Публикации с тегом Отношения с окружающими, психологические границы (16)

 В психотерапии есть базовые условия, без которых работа психолога невозможна. Например, образование психолога и супервизии, отсутствие личных или внетерапевтических пересечений между психологом и клиентом (психолог не может принимать знакомых, друзей и близких, потому что между ними не сложится терапевтический контакт и альянс). Если все эти условия соблюдены, остаётся самое главное условие - границы терапии или её правила. 

 

 

1. Первое правило - это ограничение терапевтического часа. В юнгианском подходе, в котором я практикую, психологи работают 50 минут при условии, что сессия начинается и заканчивается вовремя. Такое ограничение позволяет сформировать надёжный терапевтический контейнер. Если клиент опаздывает, это его ответственность, и время сеанса не продлевается вне зависимости от причин опоздания. При опоздании клиент и психолог могут продуктивно использовать оставшееся время, даже если осталось всего 5 минут. И иногда именно эти 5 минут оказываются максимально эффективными, поскольку, во-первых, даже такое присутствие на сессии всегда лучше полного отсутствия, а во-вторых, за эти 5 минут можно попробовать сжато изложить самое важное. Нередко именно за последние 5 минут сеанса клиента посещает важное осознание - например, на тему того, почему он сегодня так задержался, в чём истинная причина, что он так не хотел обсуждать и чему сопротивлялось его бессознательное. Кому-то может казаться, что 50 минут - это слишком мало, что он не укладывается в рамки сеттинга и хочет рассказать как можно больше всего, но в этих случаях можно посещать психолога 2-3 раза в неделю, либо заранее планировать содержание сеанса и фокусироваться только на самом важном. Ограниченный по времени формат сессий учит клиента ценить время, фокусировать внимание, вдумчиво излагать свои мысли и держаться определённых рамок, что особенно полезно для людей с различными расстройствами саморегуляции, проблемами с планированием времени. Формат 50 минут держит человека в тонусе и не даёт ему растекаться мыслью по древу, а, если это и происходит, сам формат со временем способствует большей собранности клиента и настроенности на серьёзную работу.

 

2. Второе правило - это оплата пропусков. Пропуски сеансов оплачиваются клиентами, если клиенты предупреждают о них позднее заранее оговоренного с терапевтом времени или пропускают сессии без предупреждения. Такой подход позволяет клиенту взять ответственность за контакт с терапевтом. Запись была его личным решением, правила проговаривались, и он ознакомился с ними, дал своё согласие на них. Соответственно, если в терапии происходит какой-то форс-мажор, как правило, это связано с сопротивлением. И в терапии всегда можно проследить связь между последними событиями во время сессий и пропуском. Например, клиент предупреждает об отмене в последний момент именно тогда, когда мы в прошлый раз впервые заговорили о его маме. Очевидно, это вызвало сильную бессознательную реакцию, и границы терапии начали плыть. Задача терапевта - вернуть процессу границы, чтобы продолжить терапевтический процесс и остановить процесс контртерапевтического отыгрывания. 

 

3. Третье правило - отсутствие общения между клиентом и терапевтом вне сеансов. Если такое общение и присутствует, оно должно быть минимизировано до формальной договорённости о записи и предупреждении о пропуске/переносе сеанса. Внетерапевтическое общение размывает границы терапии, а потому снижает её эффективность. Поэтому, если клиент пишет или звонит терапевту вне сеансов, терапевт вправе не отвечать на эти письма, сообщения и звонки, но вынести ситуацию на обсуждение в процессе следующего сеанса. Например, "да, я видел(а), что вы писали мне, давайте обсудим сейчас, каким было ваше состояние в этот момент, чего вам больше всего хотелось и как вам удалось самостоятельно себе помочь". Если клиент хочет спросить у психолога литературу или контакты другого специалиста для своих друзей/родственников, лучше предупреждать об этом в процессе самого сеанса. Переносы сеансов тоже конструктивнее обсуждать в процессе самих сеансов, исходя из чего многие психологи, включая меня, заранее прописывают ограничения на переносы (например, не более 2 раз в месяц и не более 2 раз подряд), чтобы у клиента не было возможности постоянно записываться и отменяться, поскольку такой процесс вновь является параллельным по отношению к терапии, а, чтобы осознать его, важно внести его в рамки терапевтического пространства. 

 

Правила терапии позволяют структурировать терапевтическое пространство, а также благодаря наличию этих правил лучше видны "шалости бессознательного", когда в терапии параллельно идёт какой-то необычный процесс. Если бы не было правил, терапия превратилась бы в светскую или дружескую беседу, в которой можно было бы годами обсуждать что-то без терапевтического эффекта. Правила же "собирают" процесс и ограничивают его в пространстве и времени, благодаря чему лучше видно, когда клиент сопротивляется, когда он выпадает из реальности, когда он переживает перенос. Все эти моменты диагностичны, и очень важно не игнорировать, а обсуждать их, поскольку они являются каркасом процесса терапевтического взаимодействия. Опоздание - это не просто опоздание, а бессознательное сопротивление тому, чтобы идти на сеанс, которое разрешается в обсуждении того, что именно в процессе идёт не так. Пропуск без предупреждения - это не просто пропуск, а избегание, пассивная агрессия, молчаливый протест, и снова здесь важно понять, что именно стоит за этим процессом - какой механизм, какой паттерн, какой эмоциональный отклик на терапию.

 

Таким образом, без границ и правил работа психолога невозможна, а, если и возможна, её эффективность стремится к нулю. Эффективность терапевтических правил, напротив, многократно подтверждается практическими примерами, в которых после напоминания терапевтом клиенту о времени или оплате пропуска сначала может быть неприятно (срабатывает эффект "горькой пилюли"), но в перспективе становится легче и лучше, поскольку структура сеттинга со временем превращается во внутреннюю опору клиента. Кроме того, как ограниченная во времени и пространстве структура, сеттинг символически напоминает нам о неизбежных ограничениях - ограничениях клиента, психолога, разбираемых ситуаций, реальности и, в конечном итоге, времени жизни, к которым важно подойти осознанно, поскольку в игнорировании этих ограничений часто кроются самые глубинные корни симптомов. 

В здоровых отношениях есть место как близости, так и автономии. Это означает, что у пары есть пространство для общих интересов и времяпрепровождения, точки соприкосновения и сходства, но в то же время есть и пространство, где каждый мог бы побыть наедине с собой или с другими людьми, отдохнуть, восстановиться и набраться свежих впечатлений.

 

В созависимых отношениях пространства для автономии и отдельности нет - партнёры постоянно находятся в слиянии, что провоцирует ссоры и конфликты, т.к., если полностью отсутствует автономия, отношения становятся перенасыщенными, поскольку такая пара отгораживается от обмена энергией с миром.

 

Другая крайность, борьба за собственную автономию, наблюдается у контрзависимых личностей. Часто такие люди избегают отношений или избегают контакта в них. Для партнёра они постоянно заняты и недоступны, порой даже если находятся рядом. Такие люди могут не отвечать на звонки и сообщения, пугаться внимания, надолго пропадать из отношений и внезапно возвращаться. В созависимом паттерне преобладает тенденция к близости, в контрзависимом - к автономии, а для здоровых отношений необходимо гармоничное сочетание этих тенденций.

 

 

Во-первых, важно, чтобы партнёры уважали не только сходства, но и различия друг в друге. Для этого можно попробовать периодически обсуждать - чем мы различаемся, в чём мы разные и как эти различия помогают сохранить баланс в паре. Какие-то различия способствуют взаимному дополнению (например, если один партнёр очень общительный, а второй - нет, первый может знакомить второго с новыми людьми, расширяя его круг общения, а второй - открывать первому ценность и глубину уединения). Другие различия могут создавать конструктивное напряжение в паре, когда партнёрам интересно друг с другом и всегда есть, что обсудить, потому что они не похожи друг на друга и могут дать друг другу свежий взгляд на проблему. 

