1.Внутриличностный конфликт, проведенный через терапию осознанностью, может стать действенным фактором развития креативности субъекта до творческого стремления, и в случае если субъект «научится управлять» некоторыми акцентуациями своей личности, он уже не будет переживать вновь рецидивы внутриличностных противоречий и обрекать себя на «анализы» и консультирование, где его будут учить временно «снимать» напряженность. Но в целом, он будет оставаться в плену того типа критической ситуации, которая (согласно классификации Ф.Е. Василюка) называется «инфантильным жизненным миром»[2].  

2.Благодаря эффекту осознанности, которая невозможна без такой культур-антропологической константы человека как сознание, субъект будет способен и готов (на уровне смысловой установки) идти дальше - по пути творчества, реализуя не только насущные потребности, но и человеческое предназначение – быть субъектом жизни. 

Важным для нас оказалось одно замечание В.Н. Дружинина: «Среда, в которой креативность могла бы актуализироваться – пишет он -, обладает высокой степенью неопределенности и потенциальной многовариантностью [1,с.95]. В дальнейшем, описывая формирующий эксперимент, целью которого было выяснить, влияет ли такая среда на креативность поведения, Дружинин (работая с детьми, с которыми регулярно взаимодействовали взрослые, т.е., были в контакте), естественно, обращается к игре, в которой креативная ценность игрового действия определялась отнесением каждого придуманного события к нескольким типам. Нас привлек первый указанный им тип игрового события, а именно: 

«1. Событие понимается как постановка проблемы, предполагающей множественность решений, дающей толчок дальнейшему развитию игры [1, с.95]». На наш взгляд, именно с этим типом «придуманного события» «играет» субъект с выраженным внутриличностным конфликтом. 

 Углубляясь в описания внутриличностного конфликта, можно провести такую аналогию: то, что В.Н. Дружинин пишет о «среде, в которой могла бы актуализироваться креативность», можно отнести к самому внутриличностному конфликту, рассматривая его как ту «субъективную среду», в которой может актуализироваться творческий потенциал субъекта. 

В эксперименте Дружинин замерял уровни креативности испытуемых и было выявлено, что «преобладающей является следующая тенденция: вслед за существенным повышением наблюдается ее некоторое понижение» [1, с.97 ] и тут же, он делает ключевое для нашей темы предположение: «Может быть, объяснение следует искать не в средовом влиянии, а в изменении личностных структур испытуемых... Вероятно, процесс преобразований затрагивает не только креативные свойства, но и некоторые другие (личностные) образования, динамика изменения которых может отражаться на динамике изменения креативности» [1, с.99]. И далее В.Н. Дружинин указывает на особенности второй половины эксперимента, о которых мы пока умолчим, но отметим, что именно эта информация заставила нас внимательнее присмотреться к акцентуациям, которые сопровождают внутриличностный конфликт. И, одновременно, воспринять формирующий эксперимент В.Н. Дружинина как модель терапии осознанностью, во многом схожую с гештальт-терапией.  Но – по порядку. Кратко о понятии «внутриличностный конфликт». 

Слово «конфликт» восходит к латинскому значению «conflictus», что значит «столкнувшийся».  «Столкновение» это, очевидно, наиболее острый момент контакта. Понятие «контакт» - одно из ключевых. Мы опираемся на схему контакта, хорошо известную в гештальт-терапии:  преконтакт, контактинг, финальный контакт, постконтакт [3] 

Если перенести значение «столкнувшийся» на «внутриличностный конфликт», то  можно сказать, что это – «столкновение» чего-то с чем-то, находящимся в тесном контакте именно «внутри» личности. Что же с чем сталкивается, переживаясь личностью болезненно? – Ясно, что речь идет об остром  столкновении разнонаправленных, противоречащих друг другу, желаний, потребностей, мыслей. И, как следствие, - парализация их поведенческих коррелятов – и на уровне актов, и на уровне действий, и на уровне поступков. 

Почему же это происходит? Возможный ответ: «потому, что у него есть и то, и другое, и третье, но нет «всего»! А «все» имеет очень высокий ценз неопределенности! В итоге, сама рационально привитая в ходе социализации последовательность удовлетворения и реализации желаемого и мыслимого фрустрирует самого «носителя» желаний, потребностей и мыслей – самого индивидуума. И уже ясно: причины следует в пространстве переживаний, в чувственно-эмоциональной сфере.  

 Отметим, что, когда речь идет именно о внутриличностном конфликте, ему сопутствуют экзистенциальные переживания: тревога, беспокойство, маета, бессонница, агрессия, озлобленность (Resentiment). И вот, для сравнения, данные «детского» эксперимента ВНД: «Особенностями второй половины эксперимента являются повышенная конфликтность (агрессивность), неустойчивость настроения, высокая амплитуда колебаний эмоционального состояния, подверженность отрицательным эмоциям, тревожность, сензитивность, перевозбуждение…. Можно отметить выраженные изменения в эмоциональной сфере испытуемых. Характер изменений в эмоциональной сфере можно условно определить как невротический… - пишет Дружинин [1, с. 99.]. Понимая, что невротик это универсальная характеристика социального субъекта, особенно с точки зрения психоанализа, мы в своем исследовании дифференцировали это понятие с помощью трех акцентуаций. Это: шизоидная (1), собственно, «невротическая» или пограничная (2)  и нарциссическая (3) акцентуации. 

