Я уже писал ранее о нарциссическом расстройстве личности, и в этой статье мне кажется важным отразить идею, что мы можем рассматривать собственный невроз контртрансфера, как мостик к пониманию невроза клиента.

 

Напомню, что Нэнси Мак-Вильямс описывает личность с нарциссическим расстройством как «организованную вокруг поддержания самоуважения путём получения подтверждения со стороны», уточняя, что речь идёт о людях, для которых эта задача затмевает все остальные, а не о просто чувствительных к критике или похвалам.

 

«Озабоченные тем, как они воспринимаются другими, нарциссические люди испытывают глубинное чувство, что они обмануты и нелюбимы».

 

Также важно обратить внимание на то, что нарциссическая патология — это не сохранившееся до взрослого возраста нормальное детское чувство собственной грандиозности, а скорее компенсация ранних, и потому глобальных разочарований во взаимоотношениях.

 

Теперь перейдем непосредственно к идее контрпереноса, но при этом придется уделить несколько слов переносу в "клиент -терапевтических" отношениях.

 

В отличии от психоанализа, где работа с переносом является"визитной карточкой", многие гештальтисты считают что его надо избегать, и зачастую "дефлексируют" этот феномен в отношениях с клиентами.

 

При этом, в настоящее время, многие аналитики придерживаются мнения, что при переносе аналитическая ситуация становится сценой, на которой может быть представлен внутренний мир анализанта, в «здесь и теперь», и в аналитической ситуации может разыгрываться и проживаться прошлый опыт. Ничего не напоминает?

 

Совершенно очевидно что это прямая речь из гештальт-терапии.

 

Однако, Фриц Перлз считал, что специальное преобразование спонтанного переноса клиента в «невроз трансфера» (то есть переноса), и искусственное взращивание его аналитиком, бесполезным и даже опасным маневром, поскольку невроз трансфера может способствовать развитию и поддержанию существования проективных механизмов, которые Перлз рассматривает у клиента как способ сопротивления социальной реальности и уклонения от ответственности.

 

При этом, явления переноса, как таковые, не отбрасываются, а просто рассматриваются по мере их возникновения, и при этом сам перенос не служит основным двигателем терапии.

 

Здесь я полностью соглашаюсь с Фрицем - при "контролируемом участии" вполне возможно учитывать что опыт, (реальный и фантазируемый) проживаемый клиентом в ситуации диалога с терапевтом возможно рассматривать как нечто большее чем "простую" проекцию.

 

Для терапевта важно не избегать, а осознавать этот процесс, и помочь клиенту выразить это в действии, в ситуации эксперимента в "здесь и сейчас".

 

А теперь настало время поговорить о контрпереносе.

 

Контрперенос в концепции психоаналитика Мелани Кляйн – это "экстернализация внутренних объектных отношений, использующей примитивные защитные механизмы". Здесь я полностью с ней согласен - потому что это доказывает моя собственная многолетняя практика, но об этом чуть позже.

 

Сам термин «экстернализация» ввела Карен Хорни (в свое время Фриц Перлз проходил у неё психоанализ), для описания тенденции ухода человека от реального Я, и возложения ответственности за собственные трудности на внешние факторы и обстоятельства жизни.

 

У некоторых тренеров по гештальт-терапии можно встретить вульгарную трактовку невроза контртрансфера: предполагается, что терапевт "видит" в клиенте значимое для него лицо - мать, отца и.т.д., не важно позитивно или негативно относившегося к нему, и начинает тоже относится к нему соответственно, теряя фигуру клиента.

 

Однако, если я, как терапевт начинаю видеть в клиенте "знакомые" черты, то очень важно понимать, что я вижу Себя, объективизируя какую-то свою сторону - это может быть идеальный образ Себя, или наоборот, отвергаемый, или то, что Мне не хватало в моих родителях, и о чем Я фантазировал/а.

 

Или то, что Я не смог/ла принять в них и Я этого избегал/а. Всё это - именно Мои непринятые или неосуществленные потребности быть кем-то.

 

Таким образом мы видим, что проецируя на клиента "знакомые" черты, мы отдаляемся от себя, избегая и отдавая "кому-то" свои неосознаваемые стороны личности и незаконченные отношения.

 

Суть невроза контртрансфера - "Я-реальное (Ego - функция self разворачивающаяся в действии) взаимодействует с Я-идеальным (в данном процессе эту роль играет функция Personality) вместо того, чтобы взаимодействовать со средой.

 

Таким образом и нарушается регуляция "организм - среда". В своей практике я убедился, что в этом смысле, контрперенос является маркером моих собственных незаконченных отношений с самим собой.

 

И это не всегда приятный, но, безусловно очень полезный опыт - потому что завершение этих гештальтов на супервизии и терапии, помогает заметить и поработать с нарциссической травмой, которая безусловно может проявляться у любого терапевта.

 

Что же касается "обычного" нарцисса, с фиксированной характерологической динамикой - то мы видим, похожий процесс проецирования, однако усиленный, и который мы называем "нарциссической проекцией".