 

Во-вторых, стоит позаботиться, чтобы у каждого из партнёров было своё личное пространство, и оно уважалось другим. Например, личный дневник, в который партнёр никогда не заглянет без спроса, время для уединения, свои друзья и знакомые, свои увлечения и интересы - всё, что даёт человеку возможность вернуться к себе. Если человек жертвует этим пространством ради другого, либо полностью втягивает другого партнёра в своё личное пространство, возникает дисгармоничная ситуация, которая со временем приводит к тому, что партнёрам становится нечем обмениваться. Находясь постоянно только рядом друг с другом и не позволяя себе временно отойти на дистанцию, они могут стать скучными друг другу, поскольку эта ситуация препятствует развитию каждого из них.

 

В-третьих, в отношениях важно, чтобы оба партнёра твёрдо, но экологично обозначали свои границы и уважали границы друг друга. Личные границы могут касаться определённых предпочтений и их отсутствия (не стоит делать то, что не нравится, или соглашаться на это, переступая через себя), желаний или нежеланий (в здоровых отношениях один партнёр может свободно сказать другому, что сейчас не хочет идти гулять, и второй отнесётся к этому нежеланию с пониманием), взглядов и принципов, а также других аспектов жизни, в которых для каждого ценно сохранять верность себе и согласие с собой. 

 

В-четвёртых, хорошо, если каждый партнёр может чётко обозначать свои потребности, обращаться к другому с просьбой, но при этом уметь брать ответственность за свои потребности. Автономия подразумевает, что мы являемся самостоятельными и самодостаточными людьми, но это не значит, что мы совсем не нуждаемся в других. Иногда приятнее получить тепло и внимание от другого человека, чем позаботиться о себе. Однако другой человек имеет свои ограничения - он может находиться в стрессе, болеть, не быть в ресурсе, не быть готовым конкретно сейчас оказывать поддержку или оказывать её в конкретной форме, и на всё это он имеет полное право. Поэтому можно проговорить потребность, разместить её в поле отношений, но не стоит делать её зависимой от партнёра. Если партнёр не может её удовлетворить, самое время включить свою автономию и подумать о том, как мы можем позаботиться о себе.

 

В-пятых, часто пространство отношений хорошо структурируют договорённости и совместно составленные правила. Опираясь на прошлые ситуации, можно составить список простых договорённостей или правил, которые соблюдают оба партнёра. Например, не выяснять отношения по четвергам, регулярно ездить куда-то раз в месяц, не читать личные переписки друг друга с друзьями, не делать преждевременных выводов, а сначала спросить у партнёра, как он видит ситуацию. Важно, чтобы эти правила составлялись с учётом потребностей обоих партнёров и могли быть гибкими, т.е. в случае необходимости эти договорённости со временем могут пересматриваться.

Ключевым фактором сохранения автономии в отношениях является сохранение собственного "я". Если мы теряем его при встрече с другим человеком, мы теряем и собственную автономию, из-за чего впоследствии сильно страдают и отношения. Сохранить своё "я" означает бережно отнестись к своим особенностям, отличиям от другого и личному пространству не в бегстве от другого, а в открытости диалогу с ним. 

 Сепарация от родителей - это долгий и сложный психологический процесс взросления, при котором ребёнок обретает самостоятельность и независимость от родителей. Формальная независимость обретается им в возрасте 18 лет, однако на психологическую независимость уходят гораздо большие сроки, поскольку родители, как правило, оказывают сильное влияние на жизнь человека, и не всегда это влияние может быть позитивным. Так, человек перенимает от родителей установки, убеждения и взгляды на жизнь, которые впоследствии могут мешать ему развиваться и жить собственной жизнью.

 

В некоторых случаях важным шагом на пути к психологической сепарации является отдельное от родителей проживание, однако для свершения сепарации только этого шага мало. Недостаточно и научиться самостоятельно обеспечивать себя, хотя финансовая независимость также является важным шагом. Психологическая сепарация не может считаться свершившейся до тех пор, пока человек критически не проработает свой детский опыт взаимодействия с родителями. В этом смысле, псевдосепарация отличается от подлинной сепарации тем, что человек может жить отдельно от родителей, зарабатывать хорошие деньги, но при этом продолжать повторять родительские сценарии жизни.

 

 

1. При неполной сепарации у человека сохраняются обиды на родителей. Наличие обид свидетельствует о непрожитом и неотгорёванном детском опыте, который, в любом случае, мешает человеку двигаться дальше, поскольку фиксирует его в точке травмы. Как правило, обиды сопровождаются ожиданиями, что родитель ещё изменится или компенсирует что-то, чего не смог дать в детстве. При этом человек может считать, что родители уже никак не влияют на его жизнь, однако чувство обиды побуждает его искать отношения, в которых он пытается завершить те ситуации, которые не были завершены с родителями. Например, если проблема коснулась эдипальной стадии развития, женщина может влюбляться в женатых мужчин, бессознательно ожидая, что символически "папа" всё-таки выберет именно её, а не другую женщину. 

 

2. При неполной сепарации человек замечает повторение родительских паттернов поведения. Человек, который психологически не сепарировался от родителей, склонен воспроизводить родительские жизненные модели. Например, если у отца или матери были проблемы с работой или личной жизнью, в своей жизни человек может отмечать наличие похожих проблем. Если в семье были трудности с тем, чтобы кому-то отказывать, человек отмечает их и в себе.

 

3. Псевдосепарация иногда сопровождается компенсаторно преувеличенной сепарацией. Человек, который не сепарировался от родителей психологически или эмоционально, часто склонен держать слишком большую дистанцию от своих родителей. Например, он может перестать общаться с ними и отвечать на звонки, но при этом испытывать по отношению к ним очень сильные и противоречивые чувства. 

 

4. Неполная сепарация нередко идёт рука об руку с трудностями в личной жизни, где человек надеется всё-таки обрести идеальную маму или идеального папу, т.е., по сути, разрешить свои детские проблемы за счёт партнёра. Такая стратегия часто сопровождается завышенными требованиями и ожиданиями к партнёру, которые в некоторых случаях становятся и вовсе нереалистичными. 

 

5. При неполной сепарации человек отчётливо ощущает большое количество ограничений в своей жизни, за которыми скрываются родительские запреты и предписания. На практике это может выглядеть так, что человек хочет открыть свой бизнес, но не может, потому что боится. Если копнуть тему дальше, может оказаться, что родители скептически относятся к теме бизнеса, транслировали свои страхи на эту тему, а человек сам не заметил, как впитал их. Или, например, предписания родителей могут затрагивать тему личной жизни и отношений. Те люди, которых слишком стыдили в детстве, во взрослом возрасте с трудом могут открываться другим.

 

6. При неполной сепарации человек часто может замечать вокруг себя людей, которые похожи на родителей по складу характера. Это могут быть начальники, друзья, научные руководители, партнёры, которые как-либо напоминают родителей или ведут себя так, как родители. Если таких людей в окружении много, либо они встречаются регулярно, это повод задуматься о том, что эти люди выбираются неспроста, и именно они являются для человека наиболее узнаваемыми, предсказуемыми и интересными, в отличие от остальных.

 

7. Неполная сепарация также может выражаться в отчаянном протесте против родителей. Естественно отличаться от родителей, быть другим, строить свою независимую жизнь, но, когда эта жизнь превращается в вечный протест, и практически всё в ней человек делает наоборот - не так, как хотели родители, не так, как учили родители, а прямо противоположным образом, появляется повод задуматься о непройдённом или непрожитом бунте против родителей. Бунт против отца может выражаться в вечном недовольстве властью и отвержении любых иерархий. Бунт против матери - в ненависти к женщинам и предубеждениях по отношению к ним. 

 

В отличие от неполной сепарации, здоровая и зрелая сепарация подразумевает сознательную позицию человека по отношению к собственной жизни и принятие прошлого опыта, а это значит, что он сам строит свою жизнь не наперекор родителям и не вопреки им, а благодаря им и с опорой на тот опыт, который пережил с ними. 