Направляясь в сторону мира переживаний, находим уже хорошо описанные причины, влекущие за собой, внутриличностный конфликт: это и стресс,  и психологические травмы, и интроекты, и другие причины, варьирующие в зависимости от той концепции, которой придерживается ученый, изучающий механизмы внутриличностных конфликтов. Описан и сам внутриличностный конфликт. Детальная его модель представлена, например, в динамической концепции личности Д.Н. Хломова [4], базирующейся на теории гештальт-терапии П. Гудмана и Ф. Перлза [5].  

Согласно этой концепции, индивидуум имеет как физиологические, так и психологические границы, посредством которых он определяет для себя оптимальные диапазоны контакта с социальной средой, в которой видит источник реализации своих потребностей. Контакт со средой может быть успешным, а может прерываться на различных стадиях, и это прерывание связано с определенными акцентуированными чертами личности, которые образовались в результате патогенных, травматических процессов, происходящих в различные периоды жизни, особенно в детстве, и представляют собой, - считает Хломов - прерванные и нереализованные потребности в безопасности, слиянии и манипулировании. Этим нереализованным потребностям и способам построения и завершения контакта  из многочисленных акцентуаций, выведенных в рамках неопсихоанализа, как раз, и соответствуют   шизоидная, невротическая и нарциссическая акцентуации личности (или «типы личности» по С. Шону). Они оказывают негативное действие на развитие контакта, а именно: «шизоидный уход», «невротическое залипание», «нарциссическое обесценивание» [6] 

Естественно, данные акцентуации личности представляют собой защитные механизмы психики, являющиеся актуальными в момент определенной угрозы для нее на ранних стадиях развития личности, но в настоящий момент являющиеся архаичными механизмами, прерывающими контакт - в виде аффективной реакции, не оставляющей человеку выбора и возможности его совершать и утверждать в действии.  

Интересно, что, практически, в этом же ключе размышляет и В.Н. Дружинин, продвигая и нашу мысль дальше. Он пишет: «Многие выявленные во второй части эксперимента способы эмоционального реагирования детей (плач, агрессия) являются, видимо, различными архаичными вариантами психологической защиты от дальнейшего развития креативных свойств. Наравне с формированием установки на проблемность мышления… набирает силу отвержение такой установки как вредной, препятствующей определенному способу функционирования (высокий уровень креативности отвергается системой жизнедеятельности индивидуума)»  [1, с.99 -100].

Т.о., креативность оказывается вредной для системы жизнедеятельности индивидуума, и он хочет вернуться к привычным стереотипам поведения, восстановить равновесие. И этот эффект не стоит сбрасывать со счетов, тем более, что он «работает» на улучшение психо-эмоционального состояния индивидуума, и еще К. Левин предупреждал, что не всякий клиент готов «вынести» высоту, на которую может поднять его психолог-терапевт, и следует быть чутким к запросу клиента.  

Задачей терапии,  в этом контексте, является: обнаружив, скажем, невротическую акцентуацию, прожить травму, и открыть возможность индивидууму сделать выбор, который восстановит равновесие, вернет в спокойное состояние, когда субъекту станет ясно, что он может реализовывать контакт – и не только с терапевтом, но и со средой, миметическим образом которой является терапевт. 

Процесс психотерапии проходит,  параллельно используя два метода: личную и групповую терапию, в результате которых человек учится осознавать и осознавать себя определившимся. В гештальт-терапии под осознанием понимается не только понимание происходящих процессов и потребностей, но и проживание приходящих с ними чувств. Это проживание не есть что-то само собой разумеющееся, но, по сути, есть сам живой опыт, опыт как ценность жизни. И эта ценность жизни моделируется в контакте с терапевтом. 

В начале терапии человек учится описывать свои потребности, вербализуя, понимать их, видеть свои аффективные защитные механизмы, проживать базовые потребности и травмы, приобретая посредством группы и терапевта варианты возможных действий, освобождаясь от жестких оков обусловленных жизненных сценариев и обретая тем самым свободу выбора.  

В процессе терапии терапевт является соучастником и проводником процесса клиента. Отличием терапевта от клиента является глубина осознанности и вариативность выборов (повышенная чувствительность терапевта). В терапии терапевт присутствует своей осознанностью, вниманием,  эмпатией и, в зависимости от того, как развивается процесс клиента, терапевт либо фрустрирует,  либо поддерживает происходящий процесс (терапевт лечит своими травмами – в этом смысл «пройти свой психоанализ», «свою гештальт-терапию»). Он помогает клиенту либо удержать процесс, фигуру потребности, либо прервать или корректировать разворачивание фигуры, если у клиента недостаточно ресурса для проживания травматического опыта, или данная фигура перекрывает другую, основанную на более базовой потребности.  

