости, — наиболее частой причиной возникновения созависимости и контрзависимости является травма, связанная с развитием, вызванная едва различимым нарушением связи между родителем и ребенком, которая подразумевает недостаток или отсутствие эмоциональной настроенности. Если эту разобщенность не выявить и не преодолеть, возникает привычка к изоляции и безучастности, которые могут оказать серьезное влияние на отношение к близости во взрослом возрасте».

Некоторые психологи также считают, что проблема может быть и в излишне эмоциональном и непредсказуемом поведении родителей (чаще всего, матери; проблемы, связанные с контрзависимостью, чаще возникают у мужчин) — у ребенка складывается впечатление, что чувства и эмоции всегда приводят к опасному хаосу, поэтому лучше их контролировать.

Кроме того, современное общество поощряет контрзависимое поведение — высоко ценится индивидуальность, молодые люди учатся быть (или хотя бы выглядеть) самодостаточными, сильными и сдержанными и часто стесняются проявлять уязвимость или признать, что они нуждаются в ком-либо. В отношениях приоритетом становится личный комфорт, а серийная моногамия многим кажется более жизнеспособным вариантом, чем традиционная модель семьи.

В любом случае аддиктам избегания ничто человеческое не чуждо — в глубине души они тоже боятся одиночества. Но этот страх они осознают намного хуже, чем свой страх перед близостью. И уж тем более не понимают его причин, растущих из детства, — ведь дети всегда верят, что их родители действуют из лучших побуждений и склонны оправдывать или вытеснять из памяти негативный опыт.

Бег по кругу

Поскольку людям с контрзависимостью сложно самореализоваться в близких отношениях, они с удвоенной силой вкладывают энергию в другие сферы жизни (карьеру или увлечения) и стремятся производить на окружающих хорошее впечатление. Сложно заметить подвох — на начальной стадии отношений аддикт избегания действительно очарован своим партнером и очень старается ему понравиться. Проблема возникает позже, когда обнаруживается, что человек с нарушениями привязанности одинаково искренен как в желании проводить вместе время, смотреть на звезды и говорить обо всем на свете, так и в стремлении сбежать или оттолкнуть спутника потом, когда все зайдет слишком далеко.

«Слишком далеко» — понятие относительное, и невозможно привязать к нему какой-то формальный рубеж вроде третьего свидания, знакомства с родителями или совместного съема жилья. «Слишком далеко» для одного может оказаться там, где для другого настоящая близость еще и не начиналась. Кто-то может даже вступить в брак, но и там поддерживать определенную эмоциональную дистанцию, а у кого-то начинается приступ тревоги уже на второй неделе отношений. Единственный критерий — и он очень субъективен — на определенном этапе контрзависимый человек перестает чувствовать себя в безопасности. Это может быть связано с каким-то реальным давлением со стороны партнера — например, требованием наконец определить статус отношений. Но необязательно: для того, чтобы однажды проснуться в холодном поту, некоторым достаточно почувствовать себя немного менее самодостаточными, чем раньше. Слишком пылкий взгляд, слишком задушевный разговор, слишком жалко расставаться после проведенного вместе уикенда — и вот ты уже одной ногой в ловушке чувств, которая, как подсказывает подсознание, ничего, кроме страданий, не принесет. Поэтому лучше утвердить свои границы, оттолкнув спутника прямо сейчас, пока все не привело к катастрофе. Сознательно вся эта логическая цепочка, чаще всего, не отслеживается — человек чувствует необъяснимый дискомфорт (нарушение личной целостности, потерю себя, несвободу, ощущение, что кто-то поглощает его энергию) и пытается его как-то рационализировать, не докапываясь до истинной сути вещей.

Для партнера это тем более болезненно, чем менее он был навязчив в реальности — мало кому хочется чувствовать себя назойливым воздыхателем. Человек, склонный к рефлексии, в этот момент начнет сомневаться: «А не допустил ли я какой-то ошибки? А не был ли я действительно слишком настойчив?» Дальше все зависит от готовности бороться за строптивый объект чувств. Созависимые люди втягиваются в такие отношения чаще, потому что периодическое отторжение со стороны партнера их не останавливает — оно отвечает их собственному неосознаваемому страху близости. В результате отношения превращаются в циклический процесс: почувствовав угрозу, контрзависимый отталкивает партнера, но, отбежав на безопасную дистанцию, снова начинает по нему скучать. Партнеру тяжело, но, снова поверив в свою нужность, он возвращается — с надеждой, что его больше не оттолкнут.