Страх перед психологами - частая причина, по которой нуждающиеся в психологической помощи люди избегают специалистов. Иногда эти страхи связаны с собственным неудачным опытом или негативными отзывами друзей о психологах. В других случаях это личные глубинные страхи - перед контактом, перед изменениями, перед собственной болью. В данной статье я разберу наиболее частые страхи клиентов перед психологами.

 

1. "А вдруг психотерапия мне не поможет или навредит?". Такой страх характерен для людей, которые никогда не обращались к психологу, либо которые уже столкнулись с неудачным опытом. С рациональной точки зрения, этот страх оправдан, поскольку, действительно, бывают случаи, когда терапия не помогает сразу или после неё становится хуже. Это может происходить по разным причинам: возможно, психолог и клиент не подошли друг другу, либо клиенту не подошли конкретные методы, либо терапия была слишком рано завершена. Но, как правило, человеку, который ищет психологической помощи и думает о том, чтобы обратиться, уже некомфортно или плохо со своими переживаниями или со своей жизненной ситуацией. А, значит, в нём уже зреет мотив к изменениям. В этом смысле, терапию можно попробовать рассмотреть в качестве эксперимента. Попробовать и решить - откликается она или нет, насколько она помогает, что происходит в её процессе. Если терапия не будет эффективной, клиент имеет право в любой момент её завершить, обсудить происходящее с конкретным психологом и поискать альтернативные методы - например, обратиться к другому специалисту. 

 

2. Страх перед серьёзными изменениями. Несмотря на то, что чаще всего человека, который хочет обратиться к психологу, не устраивает актуальная ситуация, перед глобальными изменениями у него могут наблюдаться страхи. Например, он хочет, чтобы изменились его отношения с мамой, но пока не готов менять себя, свои установки, свою личность и свою позицию. Или он хочет изменений в своём состоянии, но не готов для этого тренировать свою волю и развивать навыки саморегуляции. В некоторых случаях терапия затрагивает глубинную структуру семейных систем, личности человека, привычного для него стиля жизни. Именно этого и боятся многие клиенты - а вдруг придётся поменять то, что я менять не готов? Преодоление этого страха возможно через осознание того, что терапия не пойдёт дальше того, насколько готов в ней продвинуться сам клиент. Если ему не подойдут какие-то советы и рекомендации, он всегда может сказать об этом психологу и отказаться от того, что ему не подходит. Изменения в терапии происходят не внезапным магическим образом, а благодаря усилиям и осознанности клиента. Это значит, что никакая терапия не сможет изменить его против воли.

 

3. Страх перед доверием, открытостью и близкими отношениями. Отношения между психологом и клиентом можно назвать достаточно близкими, хотя этот контакт и является односторонним. В терапии именно клиент открывается психологу, а психолог выполняет свою профессиональную роль. Выдержать необходимость открытости, а также односторонний характер этого контакта некоторым людям довольно сложно. Кому-то, в принципе, трудно открываться другому человеку. Кому-то трудно открываться в ситуации, где нет взаимной открытости. Преодолеть этот страх возможно, во-первых, осознавая, что каждый психолог обязан соблюдать профессиональную этику, а, значит, бережно относиться к открытости клиента и соблюдать конфиденциальность в своей работе. Во-вторых, психотерапевтические отношения за счёт их структуры обычно отличаются предельной экологичностью. В них предусмотрены моменты переноса, контрпереноса, привязанности клиента к психологу, воспроизведения им привычных паттернов поведения. И компетентный психолог знает, как с этим работать, - как строить и завершать контакт, как реагировать на перенос. Поэтому вероятность получить травму или столкнуться в ретравматизацией в хорошей терапии чрезвычайно мала. 

 

4. Страх попасть к некомпетентному психологу. На психологических форумах и сайтах часто обсуждается проблема соблюдения психологами профессиональной этики, использования ими нестандартных методов и, в целом, критериев компетентности специалистов. И не во всех подходах к психотерапии принято использовать те методы, эффективность которых научно доказана. Например, когнитивно-поведенческий подход опирается на исследования и научно значимые результаты, а психоанализ, гештальт-подход, юнгианская психология, гуманистический подход в большей степени обращают внимание на уникальный процесс, предпочитая статистике творческие методы. Однако в каждом подходе встречаются специалисты, которые работают лучше или хуже, помогают большему или меньшему количеству человек, могут подойти или нет конкретному человеку. В этом смысле, выбирая психолога, важно немного разбираться в подходах, доверять себе и учитывать свои предпочтения. В качестве критериев профессионализма психолога могут выступать: достойное образование, опыт, постоянное самообучение, прохождение психологом супервизий и интервизий, хорошие отзывы, качественные статьи и вебинары. 

 

Помимо перечисленных выше, могут быть и иные страхи обратиться к психологу. Например, страх того, что психолог может загипнотизировать, без спроса ввести в состояние транса и развести человека на деньги. Или страх, что психолог может навязать клиенту своё мнение и видение проблемы. Или, например, страх уязвимости перед психологом, когда человеку может казаться, что, владея особыми профессиональными знаниями и навыками, психолог будет видеть его насквозь, а, значит, видеть и даже осуждать его тёмные стороны, которые стыдно кому-либо показать.

 

Чтобы преодолеть эти страхи, во-первых, важно понимать, как работает профессиональная этика психолога. Помимо бережного отношения к клиенту, безоценочности и конфиденциальности, она предполагает принцип информированного согласия, который заключается в том, что психолог заранее предупреждает клиента об используемых им методах, правилах работы и возможных трудностях в ходе терапии. Во-вторых, чтобы преодолеть страхи перед психологами, полезно развеять мифы о психологии, а на эту тему уже написано достаточно много статей. Как правило, эти мифы сводятся к особой магической роли и власти психолога в процессе, но, на самом деле, любой грамотный психолог занимает по отношению к клиенту партнёрскую позицию. В каком бы методе он ни работал, он интересуется согласием клиента на интервенции и работает с помощью рациональных, предсказуемых методов, за которыми обычно стоит какая-то концепция, о которой написано немало книг. В этом смысле, главной опорой клиента является он сам и его собственный выбор - какой человек вызывает у него больше доверия, какая концепция откликается. Не менее важно задавать психологу вопросы и обсуждать с ним свои страхи, а также заботиться о себе в процессе терапии, т.е. быть внимательным к своим ощущениям и чувствам. 

 "Созависимость. Семейная болезнь", - гласит название одной из книг Валентины Москаленко, специалистки в области созависимости. В этом названии отражена суть созависимости - её корни уходят в семью страдающего ей человека, в особую семейную ситуацию, которая была связана с тем, что кто-то из членов семьи был зависимым, а другие приобщились к этой болезни через ответную систему поведенческих и эмоциональных реакций - созависимость. 

 

Чаще всего причиной созависимости является именно алкогольная зависимость кого-то из членов семьи, но в современной аддиктологии выделяется и ряд других зависимостей. Зависимость может быть наркотической, игровой, сексуальной, пищевой или какой-либо ещё. При этом механизм разных зависимостей схож, и одни и те модели поведения действуют при разных зависимостях. Если говорить о психологических причинах зависимости, с одной стороны, это попытка заполнить внутреннюю пустоту, с другой стороны - уход от невыносимой реальности в альтернативное измерение, другой мир или изменённое состояние сознания.

 

Созависимость формируется тогда, когда человек вынужден сосуществовать рядом с тем, кто зависим, а, значит, частично брать на себя те жизненные функции, с которыми не справляется или не всегда справляется зависимый из-за своей болезни, спасать его, определённым образом относиться к его болезни - с одной стороны, выражать недовольство и, может быть, ругать, просить что-то сделать с этой зависимостью. С другой стороны, жалеть и пытаться помочь. Так, созависимый человек ходит по кругу сценария преследователя-спасателя-жертвы, оказываясь то в одной, то в другой, то в третьей роли. Не реагировать на то, что происходит с зависимым, ему трудно, и он вовлекается, пытается быть полезным и нужным, воспринимает чужую проблему, как свою, но в то же время переживает давление и несвободу от всей этой ситуации.

