Публикации с тегом Отчаяние, психическая боль, кризис, травма, работа горя, психотерапия травмы, поддержка в кризисе (9)

 В кризисных и стрессовых ситуациях люди часто жалуются на то, что вдруг могут стать рассеянными и забывчивыми. Например, кто-то не может вовремя приехать на работу из-за скандала в семье. Кто-то другой может забыть о договорённостях с другими людьми, когда переживает утрату близкого человека или расставание. Такие феномены объясняются тем, что, когда мы переживаем кризис или находимся в сильном стрессе, вся сила нашей психической энергии направлена на то, чтобы справиться со сложными переживаниями. Иногда этой энергии может не хватать на конкретные бытовые дела и договорённости, которые начинают страдать, когда нам плохо.

 

С точки зрения юнгианской психологии, в кризисных ситуациях мы становимся ближе к своему бессознательному, поскольку в эти моменты испытываем чрезвычайно сильные чувства. Сама граница между сознанием и бессознательным становится тоньше, поэтому человеку могут сниться тревожные сны, а в его жизни могут происходить разные синхронистичные события, когда то, что ему снится или о чём он думает, так или иначе воплощается в реальность. 

 

Интенсивное сближение с собственным бессознательным, с одной стороны, даёт человеку ресурс, чтобы справиться с кризисом. Бессознательное является источником творческой энергии, из которой в процессе кризиса всегда возрождается что-то новое. С другой стороны, когда мы резко окунаемся в своё бессознательное, мы можем замечать, что в этот момент ослабевает сознание, а, значит, и наш контроль. Так, если в обыденной жизни очень много энергии уходит на то, чтобы контролировать себя и происходящее вокруг, в стрессовых ситуациях большая часть этой энергии забирается психикой, чтобы справиться со стрессом. И тогда у нас может возникнуть ощущение кратковременной потери связи с реальностью. Например, мы можем внезапно забыть о чём-то важном, не услышать будильник, не рассчитать время, поддаться на уловки мошенников, потерять ключи или бумажник. Подобные ситуации всегда свидетельствуют о дефиците психической энергии, т.е. о том, что сейчас внимание человека поглощено чем-то очень значимым для него (тревогой или утратой), и вся его энергия тратится на то, чтобы справиться с этим значимым и актуальным, а потому на другое её не хватает. 

 

Если вдруг вы оказались в ситуации, в которой внезапно стали всё терять и забывать (хотя, ранее это не было свойственно вам, и нет поводов для беспокойства о состоянии вашего физического и ментального здоровья), во-первых, стоит не винить себя в происходящем, а стоит обратить внимание на его причины. Среди причин, как правило, можно обнаружить критический стресс, переутомление, избыток событий и переживаний за последнее время. 

 

Во-вторых, при переживании стресса или кризиса стоит позаботиться о себе и предельно снизить нагрузку как на работе, так и дома. Если можно отменить какие-то встречи или договорённости, отдохнуть, побыть наедине с собой, позаниматься любимыми и расслабляющими делами, это будет значительный вклад в восстановление ресурсов. Если такой возможности нет, можно предупредить окружающих о своём состоянии, например, прямо сказать им о том, что сейчас вы переживаете сложный период жизни, а потому иногда можете проявлять рассеянность. Не обязательно вдаваться в подробности - достаточно просто предупредить о том, что происходит с вами сейчас, и многие люди уже отнесутся к этому с пониманием.

 

В-третьих, бесполезно пытаться любой ценой вернуть себе связь с реальностью, когда она "поплыла". При отчаянных попытках всё и вся контролировать в состоянии стресса ситуация только усугубляется, и окружающий мир всё больше выходит из-под контроля, потому что ресурса и так не хватает, а, совершая насилие над собой, человек вгоняет себя в ещё больший стресс. Гораздо продуктивнее признать и принять факт происходящего - да, сейчас я не в форме, могу о чём-то забыть, но я согласен (или согласна) взять на себя ответственность за то, что происходит со мной сейчас. Если дело касается каких-то важных встреч или иных договорённостей, с людьми вокруг всегда можно попробовать передоговориться. Перенести время, перераспределить обязанности, отложить обсуждение серьёзного вопроса или выполнение требующих высокой концентрации дел. Срыв договорённостей не означает, что контакт будет оборван, если честно внести в этот контакт информацию о происходящем, обсудить возможности компенсации срыва планов и передоговориться в новом формате. 