 

Мы можем заметить, что нарцисс не может долго удерживаться в отношениях - партнёрских, любовных, дружеских, коллегиальных, клиент-терапевтических, и так далее. Этому мешает такое проявление характера, как преувеличенное чувство собственной важности - отсюда ожидание постоянного восхищения, озабоченность постоянным поиском "идеального партнёра", идеального терапевта, то есть требование безоговорочного соответствия его ожиданиям/проекциям.

 

Нарцисс всегда озабочен фантазиями об успехе, власти, и при этом, завидуя другим, постоянно думает что другие завидуют ему. Он как бы находится в непрерывном движении между полюсами "Я великий" и "Я ничтожный" - а "полюс Ничтожности" приносит очень много боли, и чтобы находиться в нем как можно меньше времени, нарцисс либо "раздувает" свой "полюс Значимости", либо проецирует на другого свое ощущение ничтожности.

 

Поэтому, пытаясь возвысить себя в своих собственных глазах, нарцисс склонен принижать и даже очернять других, хотя и не по­лучает от этого удовольствия, поскольку переживает свое выдуманное "превосходство" как обязанность: "- Я лучший, но мне это дорого стоит!"

 

При приближении к "полюсу ничтожности", часто возникает чувство стыда, поэтому имеет смысл остановиться на этом подробнее.

 

Стыд является очень "горячим" ощущением: он буквально размораживает организм, который замирает при ситуации, которая потенциально может нести опасность. Таким образом, чувство стыда возникает на границе ID и Ego функций SELF , и предостерегает нас от действий, которые могут разрушить значимые отношения с окружением, однако если по какой-то причине он не прожит, и/или не был воплощен в действия (извинение, и т.п.), то возможна фиксация стыда и деградация в токсическую вину, которая в функции Personality может выражаться как непреходящее ощущение " Я виноват/а".

Этот процесс может быть в случае, если стыд является настолько сильным, что просто не может быть прожит и выражен через действия (либо функция Ego недостаточно сформирована) - например, родители или другое значимое окружение постоянно на протяжении долгого времени стыдят ребёнка, опираясь на свои интроекты.

 

Также возможно, если в истории присутствует кратковременный травматический эпизод (возможно сексуальное насилие или харрасмент).

 

Важно помнить, что сам стыд является здоровым ощущением, и если он осознаётся и выражается в Ego- функции через действия, то в функции Personality стыд трансформируется в опыт, который удерживает индивидуума от действий, которые могут нанести вред ему и окружению.

 

С точки зрения гештальт-терапии, я бы сказал, что возможно и аутоагрессивное проживание стыда, например через нанесение себе повреждений, в случае, если в Ego - функции присутствуют ретрофлексивные процессы, т.е. срыв (прерывание контакта) проживания/выражения его в среду.

 

Таким образом, стыд "компенсируется" через самонаказание и человек может считать что он "искупил" и больше не чувствует себя виноватым, однако опыт, который он получает в этом случае также является травмирующим в прямом смысле. Поскольку мы рассматриваем процессы SELF как взаимодействие "Организм - Среда", то можно заметить, что, например, если прерывание/срыв проживания стыда происходит через дефлексивный процесс, то, с точки зрения стороннего наблюдателя, мы получим постоянно и "эффективно" (с точки зрения, конечно, самого индивидуума) оправдывающегося человека, в функции Personality имеющего опыт реализации диады "стыд-оправдание".

 

Классический психоанализ признал лечение нарциссизма невозможным, однако, в гештальт-терапии мы можем посмотреть на эту проблему более оптимистично - поскольку нарциссические проекции и интроекции имеют низкий уровень энергии, сам приход нарцисса в терапию (а это уже энергичный шаг!), является той точкой, с которой мы можем начать, чтобы "перенаправить" энергию клиента от фантазий на осознавание реальности.

Гуманистический подход к психотерапии К. Роджерса сформировался на базе критики поведенческого подхода, который казался Роджерсу слишком формальным, директивным и объективирующим клиента. Вместо того, чтобы рассматривать человека как разумное животное, которое вынуждено обуздывать свои инстинкты, чтобы не причинять вред другим людям, К. Роджерс предложил такой подход, который позволил бы вернуть глубинную веру в позитивную и созидательную природу человека. Для него человек - не набор инстинктов, стимулов и реакций, а творческое существо, которое нуждается в любви и принятии для исцеления и здоровой социализации.

Работая с людьми с нарушениями поведения и адаптации, он отмечал, что только принимающий подход позволяет им вернуть доверие к себе и способность действовать, исходя из конструктивных мотиваций. Так, например, за агрессией он обнаруживал глубоко скрытую за ней боль. За антисоциальным поведением - нехватку любви и принятия.