 

Если человек сосуществует с зависимым родственником с раннего детства, либо вырос в семье, где были зависимые, а, значит, есть и созависимые, высок риск, что его границы с самого начала будут нарушены, поскольку, функционируя в режиме треугольника преследования, спасения и жертвования, семейная система не может сохранять здоровые границы. И тогда в моменты формирования и обозначения границ они неизбежно будут нарушаться другими членами семьи, а впоследствии человеку будет трудно отделить своё "я" от чужого. 

 

Созависимым людям свойственно сливаться со своими близкими, растворяясь в них, и это значит не только то, что они склонны принимать на себя чужую боль, вовлекаться в решение чужих проблем и жертвовать собой ради других. Им трудно почувствовать себя в контакте с другими, и сам момент контакта часто означает для них потерю себя. И тогда сама ситуация контакта становится шаткой, ведь здоровый контакт подразумевает, что в нём участвуют два человека, два разных "я" со своими особенностями и пожеланиями. Сливаясь с другими, человек теряет границу контакта. Принося себя в жертву, он лишь на поверхностном уровне отказывается от своего "я", но в глубине души ждёт за это наград и ответных жертв, которые часто оставляет за пределами контакта, т.е. не проговаривает их с другими людьми. В итоге получается, что, не получая желаемого, он копит недовольство и взрывается, превращаясь из жертвы в преследователя, а потом жалеет того, на ком сорвал свою злость, и начинает его спасать.

 

Чтобы разорвать порочный круг такого сценария и созависимости, важно начать работать с собой и со своими границами. Такая работа начинается с малого - с самосознания и с момента отчётливого осознавания, в какие моменты созависимый человек теряет себя, каким образом он выбирает отказ от себя, как происходит его слияние с другим. Если начать отслеживать такие моменты, они каждый раз проявляются в повседневных коммуникациях. Например, когда созависимый человек отказывает кому-то, в этот момент он может находиться не в себе и с собой, т.е. не в контакте с собой, а на том полюсе, где другой человек. И тогда он сопереживает ему, переживает за реакцию другого человека, думает о том, чем ему грозит этот отказ в будущем, волнуется, как другой человек переживёт его отказ, но не думает в этот момент о себе. Таких ситуаций перенесения внимания на чужие реакции и чувства, т.е. гиперэмпатии можно выделить много. То же самое происходит с созависимым человеком, когда кто-то попал в беду. В эти моменты он также не с собой, а с другим, его точка внимания находится в другом, а не в себе. А, отворачиваясь от себя, он перестаёт понимать собственные потребности и чувства, которые, однако, не покидают его, но становятся его фоном или частично уходят в бессознательное, ведь в центре внимание сейчас совсем другие вещи - забота о ком-то другом или спасение кого-то другого.

 

В пособиях и книгах по созависимости часто отмечается, что созависимые люди не такие альтруистичные и благородные, какими они хотят казаться другим. Спасая других, они ждут гораздо большего взамен, совершая сделку по негласному правилу - "если я спас тебя, теперь ты мне обязан". Им часто свойственно манипулировать чувствами других, без чего им трудно почувствовать себя по-настоящему нужными. И тогда путь выздоровления начинается с признания проблемы. С того, что спасающе-преследующе-жертвенное поведение приносит не пользу, а вред как самому человеку, так и тому, кого он спасает. С понимания того, что размытые границы создают трудности в отношениях для обеих сторон. С того, чтобы перенести центр своего внимания с других на себя и научиться заботиться, прежде всего, о себе, а, значит, брать на себя ответственность за свои чувства и реакции, не перенося в этот момент центр тяжести на другого и предоставляя ему свободную возможность справиться самому. 

Умение заботиться о своих границах важно для каждого человека, поскольку благодаря ему он сохраняет себя и регулирует свой контакт со средой. Навык отстаивания своих границ относится к более широкой практике заботы о себе, которая подразумевает, что человек себя любит, ценит и уважает. 

 

На практике запрос на работу с границами часто выглядит завуалированным, например - "хочу, чтобы от меня отстали", "хочу, чтобы меня никто не трогал", "кто-то другой нарушает мои границы, и я хочу, чтобы он перестал это делать". Во всех этих случаях уже в самом запросе содержится ценная информация о том, как человек выносит свою границу за пределы себя и помещает её в других людей, как бы передоверяя её им. Ведь, если нам хочется, чтобы нас не трогали, нам кажется, что другой человек решает, трогать нас или нет. И можно его об этом просить, можно требовать, но мы не властны над ситуацией - наша граница находится в зоне его контроля, и тогда психотерапия здесь тоже бессильна.

 

Чтобы работа с границами увенчалась успехом, в первую очередь, необходимо вернуть границу самому клиенту, чтобы только он мог решать, трогают его или нет, позволяет он себя беспокоить или нет, готов ли он терпеть диалог в неприятном для себя тоне или неуважительное отношение к себе. В этом смысле, психологическая работа с границами не может распространяться на окружающих клиента людей, но может научить его самостоятельно регулировать то, как он обращается со своими границами. Например, если его беспокоит, что кто-то постоянно звонит, в его власти не отвечать. Если кто-то рядом хамит, в его власти выйти из этого контакта. 

 

Осознание того, что граница находится внутри, приводит к вопросу о том, при каких обстоятельствах, как и зачем человек сам нарушает свои границы - терпит что-то неприятное, соглашается на то, что ему неудобно, подстраивается под других людей и теряет себя. И за этим могут стоять разные причины - страх кого-то обидеть, потерять отношения или работу, утратить возможности, стать изгоем, нарваться на агрессию и т.д. Но, отказываясь от себя, человек живёт в постоянном дискомфорте, и тогда уже ни отношения, ни работа не приносят ему радости, если он вынужден постоянно чем-то жертвовать. Следуя этому пути, он предаёт свою аутентичность и лишает себя возможности найти для себя ту среду, которая больше всего подходит ему для самореализации.

 

Внутренняя граница - это форма контакта человека с окружающей средой или форма его адаптации. И, если разбираться в истоках, часть их уходит в детство и семейные модели поведения, другая часть обусловлена личным опытом. Если человек долгое время успешно адаптировался, отказываясь в значимых для него вопросах от себя, своих потребностей и своего мнения, перестроить эту систему поведения трудно и страшно, но возможно. 

 

В психологической работе с границами психолог обычно обращает внимание на то, что, какими бы ни были проблемы с отстаиванием границ, у любого человека есть зоны или сферы жизни, которые он готов защищать и в которые он никого не допустит. Например, человек может быть очень покладистым, уступчивым и безотказным в рабочих вопросах, но он категорически отказывается обсуждать свою личную жизнь. Или, наоборот, ему проще поставить границы в формальных контактах, чем отстоять их в контакте с родителями. В этих случаях принципиальные для человека вопросы, в которых он не допускает нарушения границ, являются очень ресурсными для работы с этой темой. Если человек уже говорит чему-то "нет", значит, он способен это делать, и именно в этом месте находится его граница. Тогда навык отстаивания границ уже есть, и вопрос в том, что именно человек помещает внутрь этой границы, а что оставляет за её пределами, в чём он готов регулировать свою границу самостоятельно, а в чём доверяет управление ей другим людям.

 

При работе с границами также важно помнить о функции границы. С одной стороны, граница обеспечивает защиту личного пространства, а с другой - выполняет функцию контакта со средой. Обе эти функции отчётливо прослеживаются в деловых контактах, где сама форма взаимодействия является границей. Она позволяет людям говорить о делах, контактируя на той дистанции, которая не переходит в сферу личного. Так, деловые коммуникации обычно подразумевают вежливый и сдержанно-доброжелательный стиль ведения переговоров. 

 

Обращаясь с запросом "хочу научиться отстаивать свои границы", человек нередко бывает настроен довольно воинственно. Это связано с тем, что следствием долгого подавления себя является накопленная агрессия. Человек устаёт от такой ситуации, и ему наконец-то хочется сжать руки в кулаки и начать активно отстаивать и защищать свои права. И, действительно, для защиты своих границ нужна агрессия, однако далеко не все ситуации защиты границ требуют такого накала этой агрессии - многие из них решаются спокойным и мирным путём, посредством уверенного отказа, концентрации на себе и эмоциональной невовлечённости в чужую манипуляцию. 