 

В-четвёртых, можно попробовать принять текущее состояние плывущей реальности как факт или как данность, т.е. позволить себе побыть в этом опыте и найти что-то ценное в нём для себя. Например, если для деловых переговоров и заключения контрактов данное состояние - не самое лучшее, для творчества, напротив, оно является одним из самых продуктивных. Ведь, когда граница между сознанием и бессознательным становится тоньше, человек получает прямой доступ к источнику творческих ресурсов - вдохновению, новым идеям, воображению. Все эти ресурсы можно направить на преодоление кризиса - отслеживать и записывать свои сновидения, писать, рисовать, выражать свои переживания в творчестве. По сути, такое промежуточное или пограничное состояние и даётся нам психикой для того, чтобы мы могли погрузиться в него и выплыть из него обновлёнными. Поэтому само по себе это состояние не является ни плохим, ни хорошим. Оно может быть неудобно нам или окружающим в повседневной жизни, и это решаемая проблема. С другой стороны, именно благодаря этому состоянию мы можем открыть что-то новое в себе для себя, посмотреть на реальность с другой стороны и найти в себе силы вырваться за пределы ограничивающей нас ситуации. 

Психотерапевтическая устойчивость является важной частью аналитического процесса, поскольку клиенты приходят в терапию в состоянии кризиса, внутренних конфликтов, эмоционального раздрая. В процессе терапии также нередко актуализируются острые для клиента вопросы, тяжёлые травмы, сильные эмоциональные реакции. И, в конечном итоге, клиент хотел бы обрести внутреннюю устойчивость, укрепить своё эго и границы, научиться более конструктивно реагировать на то, что с ним происходит, превратить кризис в ресурс и гармонизировать собственную жизнь.

 

Для терапевта важно в этом процессе выдерживать всё, что происходит с клиентом, как бы сложно это ни было, и сохранять свою терапевтическую позицию - не идти на поводу у переноса и проекций, не подкреплять деструктивные паттерны, не вовлекаться в непродуктивные модели отношений. Именно устойчивость аналитика является опорой для клиента в тяжёлом кризисе, позволяющей ему зацепиться за что-то стабильное, чтобы не быть смытым сильным потоком эмоций. 

 

Устойчивость аналитика в терапии может выражаться как на внешнем, так и на внутреннем уровне. На внешнем уровне речь, прежде всего, идёт о сеттинге, а на внутреннем - об устойчивости эмоциональных реакций и отношения к клиенту. Такая устойчивость не является ригидной и не отменяет гибкости - какие-то компоненты процесса могут обсуждаться, психолог слышит клиента и готов идти на компромиссы (например, если клиенту необходимо на постоянной основе перенести время из-за внешних обстоятельств или ему категорически не откликается какая-то парадигма интерпретаций), но в других аспектах он остаётся устойчивым и неизменным - например, в вопросах формы, структуры и организации процесса.

 

Психолог также открыт диалогу, готов слушать, слышать, сочувствовать и сопереживать клиенту, быть рядом с ним в любых обстоятельствах и оказывать поддержку, но он не может тонуть и растворяться в переживаниях клиента, а также спасать его, ведь смысл анализа в том, чтобы предоставить клиенту благоприятные для изменений условия, но справиться со своим кризисом клиенту необходимо самому.

 

Поддержание терапевтической устойчивости требует от аналитика личностной зрелости, постоянной проработки собственных внутренних процессов, регулярных супервизий, интервизий и самообразования. Но, даже несмотря на соблюдение этих профилактических мер, не всегда просто сохранить эту устойчивость. Ведь в анализе могут быть и провокативные со стороны клиента действия, посредством которых он заставляет аналитика почувствовать себя так, как он чувствовал себя в детстве, - например, обиженным, никому не нужным и обесцененным, погружая его в пучину собственной боли.

 

Естественной частью процесса является то, что в какой-то момент клиент может начать обращаться с аналитиком так, как обращались с ним в прошлом, и, поскольку дело часто касается болезненных переживаний, их приходится испытывать и аналитику. Например, если в детстве родители обращались с клиентом жестоко, проявляли к нему чёрствость или заставляли чувствовать себя отсутствующим, по крайней мере, на бессознательном уровне такие проявления со стороны клиента найдут место в анализе, даже если он не хотел бы передавать свой опыт дальше, нести его другим. В некотором смысле, подобный процесс является автоматизмом, ведь под влиянием жестокого отношения в прошлом клиент переживал раскол своего "я", в нём актуализировались соответствующие этой ситуации защитные механизмы, формировались субличности, которые помогали ему обходиться с этим. В анализе все эти автоматизмы выходят на поверхность, и из психики могут подниматься давно забытые "призраки", которые тоже хотят быть услышанными, понятыми и интегрированными. 

 

Другой пример - клиент может провоцировать аналитика на повышенную заботу, проявляя забывчивость, рассеянность и беспомощность. Но задачей психолога в этот момент должно быть не взятие на себя материнской роли, а пребывание рядом в сопереживании, на равной позиции, в готовности понять и прочувствовать, каково клиенту чувствовать себя так и чего ему не хватает. 

 

В процессе проработки негативного опыта клиент может рассказывать аналитику о шокирующих и тяжело переносимых для чувствительного человека событиях - о насилии, издевательствах, экстремальных условиях. В этот момент аналитик может испытывать ужас, страх, переживать клиентское отчаяние и злость на ситуацию, на людей, которые вели себя бесчеловечно по отношению к клиенту, и он может аккуратно и вежливо проявлять свои чувства, прямо говорить, что это, действительно, страшные вещи. Но для успеха анализа важно не только отгоревать и завершить прошлое, но и опереться на здоровую часть клиента - как он выжил, как он справился, как ему удалось не сломаться и сохранить себя, несмотря на все пережитые им ужасы. 