Но при этом неверно считать, что созависимые и контрзависимые люди непременно обречены быть вместе как пара противоположностей. Бывают случаи, когда один и тот же человек в разных отношениях проявляет черты то созависимости, то контрзависимости. Иногда два человека со склонностью к созависимости вступают в отношения и один начинает настолько подавлять другого, что тот начинает учиться отстаивать свое личное пространство. Или пара независимых и самодостаточных может организовать прочный союз, не отягощенный излишней эмоциональной близостью. В общем, тут нет универсальных сценариев и жестко зафиксированных конструкций — хотя известный психиатр, основатель современной аддиктологии Цезарь Короленко, отмечал в своих работах, что любовные аддикты и аддикты избегания чаще всего притягиваются именно друг к другу, расценивая других людей как «неинтересных».

Необходимая для человека с контрзависимостью дистанция может выстраиваться разными способами. Как правило, он не очень любит говорить о чувствах — внезапно проявив нежность, либо снова замыкается в себе, либо спешит снизить градус сентиментальности какой-нибудь саркастичной репликой. Кроме того, он старается не слишком раскрывать себя и в общении на другие темы. Он специально ограничивает время, проводимое со значимым человеком, и стремится заполнить свою жизнь разными делами и увлечениями, которые в случае чего могут отвлечь его от слишком сильной привязанности. Такие люди могут изменять вполне устраивающему их партнеру только для того, чтобы сохранить «внутреннюю свободу» и чувствовать возможность выбора.

Тут важно понимать, что в отличие от других «проблемных возлюбленных» — например, перверзных нарциссистов, —человек с контрзависимостью не собирается хладнокровно играть с чьими-либо чувствами для того, чтобы потешить свое самолюбие. Хотя ему (как и любому нормальному человеку) приятно чувствовать себя нужным и любимым, постоянный маятник «ближе-дальше» для него — вынужденная попытка усидеть на двух стульях: не потерять того, кто уже стал дорог, и при этом не попасть в пугающую мясорубку неконтролируемых чувств. Но при определенной работе над собой (не без помощи психотерапевта) и поддержке со стороны близких у аддикта избегания есть шансы исправить ситуацию.

Возможные решения

Будучи серьезной проблемой, контрзависимость не является официально признанным психическим расстройством. Психотерапевт может предположить наличие этой проблемы у пациента, исходя из его же показаний или показаний его близких. Вот основные признаки нарушения, составленные психологами Берри и Дженей Уайнхолд:

• трудности в сближении с людьми и сохранении близости в интимных отношениях

• склонность после разрыва отношений считать бывших партнеров плохими или порочными

• трудности в переживании чувств (кроме гнева и досады)

• боязнь контроля со стороны других людей

• привычка говорить «нет» новым идеям, предложенным другими

• противодействие попыткам сближения и чувство тревоги при близких отношениях

• постоянная боязнь допустить ошибку, желание быть безупречным и требование того же от других

• отказ от помощи, даже если она реально нужна

• боязнь того, что другие люди отвернутся от вас, если вы проявите свои слабости и страхи

• трудоголизм или большая загруженность увлечениями, развлекательными мероприятиями или другими делами.

Что делать, если вы обнаружили у своего партнера черты контрзависимости и вам кажется, что это негативно влияет на отношения? Во-первых, не стоит слишком сильно полагаться на самодиагностику — прежде чем навешивать ярлыки, лучше проконсультироваться с семейным психотерапевтом. Во-вторых, стоит честно сказать себе, чего вы хотите от этих отношений. И если существующее положение дел вас не устраивает, не стоит с ним мириться. Распространенный в Сети совет — попробовать удержать «неуловимого», создавая впечатление, что вы ни на что не претендуете и сами ему целиком не принадлежите. Всячески подчеркивать свои границы, сдерживать сентиментальные порывы и жить своей насыщенной жизнью, ограничивая количество встреч и проявления привязанности. Формально эти приемы, скорее всего, сработают — у контрзависимого меньше поводов сбежать от такого партнера. Но стоит задуматься над тем, как долго вы можете выдержать такую игру и в чем вообще смысл отношений, если сохранять их в таком виде.

Даже если вы верите, что человек «ваш» и все может получиться, участвовать в спасении отношений должны оба — партнер должен начать осознавать проблему и согласиться над ней работать. В этом случае совместные занятия с психотерапевтом могут дать неплохой результат. Если партнер отказывается признать, что с ним что-то не так, ваши единоличные усилия вряд ли могут привести к хеппи-энду.