 

Подводя итоги, важно отметить, что заботиться о границах можно по-разному. Можно передать их в руки другого человека, и тогда придётся как-то воздействовать на него, чтобы он обращался с нашими границами так, как нам хочется, но этот способ довольно энергозатратен. Можно выходить из всех неприятных коммуникаций, пользуясь избегающей стратегий, но тогда граница теряет свою контактную функцию, и человек рискует остаться в одиночестве или немногочисленном бережном к нему окружении. А можно делать акцент на том, что граница - это форма контакта, а, значит, она находится между нами и другим человеком, и тогда граница - зона нашей собственной активности, нашего вклада в тот или иной контакт. 

В ответ на вопрос "может ли психолог навредить клиенту?" многие психологи уверенно скажут, что нет. И, действительно, в случае, когда психолог хорошо знает свою работу, её различные тонкости и нюансы, соблюдает профессиональную этику, посещает супервизии и интервизии, повышает свою квалификацию, проводит качественную диагностику и применяет техники безопасности, вероятность причинения вреда клиенту чрезвычайно мала, что обычно подразумевается по умолчанию или проговаривается на первых сеансах, перед началом терапии.

 

Однако в социальных сетях и публичном пространстве часто можно встретить жалобы клиентов на то, что психолог причинил вред. Разбираясь в вопросе, кто прав, кто - виноват, важно учесть те обстоятельства, при которых терапия может быть потенциально неэффективной или даже опасной для клиента.

Итак, в каких же случаях терапия может причинить клиенту вред?

 

1. В случае, если в момент терапии клиент находится под действием психоактивных веществ, т.е. в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Большинство психологов не работают в этом состоянии с клиентами, о чём заранее их предупреждают. Если клиент приходит на сеанс под действием психоактивных веществ или алкоголя, психологу важно распознать это состояние и отказаться от работы в нём, поскольку, во-первых, для эффективной терапии человеку важно находиться в сознании, и терапевтическое воздействие в состоянии опьянения не достигнет своих целей. Во-вторых, терапия в состоянии опьянения может быть потенциально опасна для клиента, поскольку в этот момент его может затопить бессознательным материалом, а сознательные механизмы контроля будут ослаблены, что влечёт за собой риск погружения в деструктивное состояние, из которого клиенту будет трудно самостоятельно выйти. 

 

2. В случае, когда клиент находится в состоянии острого психоза. В состоянии острого психоза клиент, в первую очередь, нуждается в психиатрической и медикаментозной помощи, чтобы сначала купировать психоз, а затем начать психотерапевтическую работу. Если психолог будет работать с клиентом в момент психоза, во-первых, эффективность такой работы под большим сомнением, поскольку в этот момент клиент недоступен непосредственному контакту и в слабой степени владеет собой, чтобы рефлексировать и выполнять психологические упражнения. Во-вторых, работа психолога в этом состоянии чревата ещё более глубоким погружением человека в психоз и усугублением ситуации, особенно, если эта работа связана с трансовыми техниками, символами коллективного бессознательного, трансперсональными методами. Работа с подобными методами подразумевает, что у клиента достаточно крепкое и прочное эго, чтобы выдержать столкновение со своим бессознательным материалом. Если же его эго уже размыто психотическим состоянием, от данных методов психологу стоит воздержаться и порекомендовать клиенту обратиться к психиатру, если есть подозрения на психоз и потерю связи с реальностью. Грамотный психолог обычно в состоянии предсказать вероятность психоза и, если такая вероятность высока, он воздерживается от техник, которые могут привести к этому состоянию (например, в гештальт-подходе с пограничными и психотическими клиентами техника пустого стула не применяется вовсе или применяется с большой осторожностью).

 

3. В случае, когда психолог нарушает профессиональную этику. Под профессиональной этикой подразумеваются базовые этические принципы, из которых исходит психолог в своей работе - конфиденциальность, уважительное отношение к клиенту, отказ от вступления в двойные отношения с клиентом. Например, в своей работе психологу важно быть толерантным. Он не оценивает клиента, не выносит этических суждений по поводу него и уважительно относится к любому опыту. Если психолог чувствует, что определённые темы вызывают у него эмоциональное напряжение, и он не способен проявлять толерантность в них, он перенаправляет клиента к своему коллеге. Но он не должен навязывать клиенту свои взгляды и убеждения. Его личные ценности также не должны влиять на процесс терапии, который строится только на основании запроса клиента. В случаях же, когда психолог пытается навязать клиенту свою картину мира, есть риск причинения вреда, особенно, если клиент является человеком внушаемым, ищет в ком-то опору, проецирует на психолога родительскую фигуру и находится в очень уязвимом состоянии. Точно так же психолог может серьёзно навредить клиенту, если нарушит принцип конфиденциальности в работе. Рассказанная за пределами сеанса информация может попасть в какие угодно руки и, например, испортить клиенту репутацию или даже сломать ему жизнь. Поэтому нарушение конфиденциальности можно назвать профессиональным преступлением.

 

4. В случае, когда психолог нарушает или позволяет клиенту нарушать сеттинг. В психотерапии обычно приняты определённые границы и рамки, и они заранее обговариваются с клиентом. Эти рамки включают в себя договорённость на время начала и окончания сеансов, продолжительность и частоту сеансов, границы общения между психологом и клиентом. Вред от нарушения сеттинга может быть, на первый взгляд, не очень очевидным (например, можно подумать - "а что такого страшного, если мы задержимся на пару минут?"), но в контексте длительной терапии частые ситуации нарушения сеттинга значительно замедляют процесс и способствуют увязанию как клиента, так и психолога в проекциях и переносах, что серьёзно осложняет ход терапии.

 

5. В случае, когда клиент является пограничной или очень травмированной и, как следствие, нарушенной личностью по своей психологической структуре и организации. Иногда в терапии психолог может столкнуться с клиентом с глубокой пограничной организацией личности или даже с пограничным расстройством личности. Такие люди, как правило, пережили в своём личном опыте многочисленную травматизацию, склонны к самоповреждениям, аутодеструктивному поведению и запутанным отношениям. В этих случаях клиент ранится об весь окружающий его мир и обо всех окружающих его людей вне зависимости от того, как они себя ведут. А ранится он из-за собственных проекций и моделей поведения, которые направлены на то, чтобы проверить тот или иной контакт на прочность. В этих случаях психолог заранее предупреждает клиента о том, что терапия может быть болезненной, а сам механизм и сценарий того, как клиент попадает в ситуации ретравматизации, потребует длительной коррекции. 

 

Подводя итоги, можно сказать, что в некоторых случаях терапия может быть нежелательной или даже потенциально опасной для клиента, но все эти случаи поддаются диагностике и отслеживанию психолога, благодаря чему в большинстве ситуаций он заранее способен предупредить об этом клиента и снизить риски. Не меньшая ответственность за заботу о себе лежит и на клиенте, со стороны которого также важно соблюдение правил безопасности, информирование психолога о своем состоянии здоровья, внимание к себе, уважение к границам и выполнение общих рекомендаций психолога.

В суицидологии накоплены разные методы диагностики суицидальных мыслей и намерений, а также способы работы с этими состояниями. Но в данной статье я сделаю акцент не на конкретных методиках, а на более общих ценностно-методологических принципах и подходах, из которых может исходить психолог в работе с такими клиентами.

 

Первый подход опирается на жёсткую позицию безусловной ценности жизни и, главным образом, является превентивным, т.е., прежде всего, направлен на предотвращение суицида. Для этого психолог занимает директивную позицию, характерную для спасающего больных врача, и настаивает на подписании клиентом антисуицидального контракта, по условиям которого во время терапии клиент обязуется не предпринимать никаких суицидальных попыток. Антисуицидальный контракт позволяет психологу юридически обезопасить себя и побудить клиента сделать выбор между жизнью и смертью в пользу жизни, поскольку, если он решается на терапию, он признаёт, что терапия – за жизнь, про жизнь и для жизни. Директивная позиция психолога в этом подходе воспринимается как меньшее зло, по сравнению с угрозой суицида, т.е. как нечто допустимое в экстремальных для жизни клиента условиях и соразмерное степени риска.