 

Сохранять психотерапевтическую устойчивость важно и в сложных, порой запутанных переносных и контрпереносных процессах. Т.е. в те моменты, когда аналитик может казаться клиенту враждебным, угрожающим и вторгающимся. Или в те моменты, когда клиент переживает фрустрацию и ненавидит аналитика за то, что он - другой человек, за строгий сеттинг, за то, что аналитик никогда не станет его родителем и не восполнит ранние дефициты. 

 

На внешнем уровне устойчивость аналитика выражается в спокойной, принимающей, доброжелательной и открытой позиции по отношению к клиенту, из которой, в первую очередь, делается акцент на ресурсах и сильных сторонах клиента, на его здоровом "я". Видеть здоровое не означает отрицать больное, но означает не потворствовать деструктивному и не идти в сторону тупика, верить в клиента, разбираться и прояснять, что именно и почему сейчас происходит с ним, проявлять терпение и готовность ждать столько, сколько клиенту потребуется. На внутреннем уровне устойчивость аналитика связана с пониманием того, что все переживаемые клиентом острые реакции на процесс касаются именно клиента и его истории, а потому затрагивают психолога не лично, а опосредованно - через механизм проекции, отыгрывание и контрперенос.

Диссоциативные  расстройства (диссоциация) – это группа психологических расстройств, определенных как «… нарушение привычных функций сознания, памяти,  личной идентичности или восприятия окружающего».

 

Все диссоциативные расстройства нарушают общие функции пациента, влияют как на социальные взаимоотношения, так и на работоспособность.

 

Диссоциация (раздвоение) – это механизм, позволяющий разуму разделять или делить на части конкретные воспоминания или мысли обычного сознания. Эти раздвоенные подсознательные мысли не стираются. Они могут повторно спонтанно всплывать в сознании.  Их оживляют  пусковые механизмы (триггеры), тригерами могут служить объекты и события, окружающие человека во время травматического события.

 

Процесс диссоциации (раздвоения)  - это серьезный и длительный процесс с большим спектром действия.  Если у пациента (клиента) наблюдается диссоциативное расстройство, это не значит, что это  у него проявление психического заболевания.  Умеренная степень диссоциации может наступить  в следствии стресса; у людей, которые длительное время провели без сна, получили дозу «веселящего газа», во время стоматологической операции или перенесли незначительную аварию, - часто получают короткий диссоциативный опыт. Еще один простой пример диссоциативного расстройства – человек, порою бывает  так всецело заинтересованный книгой или фильмом, что окружающий мир и промежуток времени проходят мимо него незаметно.  Известна диссоциация, связана с гипнозом, который в свою очередь включает в себя временное изменение состояния сознания.

 

Люди часто испытывают диссоциативный опыт в ходе исповедования религии ( находясь в особых трансовых состояниях),  или других групповых или индивидуальных занятиях (медитативные практики, высшая ступень аутогенной тренировки). Эти случаи не стоит воспринимать как «частые/обычные», рассматривая Украину. 

 

Умеренные или сложные формы диссоциации наблюдаются у лиц с  травматическим опытом жестокого обращения в детстве, участников боевых действий, разбойных атак, пыток или при перенесении природного бедствия, автокатастрофы. Диссоциативные симптомы могут развиться  у пациентов с ярко выраженными  проявлениями посттравматического  стрессового  расстройства , или с расстройствами, которые образовались в ходе соматизации (болезни внутренних органов, в результате психологических конфликтов).

 

В состоянии диссоциативной амнезии, пациент не в силах помнить важную личную информацию до такой степени, что ее не возможно оправдать природной забывчивостью. Во многих случаях – это реакция на травматический случай или, когда человек выступал свидетелем жестокого преступления. У пациентов с диссоциативной амнезией может развиваться деперсонализация или трансовые состояния, но без изменений личной идентификации.

 

При диссоциативной реакции бегства, человек временно теряет ощущение личной тождественности и путешествует в другое место, где, как ему кажется, можно найти новую личность себя. Опять-таки, такое поведение чаще всего следует после серьезной травмы или стресса. Для окружающих, кроме того, что пациенты с диссоциативными расстройствами не могут вспомнить прошлое или личную информацию, их поведение не выглядит странным и не вредит обществу. Случаи диссоциативного бегства чаще всего встречаются в военное время или в местностях, подверженных природным катаклизмам.

Основным симптомом деперсонализации является отделение от собственного «я».

 

Деперсонализация, как симптом (а не расстройство), довольно частое явление среди студенческой возрастной группы. Он часто ассоциируется с недосыпанием или употреблением наркотиков «чтобы развлечься» и может сопровождаться «дереализацией»(расстройством восприятия окружающего, например, в ситуациях, когда объекты вокруг кажутся видоизмененными). Иногда пациенты описывают деперсонализацию, как ощущение себя роботом или наблюдение за собой со стороны.