В своём подходе К. Роджерс исходил из того, что клиент является лучшим экспертом в области собственной жизни, а задача терапевта - слушать и внимать, сохраняя контакт со своими чувствами и возвращая этот контакт клиенту. В этом подходе именно уникальный терапевтический контакт между психологом и клиентом является исцеляющим, поскольку в нём клиент получает тот опыт здоровых, открытых и зрелых отношений, который недополучил в жизни. Чтобы создать возможность для переживания такого опыта, терапевту нужно быть конгруэнтным, т.е. целостным. Свободно и искренне вносить свои чувства в терапевтическое пространство. Не обманывать клиента. Не закрываться от подлинного контакта интерпретациями или конструктом "переноса", а быть непосредственно и быть настоящим.

Такая терапевтическая роль предполагает высокую степень ответственности и зрелости самого терапевта, ведь, чтобы создать здоровые и зрелые терапевтические отношения, психолог должен быть в достаточной мере устойчивым и внимательным как к самому себе, так и к другому.

Избавление от интерпретаций в гуманистическом подходе позволяет психологу не быть директивным. Исходить из реальности, слушать клиента, не навязывать свою позицию, не давить, не принуждать и не уходить от контакта. Избавление от понятия переноса помогает не патологизировать клиента и не превращать терапевтические отношения в искусственные. Оба приёма позволяют достичь большей близости, естественности и спонтанности в терапевтическом пространстве.

Сложность применения такого подхода состоит в том, что открытое пространство неизбежно должно быть чем-то заполнено. И, если нет техник, готовых интерпретаций и работы с переносом, в терапевтическом контакте открывается широкое поле для свободы и творчества. Без готовой структуры терапевтический процесс каждый раз становится иным, ведь любовь и принятие, несмотря на универсальность этих чувств, в каждом индивидуальном случае будут выражаться по-разному. А, значит, успех такой терапии во многом будет зависеть от опыта и интуиции терапевта, от умения установить уникальный контакт, в котором клиент почувствует, что его любят и принимают таким, какой он есть, вне зависимости от чувств, которые он сейчас выражает.

Предельная безоценочность Роджерса выглядит как терапевтический идеал, доступный далеко не каждому специалисту. Ведь быть по-настоящему безоценочным и подавлять в себе автоматически и по привычке возникающие оценки - это разные вещи. А, чтобы прийти к подлинной безоценочности, терапевту необходимо быть очень проработанной личностью, из чего следуют закономерные ограничения в применимости этого подхода. Далеко не все начинающие терапевты могут за короткие сроки вырасти до уровня такого принятия.

Несмотря на практические трудности применения этого подхода, связанные с отсутствием конкретных техник, методов принятия и демонстрации этого принятия клиенту, гуманистический подход задаёт ценностную планку, к которой, на мой взгляд, стоит стремиться каждому практикующему психологу. Этот идеал состоит в том, чтобы быть любящим и принимающим, целостным и конструктивно действующим в согласии с собой, эмоционально отзывчивым, эмпатичным и чувствительным.

Но всё же без конкретных техник и методов трудно найти форму выражения такого принятия. А, значит, в большинстве случаев одного гуманистического подхода недостаточно - необходимо ещё что-то, что позволило бы структурировать терапевтическое пространство и опыт клиента. Например, гипотетические, но не универсальные для всех концепты, терапевтические вопросы, упражнения и гибкие техники, направляющие процесс самопознания, но не ограничивающие его слишком жёсткими рамками.

В этом смысле, гуманистический подход вряд ли сильно противоречит поведенческому, ведь в некоторых случаях у клиента может быть запрос на анализ деструктивных убеждений, изменение привычек или формирование новых навыков. Но суть гуманистического подхода не в том, чтобы не откликаться на такие запросы, а в том особом отношении, которое в идеале должно пронизывать весь терапевтический процесс, чтобы он был эффективным. Ведь трудно по-настоящему помочь чужому и безразличному человеку, который воспринимается психологом лишь в качестве объекта. Чтобы исцеление могло свершиться, необходим контакт и обмен, а, значит, из этого процесса невозможно изъять глубинную личностную вовлечённость психолога, которая по умолчанию подразумевает доверие клиенту, уважение к его "нет", готовность быть рядом и оказывать поддержку на пути самопознания.

И тогда любому психологу, в любом подходе иногда полезно обратиться к трудам Роджерса и задать себе проверочные вопросы: "Насколько сейчас я слышу и готов слышать своего клиента? Не слишком ли я настойчив в интерпретациях? Не пытаюсь ли я заполнить ими нехватку контакта? Насколько моя интерпретация сейчас вдохновляет клиента к самопознанию? Не заслоняет ли она его от меня и от него самого?". Согласно логике Роджерса, интерпретации могут быть опасны тем, что они ограничивают свободу как терапевта, так и клиента. Обретаемый с их помощью терапевтический эффект носит временный характер, когда их автором не является сам клиент. Поэтому для долгосрочного эффекта было бы полезнее принять неопределённость и научиться быть в ней до тех пор, пока клиент самостоятельно не созреет для большего самораскрытия и не породит лучшее для себя решение из глубин самого себя.