Тем, кому контрзависимый партнер попадается уже не первый раз или вообще вы встречаете подобных персонажей с завидной регулярностью, имеет смысл сходить к психотерапевту и разобраться с собой — почему вам нравятся именно такие люди?

Если исходить из того, что контрзависимость — это невозможность по разным причинам быть в близких отношениях, то такие отношения закончатся. И скорее рано, чем поздно. Если вопрос про то, что я могу сделать для другого, ответ — ничего. Что бы вы ни делали, все равно это будет не то и не так. Если вопрос про то, что я могу сделать для себя, — для начала стоит задать себе неприятный, но очень честный вопрос: «А что меня держит рядом с человеком, отношения с которым меня не устраивают?» И искать на него ответ. И не настолько важно, в чем проблема человека, с которым вы находитесь в отношениях, — нарцисс ли он, не умеет быть близким, алкоголик… Здесь на первом месте должны быть ваши чувства и ваше осознанное решение, продолжать или не продолжать эти отношения.

Раньше принято было считать, что созависимость появляется лишь у тех, чьи близкие страдают алкоголизмом или наркоманией: скажем, муж или жена пьет, а его или ее партнер мучается в создавшейся ситуации, но не стремится выйти из нее или защитить себя, добровольно становясь зависимым от чужих действий (или стремится, но лишь номинально). Однако сегодня мы знаем, что эта патология рождается и в других случаях. Чтобы она возникла между двумя людьми, они оба должны быть склонны к аддикциям: пищевым, любовным, химическим и другим. Если это условие соблюдается, возникает специфическая система отношений, в которой участники в буквальном смысле не могут жить друг без друга и оказывают друг на друга огромное влияние. Межличностные границы страдают или стираются, внутренний мир человека оказывается слишком уязвим перед лицом внешних воздействий, и это негативно сказывается на его жизни.

Созависимость до сих пор не входит в число официальных психических заболеваний (несмотря на то, что ее еще в 1987 году предлагали включить в 

DSM

), но она в каком-то смысле изменяет сознание. Пациенты говорят, что субъективно это состояние напоминает планетную систему со смещенным центром, как если бы в результате ужасной ошибки небесные тела, включая само светило, вдруг принялись бы вращаться вокруг одной из планет, слепо натыкаясь друг на друга. Главным элементом мироздания для созависимого становится другой человек, который получает роль определяющего фактора во всем: настроении, самочувствии, самооценке, планах, уверенности в себе и в завтрашнем дне. Он окрашивает собой все обстоятельства, факты, время и пространство, влияет на частоту пульса и кровяное давление, отсутствие или наличие проявлений невроза, продуктивность труда. Он присутствует постоянно, даже когда общение с «наркотиком» на время прекращается. Человек испытывает сильные чувства по отношению к этому великому Другому: яркую любовь, отчаянную радость, невыносимую боль потери, ужасную горечь и не менее ужасную злость. Выйти из такого состояния и начать жить нормальной жизнью трудно, — а не впасть потом в депрессию или новую зависимость от человека или чего-нибудь другого трудно вдвойне. Часто без помощи психотерапевта обойтись не получается, хотя специалисты говорят, что есть и случаи, когда при должной осведомленности люди справляются и сами.

Часть психотерапевтов, которые специализируются на работе с созависимостью, воспринимают ее скорее как процесс излечивания, чем как болезнь: ведь если это состояние и впрямь возникает из–за проблем на стадии разделения, значит, преследуется цель завершить эту стадию, и ситуация слияния повторяется до тех пор, пока ты не найдешь способ все–таки «разделиться», в конце концов.

Человек, склонный к любовной зависимости, обычно ищет и находит, пока болен, специфических партнеров, с которыми можно реализовать нужный сценарий, — аддиктов избегания. Аддикт избегания чурается близости и интимного контакта, но в то же время страшится одиночества, хотя как раз этого не осознает. Психотерапевты говорят, что аддикты избегания и любовные аддикты друга на друга очень похожи: и те и другие одновремено испытывают страх покинутости и страх интимности. Разница заключается в том, какой страх осознается: в случае любовного аддикта фокус внимания захватывает только первый страх, а в случае аддикта избегания — только второй. Это позволяет любовному аддикту вести себя так, чтобы, желая интимного контакта, не получать его, а аддикту избегания — не допускать близости, но при этом держать партнера рядом.

При этом созависимость легче всего развивается на фоне длительного пребывания в стрессовой ситуации, когда используются подавляющие правила, которые не позволяют открыто выражать свои чувства и прямо обсуждать личные и межличностные проблемы.