 

Если первый подход условно можно назвать «медицинским», для второго подхода больше подошло бы название «гуманистического». Этот подход исходит из безусловной и абсолютной ценности свободы клиента, в том числе в таком сложном экзистенциальном выборе, как «быть или не быть». В этом подходе психолог не считает приемлемым для себя давить на клиента, занимать директивную позицию, к чему-либо принуждать клиента, даже если вопрос касается жизни и смерти.

 

В качестве яркого представителя второго подхода в юнгианском направлении можно выделить Дж. Хиллмана, который в книге «Самоубийство и душа» предлагал оригинальные методы работы с темой суицида. С его точки зрения, фантазии клиента о суициде отражают буквализацию более глубинных стремлений человека к символической, а не реальной смерти, а, значит, к трансформации. Проще говоря, думая о суициде, клиент хотел бы не физически умереть, а измениться самому, либо, чтобы изменился мир вокруг него. И тогда важно не запрещать эти мысли в анализе, не избегать их, а, напротив, идти в них и прорабатывать этот материал, но исключительно символически. На практике это означает, что психолог свободно обсуждает с клиентом все фантазии последнего на этот счёт и предлагает символизировать их – нарисовать, красочно представить и попробовать понять, что должно произойти в результате этого действия, в чём его предельный смысл, к чему в итоге стремится клиент. Например, фантазии о собственной смерти у клиента могут включать горюющих друзей и родственников, и тогда можно предположить, что в жизни ему остро не хватает их внимания, но, возможно, он потерял надежду на обретение их любви при жизни. Или, мечтая о небытии и пустоте, клиент, на самом деле, хотел бы положить конец своим душевным или физическим страданиям, но не видит иного выхода. В конечном итоге, процесс символизации выводит клиента на осознание, что его предельным мотивом является не смерть сама по себе, а изменение ситуации, в которой он оказался. 

 

Мысли о способе суицида также диагностичны, поскольку позволяют провести параллели с тем, как клиент справляется с проблемами в жизни. Например, фантазия о том, чтобы застрелиться, может указывать на накопившуюся, подавленную агрессию и на стремление резко разрубить узел своих проблем (одним выстрелом или ударом), а не аккуратно распутать его. Фантазии о том, чтобы умереть легко и безболезненно (под действием таблеток или газа) могут означать желание клиента уйти от проблем, а также нетерпимость к любой боли и фрустрации, что проявляется и в его жизни. На символическом уровне в этом случае хочется, чтобы проблемы были решены сами, без его участия, без его страданий, а он предпочёл бы не вовлекаться и просто забыться.

 

Аналогично важны для анализа и фантазии клиента о загробной жизни, если возникают мысли о смерти. Верит он или нет в её существование, как себе её представляет, какие чувства вызывают эти представления. Эти фантазии символизируют то, к чему, по сути, стремится клиент, когда думает о суициде. Если он фантазирует о рае, скорее всего, ему не хватает удовольствий и комфорта в жизни, если о пустоте – покоя и отдыха, если боится адских миров и мучений – похоже, за мыслями о суициде стоит нестерпимое чувство вины. Как правило, фантазии о наличии или отсутствии и качестве загробной жизни тесно связаны с религиозными представлениями клиента, которые также могут стать ресурсом для проработки этой темы. Например, можно обратить внимание на то, как близкая клиенту по духу религия относится к этой теме, каким образом аргументирует допустимость или недопустимость суицида. Если клиент атеистичен по взглядам, можно рассмотреть эту тему с позиции рациональности – насколько рационально, с его точки зрения, как «быть», так и «не быть», и какие доводы сейчас во внутреннем конфликте перевешивают.

 

Обретая символическую форму, фантазия разряжается на уровне чувств, и вместо безысходности человек погружается в более широкий контекст скрытых смыслов этой темы. Таким образом, открывается возможность выйти за пределы этой темы, открыть для себя нечто другое, более важное и ценное. И для этого терапевту вовсе не нужно применять никакого давления и насилия, подобно санитарам,  надевающим на пациентов смирительные рубашки. Всё-таки психологическая работа является более тонкой, и простым «нет, нельзя» или «пока мы с вами работаем, вы обещаете…» вряд ли решить столь сложную психологическую проблему.

 

С точки зрения представителей директивного подхода, антисуицидальный контракт является эффективной профилактической мерой, а главный акцент в работе они делают именно на заботе и безопасности. Однако в этом подходе есть некое противоречие. Ведь, если психолог показывает, что ему не всё равно, и он категорически не поддерживает фантазии клиента, во-первых, время контракта оказывается ограниченным (получается, что психологу не всё равно только во время работы, а после её окончания запрет внезапно снимается), а, во-вторых, директивная позиция открывает поле для опасных манипуляций. Зная о том, что для психолога это тревожная тема, клиент попадает в рисковую для себя ситуацию соблазна отреагирования, наказания терапевта несоблюдением контракта. Кроме того, условие контракта для продолжения терапии демонстрирует неверие психолога в то, что клиент справится с этой проблемой сам, без дополнительного контроля. 

 

В недирективном подходе психолог демонстрирует уважение к любым мыслям и фантазиям клиента, а также полную готовность их принять, не осуждая и не диктуя клиенту, что ему делать. Однако этот подход также имеет свои ограничения, и стоит с осторожностью его применять к тем клиентам, способность к символизации у которых нарушена или развита не в полной мере, а также к клиентам в психотических состояниях, где размыта грань между символическим и реальным.

Порой случается так, что внешние политические, экономические и иные глобальные события вызывают массовую панику. Подобную панику мы могли наблюдать в начале пандемии коронавируса, когда люди массово скупали продукты и вещи бытового обихода и забирали свои деньги из банков. Аналогичная паника происходит и сейчас. Исходящие из паники действия обычно совершаются по первым иррациональным импульсам, когда информация не проверяется человеком, но становится руководством к действиям. Такие действия отличаются быстротой, порывистостью, отсутствием или недостатком анализа информации. Они направлены на то, чтобы обезопасить себя, подготовиться к "чёрному дню". В ситуации паники человек реагирует на любую информацию, как на внешнюю угрозу, что мешает ему критично воспринимать действительность и анализировать её. Поддаваясь массовым импульсам, он теряет спокойствие, устойчивость и способность позаботиться о себе.

 

Как же противостоять массовой панике? В данной статье будут изложены простые рекомендации, которые, возможно, принесут кому-то пользу.

 

1. Во-первых, прежде, чем стать руководством к действию, любая информация должна быть тщательно проанализирована и проверена. Даже если человек чувствует, что находится в непредсказуемой ситуации и дефиците времени, стоит воздерживаться от импульсивных действий и стараться вникать в суть того, что доносится из разных новостных источников и СМИ. Для этого можно составить структуру вопросов, которые помогут лучше сориентироваться в происходящем. Например - о чём говорится, в чём суть доносимого сообщения, кто говорит, что этот человек говорил или писал ранее, насколько реалистичными оказались его слова, на что направлено передаваемое сообщение, какие чувства оно вызывает, зачем оно передаётся, какую цель может преследовать тот, кто его распространяет, кому может быть выгодна реакция на него. Анализ любого послания из СМИ по этой структуре не занимает много времени, но позволяет создать между собой и принимаемой информацией барьер или фильтр, и отличить то, что может оказаться полезным, от пустых и вызывающих панику сообщений. 