Расстройство деперсонализация также может включать в себя ощущение неподвижности, бесчувственности или потери эмоциональной «живости».

 

Диссоциативное расстройство идентичности (DID) это новое название привычного расстройства множественных личностей (MPD). DID считается наиболее тяжелым диссоциативным расстройством и имеет большинство основных  диссоциативных симптомов.

 

DDNOS (диссоциативное расстройство не указанное в другом месте), приписывается пациентам с диссоциативными симптомами, которые не возможно занести ни в одну из категорий особого диссоциативного расстройства.

Как легкие/умеренные, так и сложные диссоциации, которые случаются у пациентов с диссоциативными расстройствами, происходят в результате набора причин: 

Врожденная способность легко поддаваться диссоциации

 

Повторяющиеся эпизоды психического или сексуального насилия в детском возрасте

Отсутствие человека, который бы поддерживал, утешал и защищал от жестоких родственников

Влияние других членов семьи, страдающих диссоциативными расстройствами, симптомами.

Взаимосвязь диссоциативных расстройств с жестоким обращением в детстве породила глубокие дискуссии и судебные иски, в которых под вопрос ставится точность детских воспоминаний.  

Информация, которая хранится в мозге, функции восстановления и интерпретация памяти еще до конца не изучены.

Основные диссоциативные симптомы:

Амнезия – отмечается провалами в памяти пациента на длительно время (наблюдается  впоследствии травматических событий).

 

Деперсонализация – состояние восприятия, при котором пациент ощущает, что его тело ненастоящее, неестественное, что оно изменяется или исчезает. Некоторые пациенты испытывают чувство отрешенности от своего тела, или наблюдают фильм с собственным участием.

 

Дереализация – все вокруг воспринимается  поддельным. Пациент видит стены, здания или другие объекты, которые меняют форму, размер или цвет. В некоторых случаях, пациенту может казаться, что окружающие его люди – это машины-роботы,  хотя сам он понимает нереальность таких ощущений.

 

Пациенты с диссоциативной реакцией бегства, с DDNOS илиDID часто попадают в замешательство по поводу своей идентичности или придумывают для себя новую личность. Впоследствии стрессового опыта, пациент может вести себя по-другому, нежели ранее, откликаться на разные имена, или не осознавать, что происходит вокруг.

Лечение диссоциативных расстройств может включать психотерапию, медикаментозное лечение или же комбинацию обеих подходов.

 

В случае психотерапии, пациентам часто необходима помощь врача, который специализируется на данной проблеме и имеет опыт в лечении диссоциативных расстройств. Такие знания особенно необходимы, если симптомы пациента выражаются проблемами определения личной идентичности.

Некоторые врачи предписывают транквилизаторы или антидепрессанты от чрезмерной активности, тревоги и/или от депрессии, которые часто встречаются наряду с диссоциативными расстройствами. Однако, пациенты с диссоциативными расстройствами более подвержены к привыканию и зависимости от медикаментов.

 

Гипноз часто рекомендуется в качестве одного из методов лечения диссоциативных расстройств, частично по тому, что гипноз связан с процессом диссоциации. Гипнозспособствует избавиться от угнетающих идей иливоспоминаний. Специалисты, лечащие пациентов с DID, время от времени используют гипноз в процессе «закрытия» альтернативных личностей.

 

Перспективы выздоровления от диссоциативных расстройств различны. Выздоровление от диссоциативного бегства, как правило, происходит быстро. Диссоциативную амнезию можно излечить довольно быстро, но у некоторых пациентов она может перейти в хроническое расстройство. Деперсонализация, DDNOS и DID, как правило, хроническиесостояния. Для лечения  DID потребуется от пяти лет непрерывного лечения.      

 

В течение всей жизни человек неизбежно сталкивается со множеством кризисов, которые сопровождают моменты его перехода из одного возрастного, профессионального или социального статуса в другой. Кризис – это период, когда один значимый жизненный этап подошёл к концу, а другой ещё не начался. Такие периоды часто сопровождаются внутренними противоречиями и обострением проблемы поиска жизненных смыслов и ориентиров. 

 

Кризис 30 лет может быть привязан к возрасту лишь условно, поскольку у каждого свой темп личностного и социального развития. Как правило, к 30 годам человек разрешает базисные задачи социализации и взросления, достигая определённого постоянства в жизни. Сознавая, что значительный путь уже пройден, человек начинает оценивать то, насколько правильный путь он для себя выбрал, насколько по-настоящему реализовался в том, о чём мечтал в юности, насколько его жизнь отвечает его внутренним потребностям и идеалам. 