Изнутри состояние созависимости выглядит как болезненный хаос, однако на самом деле в нем есть четкие правила и психологические роли. В своих отношениях зависимые люди двигаются в рамках так называемого «треугольника Карпмана». В этой модели взаимодействий есть три позиции: Жертва, Преследователь и Спаситель, — которые крепко связаны между собой и постоянно сменяют друг друга. По правилам, Жертва провоцирует окружающих, чтобы кто-то или что-то выступило в роли Преследователя, или же Преследователь находит того, кто в чем-то виноват, и начинает давить на эту Жертву: обвинять, требовать, наказывать. Вне зависимости от того, кто или что находится на позиции агрессора, Жертве быстро удается доказать, что она ни в чем не виновата, а причина всех бед — другие люди, обстоятельства или даже сам Преследователь. Она показывает, как сильно страдает и какой беспомощной себя чувствует, и начинает искать Спасителя, который защитит ее. Спаситель старается помочь Жертве, но поскольку это только игра в спасание, у него ничего не выходит. Жертва обвиняет Спасителя в несостоятельности его усилий, после чего он сам превращается в Жертву, а Жертва становится Преследователем, и все повторяется вновь.

Два игрока могут перемещаться по треугольнику Карпмана, переключаясь с роли на роль, бесконечно. Жертва также способна превратиться в Спасителя, Спаситель — переключиться на преследование или попытаться выйти из ситуации (за что его самого начтут наказывать), а Преследователь — внезапно стать Жертвой.

Почему люди попадают в треугольник Карпмана и остаются в нем? Есть мнение, что это происходит из–за нарушений в процессе перехода от слияния с матерью к разделению с ней в раннем детстве. Сегодня считается, что с момента рождения до двух-трех лет ребенок не осознает себя как отдельное существо. Однако со временем на основе доверия и ощущения безопасности возникает желание исследовать мир и психологическая независимость от мамы. Ребенок начинает полагаться на собственную внутреннюю силу, самостоятельно оценивать себя и заявлять о себе, а не ждать, когда кто-то другой скажет, чего он заслуживает и стоит. Это позволяет ему научиться брать на себя ответственность за свои слова и поступки, взаимодействовать с другими, выражать свои чувства, сдерживать агрессию, преодолевать страх и трезво относиться к чужому авторитету. Если же процесс разделения не завершается или идет неправильно, собственное «я» у ребенка оказывается нечетким, а границы личности остаются проницаемыми.

В современном обществе разделение по тем или иным причинам не завершается у множества людей. Свое влияние оказывает обстановка дома, а также множество социальных систем, построенных на зависимости одних людей от других: устаревший механизм отношений между «слабым» и «сильным» полом, практика подавления, наказания и доминирования, принятая в некоторых образовательных системах (в том числе в России), устройство отношений в трудовой, коммерческой, государственной сферах, где более выгодное положение занимают отдельные группы людей, определяющие уклад жизни остальных. С точки зрения психотерапии большая часть общественных систем отношений сегодня так или иначе склоняет людей к созависимости. В результате между людьми часто возникают «больные» отношения, которые можно улучшить только благодаря двух- или многосторонней осознанной работе.

Созависимость не является диагнозом из области психиатрии и все же катастрофически сказывается на жизни. Она ведет к разрушению социальных связей и депрессии со всеми вытекающими последствиями. Созависимый человек, который страдает от депрессии (как и любой другой человек, больной ею), находится в измененном состоянии сознания, — а его механика непонятна извне. Логика поступков в этом случае определяется не чувством самосохранения, стратегией жизненного успеха, механизмами психологической защиты и другими естественными вещами, а патологическими схемами отношений и состоянием униженности и полного отсутствия перспектив, в котором зачастую находятся такие люди.

Тем не менее и с депрессией, и с созависимостью можно справиться. Психотерапия позволяет решить эти вопросы; помогает самообразование, поддержка близких и друзей, совместный анализ создавшейся ситуации и осознанное отношение к обстоятельствам, пусть даже в начале сформировать его непросто.

Первое и главное, что должен знать человек с таким диагнозом, — то, что в созависимости никто не виноват. Она всегда возникает как минимум между двумя людьми, а значит, обвинять кого-то одного в том, что он создал такие отношения, нельзя. Уже одно это разрушает треугольник Карпмана и уводит его участников с позиций беспомощной Жертвы, гневливого Преследователя и героического Спасителя на позиции равноправных людей, которые просто оказались в трудной ситуации.