 

2. Во-вторых, в ситуации неопределённости трудно планировать что-либо дальше, поскольку ситуация в основе своей непредсказуема, и развернуться она может как угодно. Поэтому любые действия по планированию самого худшего исхода, скорее, забирают у человека текущие ресурсы, чем, в действительности, готовят его к тому или иному исходу событий будущего. Какие бы действия мы ни совершили, мы не знаем, как дальше развернётся ситуация, и насколько эти действия окажутся полезными. Трудно просто наблюдать за событиями и не делать ничего, и совершение хаотичных движений даёт иллюзию, будто бы делается хоть что-то, однако, не факт, что эти действия приведут к успеху. Но, лишая себя актуальных ресурсов, человек лишает себя и возможности справиться с теми трудностями, которые могут настигнуть его в будущем. Поэтому в стрессовой ситуации лучше позаботиться о сохранении ресурсов.

 

3. В-третьих, поскольку ситуация паники размывает индивидуальность и личность человека, подчиняя его массовым настроениям, важно попробовать сохранить и удержать самого себя, т.е. контакт с собой. Вместо того, чтобы ориентироваться на то, что думают, пишут и говорят другие, для этого нужно, в первую очередь, спрашивать - а что думаю по этому поводу я сам? Какие чувства у меня вызывает актуальная ситуация? Каким образом она связана со мной сейчас? Каким образом она может быть связана именно со мной в будущем? Личное отношение к ситуации может быть сформировано только изнутри, поэтому нужно постараться вернуть себе связь со своими чувствами. А для этого человеку важно выделить время на то, чтобы остаться наедине с собой и поразмышлять. Выйти из бесконечного потока сменяющих друг друга новостей и попробовать найти в себе своё собственное отношение к происходящему.

 

4. В-четвёртых, важно чётко различать прошлое, настоящее и будущее. Часто паника вызывается опасением, что в будущем повторится нечто, что уже было в прошлом. Но это опасение является лишь предположением, поскольку мы не знаем, что именно произойдёт в будущем. В зоне влияния у нас есть только настоящее, и именно оно поддаётся нашей регулировке, в отличие от прошлого, которое уже прошло, а потому не может быть изменено, и будущего, которое ещё не наступило, а, значит, мы не можем знать, каким оно будет. Мы можем только предполагать, и это действие, исходя из настоящего. Поэтому для снижения паники и восстановления контакта с собой человеку важно вынести за скобки как прошлое, так и будущее, обратив внимание на то, каким образом он действует здесь и сейчас, что он думает, что он чувствует, какие тревоги и опасения испытывает, каким образом справляется с ними, что он может здесь и сейчас сделать, чтобы улучшить своё актуальное самочувствие. 

 

5. В-пятых, необходимо помнить о методах и техниках самоподдержки, которых существует огромное множество. Это могут быть медитации, дыхательные техники, расслабляющие ванны, прогулки. В ситуации стресса, острых переживаний и опасений человек нуждается в том, чтобы поддержать себя. Пообщаться с близкими, позаботиться о себе, удовлетворить свои базовые потребности, уделить время своим увлечениям и хобби - тому, что заряжает его энергией. Любой стресс истощает и, погружаясь в него, мы забываем о насущном - о том, что поддерживает нас, помогает нашей психике и нашему организму справиться со стрессом. И, чтобы, действительно справиться, важно делать свой вклад в настоящее, в свои актуальные силы и ресурсы, поддерживать своё психическое и физическое здоровье уже здесь и сейчас. 

Запрос на умение говорить "нет" актуален для нашей культуры по разным причинам. С одной стороны, многие дети растут без отца или в семьях с дисфункциональными отцами, а именно отец берёт на себя ведущую функцию в том, чтобы сформировать у ребёнка чувство структуры и границ. С другой стороны, сказывается фон христианской культуры, поверхностное понимание которой погружает людей в темы вины и воздаяния, и приводит к отождествлению простого бытового "нет" с жестокостью, а безотказности - с состраданием и милосердием. 

 

Неумение говорить "нет" создаёт человеку проблемы в разных ситуациях - на работе, в личной жизни и, в целом, в любой социализации. Сближаясь с другими людьми, он постоянно сталкивается с тем, что у них возникают какие-то запросы и потребности, которые он не хочет или не в состоянии удовлетворить. Не отказывая, он злится и обижается на других, а, отказывая, страдает от чувства вины и не может пережить чужую фрустрацию, что превращается в замкнутый круг и может вести к печальным последствиям резкого разрыва значимых отношений или избегания близости.

 

Но, если наблюдать за собой и происходящим вокруг, ситуации, в которых нам нужно сказать "да" или "нет" возникают на каждом шагу. Мы говорим "да" или "нет", если на улице к нам обращается прохожий за помощью, в магазине, когда нам предлагают какой-то товар, в кабинете у врача, когда мы даём или нет согласие на некую процедуру или вмешательство, в разговорах по телефону, когда нам звонят с разными интересными и не очень предложениями. 

 

Однако, как правило, весь комплекс связанных с неумением говорить "нет" переживаний и реакций актуализируется лишь в определённых ситуациях. Большинство людей легко могут отказать навязчивому продавцу, отказаться от ненужной услуги, сказать "нет" в ответ на звонки мошенника из "Сбербанка" (если человек уже владеет этой информацией и отдаёт себе отчёт в происходящем). Но почему-то иногда становится сложно сказать "нет" начальнику или отказать другу в просьбе. Типовые ситуации, в которых трудно сказать "нет", у каждого свои, и для начала надо разобраться, что это за ситуации, что в них вызывает такой сильный эмоциональный заряд.

 

За неумением сказать "нет" обычно скрываются ранние детские страхи и переживания отвержения, но могут быть и ситуации насилия, когда отказ ребёнка вызывал у родителей реакции, которые ломали его, заставляли закрыть рот и согласиться или промолчать, чтобы не стало хуже. И, если родители пугали ребёнка, либо совершали над ним физическое или эмоциональное насилие в ситуациях, когда он нуждался в том, чтобы утвердить себя, вероятно, в тот момент они не чувствовали в себе достаточно сил, чтобы справиться с детскими капризами и отказами, ведь это мог быть, например, отказ ходить в детский сад или в школу, отказ убирать свою комнату, а психологические знания и компетенции есть отнюдь не у всех родителей. Поэтому родители могли делать то, что они умеют и знают, а именно - повторять модели своих родителей и обращаться с ребёнком так, как когда-то обращались с ними. 

 

Несмотря на то, что во взрослом возрасте человек более свободен и независим, и чужое отвержение уже не сможет убить его, оставив без заботы и пропитания, во взрослом возрасте тоже может быть неприятно и больно, когда тебя отвергают. Многим людям страшно потерять партнёра или друга, остаться в одиночестве или без работы. Поэтому, говоря "да" вместо "нет" тому, чего они не хотят, они в то же время говорят "да" чему-то ещё, что для них важно - дружбе или отношениям, одновременно говоря "нет" самим себе, в чём и кроется главный корень проблемы. Ведь невозможно поддерживать какие бы то ни было длительные, устойчивые и благополучные отношения, отказываясь в них от себя. Отказ от себя ведёт к ситуации созависимости, слияния, а затем и к агрессии, усталости и, как следствие, к дисгармонии в отношениях. К тому же, и партнёр как по бизнесу, так и по личным отношениям вряд ли хотел бы видеть рядом с собой уставшего, вымотанного и вечно недовольного человека, который делает всё, что бы он ни попросил, но без энтузиазма, без желания, а ломая себя и совершая над собой насилие. 

Таким образом, научиться говорить "нет" важно не только с целью заботы о себе, но и с целью заботы о других. Говоря "нет", мы обозначаем свои возможности и потребности, что не менее важно для окружающих, чем умение слышать их. Не проявляя себя, мы, напротив, ставим других в неловкую и непредсказуемую ситуацию, в которой они не знают и могут лишь догадываться о том, чего мы хотим, а чего - нет. А, значит, мы не проявляем достаточной честности, не рискуем быть открытыми и прерываем саму возможность диалога. 