 

Главными характеристиками кризиса 30 лет являются: 

— Потеря смысла жизни и сожаление о потраченном впустую времени; 

— Проблемы с поиском самоопределения и выбором дальнейшего направления своей жизни; 

— Критический анализ собственных достижений и понимание того, что достигнуто либо слишком мало, либо не то, чего на самом деле хотелось; 

— Чувство ограниченности собственной жизни и сложности её перестройки в желаемом направлении; 

— Острое переживание конечности жизни, быстротечности времени и страх не успеть сделать что-то очень важное; 

— Переоценка ценностей, поиск новых смыслов и духовных опор. 

 

Первые переживания кризиса 30 лет часто возникают в связи с ухудшением физического здоровья человека, которое вносит понимание, что с возрастом мы не молодеем, и если пройденный путь не вызывает чувства внутреннего удовлетворения, пора что-то менять, иначе потом может стать слишком поздно. Иногда в процессе такого кризиса человек осознаёт, что долгое время жил не своей жизнью, а делал то, чего ждал от него окружающий социум. В некоторых случаях, напротив, кризис может быть вызван тем, что в 30 лет общество требует от человека психологической зрелости и определённости, но он ещё не успел достичь желаемого им уровня взрослости. 

 

 

1. В первую очередь, важно не уходить от кризисных переживаний, а уделить им должное время и внимание. 

2. Поскольку кризисные периоды отнимают много сил, необходимо позаботиться о собственных психических и физических ресурсах, найти приятные для себя способы их восполнения. 

3. Огромную роль в преодолении кризиса играет окружение человека. В момент кризиса не стоит бояться просить о помощи и поддержке окружающих, а лучше всего обратиться к профессиональному психологу. 

4. Главными задачами кризиса 30 лет являются принятие прошлого опыта и разработка плана дальнейшего жизненного пути, поэтому очень важно проявить уважение к своему прошлому и сознательно подойти к тем изменениям, в которых нуждается ваша душа. 

 

 

Психическая боль – это достижение человека, его борьбы за свой образ, свое достоинство и свободу. Если человек выбирает самоутверждение, он соглашается на боль и свидетельствует о своей способности  выдерживать ее.

Борьба за личность и ее утверждение, сопровождается этим чувством. Самореализация предполагает сопротивление, требует борьбы против давления окружающего мира, который предлагает стрессы и конформизм. Отказ от личности, а вместе и от свободы, согласие на слияние, может уменьшить боль. Несогласие ее увеличивает.

 

Возникновение психической боли свидетельствует о значимости. Она открывает неосознаваемую, до того, внутреннюю ценность и заставляет позаботиться о ней, мобилизует необходимые ресурсы человека. Именно это подразумевают, когда говорят о ценности страдания.

На уровне отношений, она сигнализирует о границе чувств, фрустрированных потребностях или отношениях, которые человек способен выдержать. Т.е. о пределе чувствительности, за которой начинается разрушение личности. Трагично здесь то, что чувствительность к этой грани у людей разная. А анестезированная психическая боль более разрушительна, чем осознаваемая. Она продолжает реализовать свое влияние, при этом, человеку не удается найти источник разворачивающейся катастрофы.

 

Когда смотрю на алкоголиков, наркоманов, других зависимых и сильно порушенных людей, часто думаю об этом. Они показывают миру свое страдание, но не способны обнаружить его источник. И так по кругу.

 

Боль сопровождает интенсивные изменения. И чем более они значимы, тем интенсивнее возникающая боль. Иногда она воспринимается как невыносимая. Тогда появляется выбор между желанием последующих изменений, которые и есть психологической сущностью жизни, и желанием остановить её.
Она тесно связана с эмоциональной сферой человека, а именно с чувствами стыда, унижения, печали, отчаяния, одиночества, страха и ужаса. Иначе говоря, это трудный внутренний опыт, связанный с проживанием сложно выносимых эмоций.

 

Первым, кто начал исследование психической боли, был доктор Shneidman. Он назвал это явление «psychache» и гармоничного перевода этого термина нет. Shneidman показал, что склонность к суициду у людей отличается именно по уровню психической боли, которую они переживают, а не безнадеги, как считалось ранее. Желание остановить невыносимую боль приводит к суициду. Стремление к жизни у человека остается всегда, но в такой период боль становится сильнее и возникает идея, что вместе с остановкой потока сознания, прекратится и боль.

Причина появления – неудовлетворенные психологические потребности. Условно, их можно разделить на два типа: социальные, т.е. определяющие человеческую индивидуальность (принадлежность, автономия, доминирование, достижение) и витальные, т.е. связанные с выживанием физического тела.
Shneidman определил пять блоков потребностей, неудовлетворение которых приводит к появлению психической боли и, как высшей точке ее реализации, суициду.
- Дефицит любви, принятия, принадлежности. Здесь человеку не хватает поддержки и заботы.
- Дефицит контроля, прогнозируемости и стабильности. Не хватает достижения, автономии, понимания и порядка.
- Удары по самооценке, избегание стыда, проигрыша, унижения и позора. Не хватает защиты.
- Разрыв отношений. Нет чувства связанности и заботы.
- Чрезмерная агрессивность, гнев и враждебность. Не хватает противодействия в проявлении агрессии.