Здесь стоит немного подробнее остановиться на вышеописанных акцентуациях. Все они присутствуют в личности человека, различаются только по степени выраженности, а также по характеру акцентуации (н-р, она может быть «адаптивной», а может – «деструктивной»). И здесь важно подчеркнуть, что эти характерологические черты акцентуаций являются проявлением аналогичных функций Self или «самости». Так, шизоидная акцентуация характеризуется такими качествами личности, как уход в себя, аутичность, раздробленность, фрагментарность. Шизоиды не умеют формировать привязанность, боятся развивать контакт из-за страха поглощения и уничтожения. Ведущей эмоцией в прерывании контакта является ужас. Психологические защиты,  используемые шизоидной акцентуацией, это «дефлексия» и «проекция».   

Для невротической (пограничной) акцентуации личности характерны беспомощность, невозможность пребывать без других. Невротикам тяжело быть индивидуальными, отделяться от других, они стараются, идти на слияние с другими. Ведущей пугающей эмоцией является страх отвержения, одиночества, покинутости. Психологические защиты - интроекция и конфлюэнция.  

Нарциссическая акцентуация личности характеризуется сменяемой полюсностью величия и ничтожности. Нарциссы замкнуты на своем внутреннем конфликте, им сложно сочувствовать и сопереживать другим людям. Испытывают страх оказаться неценным, униженным, встретиться с фактом неважности его жизни, действий и достижений с точки зрения других людей, пугает чувство стыда. Психологические защиты -  дефлексия, проекция, эготизм.  

По сути, вышеперечисленные акцентуации являются примером пассивной адаптации Self, а вариант свободного формирования и реализации потребности - пример продуктивного приспособления Self, в  основе которого лежит осознанность. В связи с этим тезисом, Шизоидная, Невротическая и Нарциссическая акцентуации личности - это классификация эмоционально-аффективных нарушений, проявляющихся в контакте, заставляющих индивидуума сопротивляться контакту.   

Отсюда - задачи психотерапевта: следовать установкам, связанным с достижением осознанности через проживание переживания, которому клиент сопротивляется. Смысл установки – снять сопротивление. Метод – поддержка сопереживанием. Эффект происходит благодаря размыканию границы, создаваемой акцентуацией. Установка терапевта на контакт-отношение создает эффект поля, более широкого, нежели поле клиента. 

Т.о., осознанность оказывается терапевтическим фактором, потому что снимает сопротивление своим само-ограничениям. В ходе терапии, терапевт производит такое отношение к клиенту, попадая в поле которого клиент идет на свой страх и риск туда, куда ему идти самому не хватало сил, да и в голову не приходило, поскольку сопротивление шло на бессознательном уровне.  

Ключевым понятием для понимания смысла осознанности становится понятие «поле», как его понимал К. Левин, коннотирующее не с «границей», но с «горизонтом», «расширением», «размыканием». Но, главное, осознанность, как полевой феномен, не принадлежит автономному индивидууму, но по природе своей контекстуально.  

Выводы. По сути, следствием такой терапии является рождение социально адаптивной, осознающей свои потребности индивидуальности. А что же дальше? Концепция идеального и опытного эгоиста явно ограничена, хотя четко идентифицирующийся в социуме субъект ему (социуму) просто необходим. Тут – такое предположение: 

 Поскольку все акцентуации связаны с Self, а, следовательно, жестко завязаны на Другого, то, в силу этого, креативность, которую проявляют клиенты в ходе терапии – не та, о которой говорим мы, поскольку мы делаем акцент на творческом потенциале субъекта, который, как раз, и не обусловлен Другим. Поэтому:   если посмотреть на это как на естественный и необходимый процесс роста человека, однако на следующий уровень поставить духовность, то тут и будет гармония. Терапия осознанностью, безусловно, помогает реализовать или научиться максимально эффективно реализовывать свои базовые потребности, но прохождение ее дает возможность подойти и к высшей потребности  - в самоактуализации (по А. Маслоу), духовности, творчества, а уже дальнейший способ ее развития каждый ищет для себя сам. 

Итак, терапия о которой мы говорим, может быть названа «Контактная терапия осознанностью». Важность контакта: человек получает обратную связь в виде своего собственного опыта. Контакт оказывается ситуативно обусловленной формой отношения именно в силу этой обратной связи. В этом заключается важность и смысл контакта. Структура контакта поэтому должна быть представлена и построена в ходе терапии именно потому, что контакт должен совершиться прохождением последовательно всех его стадий и только в этом случае он завершается опытом, выводящим за границы «базовых потребностей» – к творчеству. Здесь - пределы гештальт-терапии: обрести селф, чтобы он нее отказаться, т.к. творчество не терпит эго-центрации. Т

Таким образом, выстраивается оптимистическая связка: «сознание – бытие-осознанность – творчество».