 

Как же научиться говорить нет? В первую очередь, важно вернуть себе утерянный в проблемной или конфликтной ситуации контакт с самим собой и признать внутреннее противоречие. Да, сейчас некая часть меня хочет чему-то сказать "да", а чему-то другому - "нет". Возможно ли развести эти вещи? Могу ли я сказать "да" дружбе, но "нет" - конкретной просьбе? Как можно было бы выразить своё стремление сделать и то, и другое? Или: есть ли некие условия, при которых я мог бы сказать "да"? Например, с удовольствием согласился бы, если бы услуга была оплачена. И тогда тоже следует внести это в диалог - да, могу, на таких-то условиях. Но бывает и так, что наше "нет" звучит категорично, и нам не хочется делать чего-то ни при каких обстоятельствах. Тогда следует понять, что стоит за этим "нет" - идеологическое убеждение, личная неприязнь к человеку, либо некая важная для нас ценность. И это тоже не стоит оставлять за пределами контакта - продуктивнее будет попробовать внести в него эту ценность или чувство. Например, нет, потому что мне это не интересно. Или: нет, у меня сейчас нет для этого ресурса или настроения. Или: нет, потому что я убеждён, что это не принесёт мне пользы.

 

Искреннее "нет" звучит гораздо более убедительно, чем социально желательная отговорка, однако в ситуациях, когда критично сказать именно дипломатичное "нет", можно прибегать и к последним. Самое главное - прочувствовать и сохранить за собой право на самого себя - на то, чтобы быть отдельным от других, самостоятельным и независимым человеком со своими личными потребностями и желаниями, который не обязан жертвовать собой ради кого-то другого и вполне свободен отказаться от этого, если не хочет. 

Процесс психотерапии подразумевает определённый регламент, который может отличаться у разных терапевтов, в зависимости от подхода. В рамки регламента входят время, место, частота встреч, формат общения между психологом и клиентом. Некоторые терапевты работают час, другие - 50 минут, третьи - полтора часа. Кто-то предоставляет клиенту возможность звонка или письма терапевту вне сеанса в случае экстренной ситуации (например, при работе с суицидально опасными клиентами), кто-то - нет. Кто-то работает по предоплате, кто-то другой просит оплату лишь по факту сеанса. У кого-то оплачивается каждый пропуск, у кого-то другого - лишь в случае отсутствия предупреждения за 24 часа.

 

Эти границы обусловлены как спецификой подхода, так и индивидуальным стилем работы психолога, и они содержат в себе терапевтический смысл. Например, внекабинетное общение создаёт опасность двойных отношений между психологом и клиентом, которые негативно влияют на ход процесса, поскольку в этом двойном общении вынужден раздваиваться и клиент - часть материала он обсуждает на сеансе, а другую часть выносит за его пределы. Формат 50-55 минут необходим, если запись клиентов следует друг за другом, и за 5-10 минут психологу нужно проветрить помещение, сходить в туалет, подготовиться к следующему сеансу. Если эти простые, бытовые вещи не будут сделаны, к следующему сеансу он может быть не в рабочем состоянии. 

 

В качестве основных функций границ можно выделить поддержание стабильности, устойчивости терапевтического пространства и терапевтичного формата работы, а также защиту и комфорт обеих сторон, чтобы в процессе у них были равные права и возможности. Например, когда в последний момент отменяет сеанс терапевт, он берёт на себя компенсацию пропуска, и клиент не остаётся с чувством, что его оставили, бросили, причинили ущерб, а взамен ничего не дали. Аналогичную степень ответственности берёт на себя и клиент, ведь он тоже отвечает на свои действия в процессе. 

 

Однако, несмотря на то, что условия обычно обсуждаются заранее, иногда в терапии возникают ситуации проверки границ. Например, клиент может "случайно" позвонить или написать клиенту вне сеанса с каким-то деловым вопросом, который касается психологии, - не предоставит ли терапевт какую-то информацию ("внекабинетное общение, в целом, нельзя, но вдруг по теме и по делу можно?"). Либо клиент может отменять сеансы по согласованному с терапевтом графику, но отменить при этом 5-10 сеансов подряд в надежде сохранить за собой прежнее время. Опоздания или попытки задержать сеанс также являются проверкой границ - не задержится ли психолог, как он отреагирует. Или, например, клиент может быть убеждён, что, если он не внёс предоплату за сеанс, таким образом он уже негласно и понятно для психолога предупредил о его отмене. 

 

Проверки границ подобного рода могут отражать попытки клиента экспериментировать с внешней средой, проверяя её на прочность. Когда клиент ставит под сомнение границы терапевтического пространства, он вызывает психолога на взаимодействие, т.е. на диалог или конфликт по этому поводу. В широком смысле, эти попытки можно рассмотреть как стремление клиента к большей эмоциональной близости в процессе. Иногда он может сомневаться в том, что он, действительно, важен для своего терапевта, в том, что он вызывает у терапевта какие-то чувства, в том, формален ли терапевт в выполнении своих обязанностей или человечен. Нарушая границу, сознательно или бессознательно, он ждёт реакции. Заметит ли терапевт, что я опоздал, или терапевту всё равно? Интересно ли психологу, почему я опоздал? Будут ли здесь меня ругать за опоздания, как в школе или на работе? Накажут ли? Насколько все выставленные психологом границы по-настоящему работают, либо контракт формален? Если контракт только формален и формален психолог, не является ли столь же формальным, бесполезным и сам процесс? Психолог - это функция или живой человек?

 

С другой стороны, проверка границ, по сути, представляет собой попытку нарушения запрета. Одной из функций запрета в терапии является создание особой формы отношений, в которой невозможно отреагировать, а, значит, повышается внутреннее напряжение, которое сублимируется в работу. К примеру, в терапии есть строгий запрет на романтические отношения между психологом и клиентом. И, если у клиента возникают к терапевту специфические чувства, эти чувства подвергаются анализу, они становятся материалом для дальнейшей работы - насколько эти чувства похожи на те чувства, которые клиент испытывает в отношениях, какие в них присутствуют проекции и ожидания, почему выбран именно недоступный и запретный объект и насколько часто такие объекты выбираются клиентом... В анализе эти чувства разбираются отстранённо и как бы со стороны, ведь, испытывая их, клиент не погружается в отношения. 

 

В некоторых случаях запрет может порождать желание его нарушить - например, когда в семье клиента бытовали такие порядки, при которых что-то было категорически нельзя, но иногда можно. В этом случае клиент и в терапии будет ждать этого "иногда" или ситуации, когда "за хорошее поведение можно". И тогда само восприятие сеттинга порождает у клиента переживание двойственности, он до конца не верит в то, что чего-то совсем ни при каких обстоятельствах нельзя, и не понимает, в чём смысл этого запрета. А, значит, ему не хватает определённости - всё-таки понять, в конечном итоге, можно что-то или нельзя.

 

Также, попытка нарушения запрета иногда отражает агрессию со стороны клиента. Если ход процесса вызывает большое сопротивление, обсуждаются дискомфортные темы, нет ожидаемого эффекта, клиент может бессознательно захотеть "наказать" терапевта - создать ему неудобные условия, поставить в неловкую ситуацию, обмануть, вызвать на конфликт, чтобы отреагировать агрессию.

 

Перечисленные выше причины проверки границ не являются исчерпывающими, и за проверкой границ могут стоять переживания беспомощности (когда человек не может утвердить себя в другом пространстве, а терапия кажется ему более безопасной средой), прогрессивные скачки в терапии (когда клиент решается быть активным и пытается символически изменить условия, а, значит, делает первые шаги в сторону изменения своей жизни), чувства тревоги и небезопасности (непонятно, насколько прочным является терапевтическое пространство, если не проверить его), а также иные мотивы (нехватка спонтанности и свободы в процессе, проекция на терапевта строгого родителя, избыток внутренне запретных тем, от которых слишком тесно, а потому "теснота" проецируется на сеттинг и т.д.). В каждом из них необходимо разбираться индивидуально, помня о том, что происходящее в терапии является самым ценным и показательным для анализа материалом. Именно поэтому обычно психолог не игнорирует, а разбирает эти моменты, пытаясь понять, что именно сейчас стоит за данным действием, какое значение оно имеет для клиента и его запроса, и на что указывает проверка границ символически.