 

Перечитайте внимательно эти пункты. И позаботьтесь о своем психологическом благополучии.

 

Психическая боль может концентрироваться настолько, что возникает ощущения ее отдельности. Кажется, что она начинает жить собственной жизнью. Leenaars считает, если ее слишком много, человек впадает в депрессию. В отличии от Shneidman, не с суицидальными мыслями, а именно с депрессией он связывает наибольший объём и интенсивность психической боли. От такого уровня человек психологически замирает, оказывается не способным к развитию, взаимодействию и т.д. Каждый день похож на следующий, жизнь видится как длинная и невыносимая последовательность однотипных событий. Надежда на изменения здесь не возникает. Человек продолжает существовать в таком режиме.
Сложность людей в этом состоянии в том, что при наличии повышенной чувствительности к боли, они отказываются ее переживать. Так происходит потому, что боль не воспринимается как часть собственной идентичности, а описывается как посторонняя и враждебная. Противодействуя игнорированию, вследствие травматических событий прошлого, она продолжает интенсивное влияние, но поскольку человек делает попытки ее блокировать, оно превращается в разрушительное.

 

Психотерапия боли связана с восстановлением процесса проживания травматических событий и боли, связанной с ними.
На самом деле, не сама боль, а страдание настоящий предмет психотерапевтической помощи. Боль – это реакция и функция, страдание – восприятие и интерпретация событий. Поэтому, задача не лишить человека боли, а помочь восстановить ее работу.
Возобновление чувствительности необходимая перспектива терапии. Этот процесс помогает присоединить боль к процессу проживания, что впоследствии, помогает восстановить витальность человека.
В начале психотерапии боль, с которой приходит клиент, растет. Не уменьшается, как можно подумать. Ее уровень может существенно повыситься в сравнении с тем, что человек чувствовал ранее. Конечно, клиентам в связи с этим страшно. Но на определенном этапе терапии, осознавая это или нет, человек оказывается готов оценить уровень боли, которую блокирует и вместе с ним, путь который придется пройти. Поскольку такая перспектива пугает, избегание ядровой тематики в терапии происходит очень часто. В работе с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), психической травмой, кризисной ситуацией, возникновение острой психической боли гарантировано, хотя раньше человек успешно мог ее избегать.

 

Кажется, другого пути избавления нет. Восстановление свободного течения переживания позволяет осознать внутренние процессы и это следующий шаг в работе. Постепенно пробираясь через травмирующие обстоятельства и проживая чувства, связанные с этим, человек получает свободу в том, как располагать элементы опыта во внутреннем пространстве. Так происходит переформатирование травматического опыта, конечная цель которого – интеграция в структуру личности.

 

Стоит обратить внимание на отношение к психотерапии, как к средству «скорой помощи» психической боли. Тогда запрос к психотерапевту формулируется как «Останови это».
Невозможно одновременно стимулировать процесс переживания и подавлять боль. Поэтому, при поддержке переживания, стоит отказаться от идеи ее контроля.
Рассматривая боль как показатель ценности событий и обстоятельств в жизни человека, очевидно, что ее ликвидация приводит к их девальвации.

 

Есть такой общий пример на этот счет, когда мама, потерявшая ребенка, приходит к психотерапевту и просит избавить от боли утраты. Тогда перед ней становится выбор: чтобы избавиться от боли, придется забыть о существовании ребенка или учиться жить с опытом такой острой боли в своей жизни.
Если хочет забыть – она выбирает утратить связь с прошлым опытом, а вместе с тем и возможную опору, ценные воспоминания и важные переживания. Это рискованное мероприятие. Так она превращает себя в психологического инвалида.

 

Как уже говорилось, психическая боль особенно обостряется в кризисные периоды. Более того, есть показателем таковых. И здесь важно понять собственное отношение к кризисам. Если воспринимать их как что-то вредное и деструктивное, формируется соответствующее отношение и к психической боли.
Если же кризис воспринимать как нормальный элемент развития и адаптации к обстоятельствам жизни, стратегия его подавления оказывается нелепой, поскольку превращается в попытку остановить жизнь. Поддержка и сопровождения этого процесса, позволяет найти место психической боли.

 

Экзистенциальное разрешение человека самому себе на чувство боли, освобождает и помогает проходить сложные периоды. В таком случае, процесс протекает естественно. Трудно и остро, но в соответствии с внутренней природой человека.

В связи с событиями в Кемерово сегодня хочу написать о том, как трагедия может отозваться в каждом из нас.

 

Возможно, вы вспомните сегодня свои потери, утраты, пусть не обязательно осознанно, а на уровне физических ощущений.

 

У вас может болеть область груди, становится тяжелым или прерывистым дыхание, вы можете плакать.. И про тех, кто погиб или пострадал, или про себя.

 

Встреча со смертью - это всегда встреча со своей смертностью и с опытом своих утрат и потерь.

 

Напомню, существует пять стадий проживания горя: отрицание, злость, торг, депрессия и принятие.

