Однажды где-то в тёплых краях выросла на винограднике виноградинка. Одна из множества других. Она толкалась с другими виноградинками своими боками, уж очень много было их рядом, и не было ей места достаточно. С одной стороны виноградинке было неудобно, а с другой стороны – то, что другие, похожие на неё, были рядом – делало её как будто защищённой. За то, чтобы под солнцем погреться – ей приходилось толкаться ещё больше, отодвигая других. Из маленькой ягоды она стала зрелой, спелой ягодой, которую хотели бы взять многие (так ей думалось). Уж очень аппетитно она выглядела. Чьи-то руки сорвали её, и она попала в бочку. Ей это не нравилось. Она толкала бочку в разные стороны, бродило. С ней производили какие-то действия, топтали, крутили, выдавливали – ей было страшно, но она считала, что так делают со всеми виноградинками: «главное, не сдаваться и быть сильной». Ей было страшно, но она решила не закатываться далеко от всех, она же не слабачка какая-то. Это длилось так долго, что в момент, когда совсем устала сопротивляться - она отдала свою кожуру окончательно и стала вином. «Я буду хмелить всех! Так буду управлять незнакомыми существами, которые посмели меня сорвать и так долго топтали и закрыли в бочке». Из бочки её перелили в бутылку (там было совсем тесно, но она-то знала, что у неё есть план, как управлять миром), закупорили и отправили стоять на полке.

Жил-был песок кварцевый. Он лежал на берегу русла реки и помнил только, что раньше он был гранитом (хотя не был уверен – он ли это был, или тот, кто был до него, и что там случилось, что он песком стал). Хорошо ему было под солнцем и ветром. Он ощущал себя очень сильным и свободным, потому что считал, что он и есть часть солнца (он его отражал) и ветер (когда в вихре кружился). Но тоска была у него, что отдельный он и сыпучий. Не знал он, как цельным стать. И потому, когда он попал на завод, то с азартом, громким шипением и клокотом пошёл в печь с высоченной температурой. Ему всё равно было: кем он будет, что там будет дальше. Вышел из печи он с ощущением формы и цельности. И радоваться бы самое время, да стал он стеклянным бокалом – хрупкий и тонкий. Вроде, и мечта сбылась, да пустота внутри огромная стала ощущаться ещё больше.

Встретились в один прекрасный день вино и бокал. Соблазнило вино бокал, налилось терпким внутрь, заполнило до краёв. Вину стало хорошо, что стенки бокала, вроде бы и ограничивают, но сбежать-то, если что, можно (не в бочке ж или бутылке закупорено). И бокалу хорошо - наполнен он вином красивым. И солнце в том вине с бокалом и нотки ветра свободного, что знал из них каждый раньше. Но прошло немного времени и бокал понял, что без вина он пустой станет, а с вином красивым, пьянящим - прекрасен. Держал бокал вино крепко, всякие речи рассказывая о том, что к океану поедут, на лучшем столе стоять будут, жизнь-сказка. Понимал, что маловероятно это случится, но главное – вино удержать. Вино же плескалось в бокале, ощутив снова, как раньше, что держат его. И неважно куда, главное, что оно ж вон аж какой путь прошло, сильное, не сдаваться и неважно, что дальше, главное, чтобы не с этим вот бокалом каким-то! Вон есть другие тары – поприличнее, чем это стеклянное хрупкое не-пойми-чего.

И сказка эта печальна, так как выхода из этого ни вино, ни бокал не знали. Но очень-очень глубоко внутри вино грезило и молчало о том, чтобы успокоится и принять себя не только пьянящей, но и уязвимой в своем непостоянстве и изменчивости, со всеми своими страхами и болью. А бокал мечтал о том, чтобы стать отдельным, цельным, наполненным и ясным, чтоб замечать не только вино, но и всё, что окружает, а особенно - себя.

Ни один не знал, что эта виноградинка в тот самый момент времени находилась и зернышком в земле, кожурой, соком яблочно-виноградным, микстурой, частью бочки, кормом птицы, картиной художника, рисующего виноградник. А бокал ещё был одновременно стеклянной банкой, частью дома, скульптурой в парке, дорогой у дома, песком на берегу, частью ветра, зеркалом, солнцем и гранитом.

---

Созависимые отношения: это отношения двух людей. Один из них внешне проявляет себя как человек, который не может обходиться без другого (не существует, не живёт) и плохо понимает, кто он сам. Второй же всячески пытается избежать близких отношений и проявляет весь арсенал контрзависимости, чтобы другого оттолкнуть и не попасть туда, где он станет уязвимым и слабым, и, вероятно, исчезнет, будет убит, не выживет.

Истинной же потребностью (тщательно скрываемой) созависимого является обратное: собственная цельность и отдельность, увидеть собственное «Я» (поэтому он пытается «достроить себя», наполняясь другим – выбирая этот способ, как наиболее простой для подмены и ухода до встречи с собой-настоящим). Контрзависимый же скрыто стремится к близости, которой же и очень боится, так как страх потери собственного «я» настолько велик, что он готов на что угодно, лишь бы не быть принятым другими таким, каков он есть со всеми его страхами и несовершенствами.
Но и созависимый и контрзависимый нестабильны в своих истинных и предъявляемых потребностях и потому меняются в своих ролях очень часто. Созависимый и контрзависим в один момент. Контрзависимый созависим. Долгая борьба от близости к отдельности, и так по кругу. Вместо замечания и признания себя в истинности проживаемых противоположных желаний и чувств. Наполнить себя собой. Быть разным и много-живым. Цельным. Настоящим.

(с) Брейтбург Мария.
Магистр психологии, гештальт-терапевт, семейный психотерапевт, сексолог