 

Очень часто человек застревает на какой-то одной из них. Время с момента утраты может пройти достаточно по вашим меркам, а вы все еще не верите, злитесь или переживаете депрессию.

 

Очень возможно так случилось потому что на сам момент утраты у вас не оказалось рядом нужной поддержки.

 

Особенно на первой стадии. Здесь легче всего заморозиться и уйти в хроническую травму. 

 

Соцработники вчера родителям погибших детей «Не плачь, слезы еще понадобятся, самое страшное впереди!».

 

Самое ужасное, что это привычная реакция в нашем обществе. 

 

Человек мало того, что теряет самое дорогое - своего ребенка, он еще должен сам взять себя в руки, собраться и защищать себя от бюрократической машины..

 

Очень надеюсь, что с этими родителями окажутся люди, которые по-настоящему поддержат и отогреют.

 

Что можно сделать, если вы сейчас включились в эту трагедию?

 

• Позаботиться сначала о себе, особенно своем теле, физическом комфорте; 

 

• Дышать, чувствовать свое дыхание и наблюдать за ним;

 

• Поговорить с кем-то, кто может вас по-настоящему выслушать;

 

• Сделать какое-то конкретное действие, особенно, если чувствуете свою беспомощность в связи с трагедией.

 

Люди в Кемерово сразу пошли сдавать кровь, многие психологи начали вести бесплатные психологические консультации. Возможно, и вы найдете что-то свое,  что поможет вам чувствовать свою жизнь, силу, участие.

 

Не стоит себя заставлять, только, если вы чувствуете в себе ресурс и энергию давать, делиться.

 

Возможно, вы просто захотите провести больше времени со своей семьей и почувствовать ваше единение и ценность друг друга..

 

И самое главное, важно прожить сейчас любые чувства, которые всколыхнулись. Дать им пространство и время.

 

Чужая смерть - это всегда встреча и с собственной жизнью. С ее хрупкостью и ценностью простых моментов.

 

Берегите себя и своих близких!

 

Ещё больше о травме свидетеля и помощи себе при трагических событиях рассказываю в видео. В нем я также говорю о литературе и фильмах, которые помогут пережить утрату.

Психическая травма - путь сквозь тёмный лес. Часть 1.

 

 

Многие из нас слышали понятие психической травмы, зачастую в контексте популярной психологии, высказываний знакомых что у них «травма» и пр.

Попробую отделить травму от переживаний средней и высокой интенсивности, которые создают сложности, но не накладывают ожог душевной боли.

 

Функционируя, наш организм в процессе биологического и ментального метаболизма что-то поглощает из внешнего мира, и выделяет в окружающую среду (пища, продукты жизнедеятельности, эмоции и т.д.). Хорошо, если эти процессы сбалансированны, мы не «проглотили» лишнего без пользы для организма, и не «удержали» излишек.

 

На протяжении всей жизни мы сталкиваемся с событиями, переживаниями, которые психика обрабатывает. Если воспользоваться пищевыми идеями Ф. Перлза, то чтобы проглотить манную кашу много усилий не требуется, другое дело, если необходимо проглотить сухарь или другую твёрдую пищу. Мне нужно задействовать резцы и моляры для откусывания и перемалывания, потратить больше усилий и времени. Задача значительно усложнится, если пережевывание будет сопровождаться зубной болью, поломкой или отсутствием зубов. Я скорее всего не буду есть сухарь, буду пытаться использовать какие-то другие способы для его обработки, или все таки пойду к стоматологу. Похожий процесс происходит с психикой. Чем выше уровень психической эффективности, тем более успешно я могу справляться с эмоциональными вызовами окружающего мира, ассимилировать как свой жизненный опыт и «записать» в нарративную память. Тем сложнее переживания я способен перемолоть ментальными молярами. 

 

И вот происходит какое-то событие, которое для меня будет стрессовым или носящим травматогенный характер. Сразу уточню, что не существует точного списка таких происшествий и переживаний, из-за которых происходит травматизация, они сугубо индивидуальны, исходя из личного уровня психической эффективности, возраста, социокультурных особенностей, степени тяжести и длительности травматизации, наличия внешних/внутренних ресурсов для поддержки осознавания и др. Например: если я житель древней Спарты, то регулярная процедура сбрасывания слабых детей со скалы скорее всего будет менее травматична для восприятия, чем увидеть такое в современное время (это сложно встроить в картинку теперешнего цивилизованного мира). 

 

Ребёнку значительно сложнее справится и интегрировать отвержение или насилие (особенно хронического характера) со стороны значимого для него взрослого, чем человеку уже имеющему жизненный опыт и высокую психическую эффективность. 

 

Если ресурсов недостаточно (собственной устойчивости и опыта, безоценочной поддержки важных людей в проживании сложных чувств и т.д.), а  эмоциональный вызов среды превышает возможности моляров моей психики, то она как-будто начинает «давиться едой». И для сохранения себя вообще, сложное переживание локализируется, превращая эту зону в темный лес, неясный и пугающий. Особенностью является то, что место травмирования не осознается человеком, а если я об этом говорю то речь не о травме, а пока о сложных переживаниях. В травмированном темном месте остаётся какая-то часть жизни, которая так или иначе начинает вторгаться в жизнь обыденную, которая в свою очередь судорожно пытается сохранить себя от невыносимых переживаний сужая круг своего сознания. 

 

Область травмы, может быть как достаточно явной, так и абсолютно незаметной со стороны, ничем себя не выдающей, практически не мешающей жизни. Это далеко не всегда какие-то ужасающие события, леденящие в венах кровь, иногда это что-то едва уловимое, с чем не удалось справится и интегрировать в свой внутренний мир. С ней можно достаточно хорошо прожить всю жизнь избегая это место, но зачастую оно причиняет дискомфорт, в виде невозможности построить близкие отношения, страха заниматься любимым делом, идеи что «со мной что-то не так», невозможностью чувствовать себя живым и свободным и т.д. Ведь даже капсулированные (они же отщеплённые, диссоциированные) переживания будут стремится к своему завершению, давая о себе знать в разных формах. 

                                                                                                                        Психотерапевт 

                                                                                                                  Валерий Вовченко

Человек, переживший насилие, или другое травмирующее событие, а так же человек, находящийся в кризисе, рано или поздно приходит в терапии в точку собственного отчаяния. На поверхности причины его возникновения могут быть связаны с невозможностью получить что-то очень важное в актуальных отношениях. Или настоящая жизненная ситуация своей тупиковостью и безвыходностью актуализирует это чувство. Часто клиент находит связь между этими переживаниями и своим более ранним опытом, где не было возможности влиять на ситуацию. Когда события разворачивались в страшную или болезненную сторону и не было возможности спастись, или рядом не было никого, кто мог бы спасти, или просто внезапно случилось что-то ужасное.

 

Переживание отчаяния — это очень сложный опыт. Прикоснуться к нему можно, только потеряв надежду. Надежду, что все было на самом деле не так, или что я все держу под контролем, или что происходящее на меня не влияет. Это всегда свидетельство потери чего-то ценного, на чем держится мое представление о себе, отношениях, или значимых других, или об устройстве этого мира.

Отчаяние часто приходит с ужасом, или глубокой печалью и сожалением, иногда со стыдом и виной. Переживать его больно и изнутри безнадежно, именно поэтому полноценно это можно делать только в присутствии другого.

 

Если в жизни происходит что-то, что меняет ее привычный ход, и на что мы не в силах повлиять, иногда необходимо пережить отчаяние, только для того, чтобы появились силы двигаться дальше. Смерть близкого, стихийное бедствие, внезапное банкротство или серьезная болезнь — события, значимость которых трудно проигнорировать. Обычно человек идет в такие моменты к другим людям за поддержкой и возможностью опереться на кого-то живого и более устойчивого, чем он сам. Когда земля уходит из под ног — это лучшее, что все мы можем для себя делать. И тогда можно пережить то, на что повлиять нет никакой возможности.

 

В случае, когда у человека в опыте есть насилие, он приходя в терапию, иногда много и много встреч идет к тому, чтобы признать значимость и размер этого события или череды многих событий. Степень влияния их на себя и невозможность изменить произошедшее. Это бывает очень сложно, ведь когда-то он мог справиться с насилием только похоронив, заморозив часть себя вместе с этой историей. Именно здесь отчаяние и боль — те самые чувства, которые человек стремится пережить, чтобы восстановить картину произошедшего и вытащить себя из-под обломков. Так работает горе. Заметив свое отчаяние, человек получает возможность увидеть себя и свою жизнь так как есть. И как бы ни было больно, за этим всегда приходит облегчение. Потому что больше не нужно притворяться и тратить множество усилий на то, чтобы скрыть какую-то часть себя. Боль всегда просится наружу, чтобы быть пережитой. И когда больше нет необходимости с ней сражаться, она сначала начинает жить в полную силу, а потом всегда постепенно заканчивается.

 

Отчаяние необходимо нам, чтобы встретиться со своей болью. Как весна приходит только после зимы, только после того, как боли дают право на жизнь, человек может с ней справиться и продолжить свою жизнь, включив в нее уже пережитый и ассимилированный опыт. Делая его просто частью своей истории.

 

Когда-то Эрих Фромм сказал: «Счастье часто считают прямой противоположностью горя или страдания. Физические и душевные страдания – часть человеческого существования, и их неизбежно приходится испытывать. Уберечь себя от горя во что бы то ни стало можно только ценой полной отчужденности, исключающей возможность испытывать счастье. Таким образом, противоположностью счастья является не горе и страдание, а подавленность, возникающая в результате внутренней бесплодности и неплодотворности".

 

В некоторые моменты мы можем оставаться живыми только ценой прохождения через свои отчаяние, горе и боль. Этот опыт сложен, но всегда выносим, если рядом есть другой.